Перспективы послеклассового общества

                                             ПОСЛЕКЛАССОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

                                                         (С позиций статей на моем сайте.)

 

                                                             1    Проблемы марксизма.

     Марксизм XIX века прогнозировал в веке XX отмирание классового строя (процесс или даже результат – в развитых странах или даже во всем мире). Какие-то, пусть не совсем определенные, подвижки в этом направлении в ХХ веке были. Но уже только “крах социализма” в конце века, причем в самых развитых странах Системы, перечеркнул, в общем, хронологию прогноза.  Даже если огромный, хотя  отсталый  Китай, в XXI веке и начал второй, теперь успешный рывок к коммунизму  (разные марксисты сомневаются в этом, а буржуазию разных стран беспокоит не столько перспективы коммунизма в Китае, сколько перспективы его экономической конкуренции в рамках мирового капиталистического хозяйства), то и это очень не по прогнозу Классиков. Другая сторона ошибочности прогноза Классиков – достаточно устойчивое развитие капитализма именно в самых развитых странах мира практически уже век после Октября. В общем – исторические реалии после Классиков очень сильно отличаются от их прогнозов. С тем марксизм сейчас в остром кризисе, с тем количественное сокращение марксистского движения при его качественном разброде. Подливают масла в огонь потеря частью марксистов пролетариата в самых развитых странах (капитализм без пролетариата и будущее развитых стран без его диктатуры вопреки Классикам?) и др..        

     Коперникианская система мира качественно совершеннее Птолемеевой, но и она не устранила полностью недостатков последней (эпициклы и пр.). Потому астрономические прогнозы  по Копернику через несколько десятилетий после него сильно разошлись с астрономической реальностью, что подрывало доверие к гелиоцентризму даже без “аргументации” инквизиторов. Тем не менее, будущее астрономии оказалось за Коперником (Бруно, Кеплер и далее), а не Птолемеем (при всем умничании в духе позитивизма даже крупных ученых про равную допустимость разных “описаний”). Но практическая проверка каждой правильной теории неизбежно показывает относительность отражения реальности любой из них, необходимость коррекции самых совершенных. Пришлось ведь корректировать не только систему Птолемея (с ее эпохальным достижением в виде шарообразной Земли), но и систему Коперника, ньютонианство до Максвелла и после него. Приходится совершенствовать великолепную классику неклассической физики первой половины ХХ века. А марксизм в принципе не может признать себя на любой ступени развития завершенной, исчерпывающей теорией, вполне прогнозирующей и планирующей практику.

     По-моему…  МАРКСИСТАМ с горечью надо констатировать большую ошибочность прогнозов Классиков, существенное несовершенство марксистской теории, успокоиться – и на холодную голову  разобраться с тем несовершенством, подвергнув  самые ОСНОВЫ самой существенной коррекции. Здесь важны как объективная достаточность коррекции, так и не сползание в прямой ревизионизм, фактический отказ от марксизма (хотя бы и под тем или иным словесным прикрытием). На мой взгляд, сказанное возможно лишь при ясно обозначенных как Классиках  Маркса, Энгельса, Ленина – и только их (не Каутского, не Сталина, не Зюганова, не Христа или Аллаха и пр.); Ленин – в обязательном порядке. Т. е. основой и сохранения, и коррекции марксизма должно быть Наследие трех названных лиц. Без обсуждений должны приниматься (и развиваться дальше) диалектический материализм, атеизм  марксизма. Но просто принятие наследия Классиков вообще, тем более только самых общих мировоззренческих, философских позиций Классиков недостаточно.  Ядро марксизма – самая общая социология (исторический материализм), опирающаяся на философию (диалектический материализм) и задающая исходные позиции “двух частей” (политэкономии и научного коммунизма). Без принятия этого ядра любая интерпретация Наследия будет как бы головой и конечностями без туловища (“останками”,  т. с.), не будет живым марксизмом. Именно безусловно сохраняемое  ядро нужно улучшать, развивать в первую очередь.  И только с тем улучшать, совершенствовать  “две части”, а через “обратную связь” – и диалектический материализм.

     Невозможно оставаться марксистами, не принимая производственный подход  к пониманию общества: не принимая производственные отношения основными среди общественных; не принимая доминирующим в истории закон соответствия характера производственных отношений уровню развития производительных сил; не принимая теорию формаций и их смен как производственно-исторических; не принимая задаваемую производственными отношениями классовую структуру как основную и производственными противоречиями классовую борьбу как главную  общественную борьбу эксплуататорских  формаций; не принимая для этих формаций  определенность политической надстройки производственным базисом. Невозможно – даже принимая часть перечисленного и за его рамками все остальное в Наследии. С этих самых общих социологических позиций должны рассматриваться все другие направления, проблемы марксистских обществознания и политики. Но требуется коррекция (не отбрасывание или замена, не просто урезание или наращивание)  тех позиций.  Важен вопрос об их тщательном обосновании фактами (Маркс и Энгельс, скорее, декларировали их как гипотезы на материале буржуазной общественной науки XIX века). И очень важна прозрачная состыковка основных положений марксизма.

       Можно много дискутировать по производственной сути общества, но желающие быть марксистами должны признавать эту суть без дискуссий – либо подыскать себе другой …изм (с возможными заимствованиями в него из марксизма).

     Действие закона соответствия хорошо обосновано марксистскими историками (больше советскими) ХХ века. Первые очаги классового общества (потянувшие за собой остальное человечество) возникли в регионах производящего хозяйства (с гончарством, ткачеством, началом металлургии и пр.) на базе ирригационных переворотов по Нилу,  Евфрату и Тигру, Инду, Хуанхэ. В Америке классовый строй у земледельцев возник на основе менее выразительного ирригационного переворота по горным долинам и болотистым  джунглям. Возникновение классового строя в Полинезии без  невозможного там ирригационного переворота имело частное значение, но имело место на базе другого роста производительных сил – и при уже наличии в мире давнего классового общества. Феодализм в лучше изученной Европе начался на базе достижений цивилизации античной Римской империи – лишь потом на территориях ее варварской периферии. Первые подвижки к капитализму имели место в Северной Италии и Южных  Нидерландах – к середине второго тысячелетия  самых развитых регионах мира. Первые победоносные буржуазные революции успешно завершились в Северных Нидерландах и Англии, когда те вышли на лидирующие экономические позиции. Последующие буржуазные революции происходили последовательно в самых развитых феодальных странах. Переходы от раннего капитализма к классическому (капитализму свободной конкуренции) происходили на базе промышленных переворотов. Это – только очень наглядные иллюстрации действия Закона. К сожалению – картину путают всякие надуманные анахронизмы, например, “промышленный переворот” в отсталой России не только задолго до буржуазной Революции 1905 года, но даже до изживания крепостничества (в Англии – после Революции и того более после Изживания). До экономического уровня Англии после ее промышленного переворота  СССР поднялся в ходе переворота своей промышленности индустриализацией – гораздо позднее отмены крепостного права  и даже Революции 5 года.  А самая печальная надумка советской общественной науки (точнее – идеологии) – сталинистская концепция построения (раннего) коммунизма в 30е годы ХХ века одной из  отсталых стран Европы и т. д..

     В СССР материалы развития общества интерпретировались с позиций формаций, часто очень успешно. Анализировались переходы от формаций к формациям. Очень важно, что намечались три этапа для: рабовладельческого строя Рима (ранний – до III века с. э., классический – до III века н. э., поздний – до середины первого тысячелетия); феодализма особенно Западной Европы (ранний, классический и поздний); капитализма (по разному обозначаемый доклассический – наглядный в Англии между Революцией и промышленным переворотом с его политическими последствиями; классический свободной конкуренции;  империализм). К сожалению, намеченная трех-этапность формаций не была обобщена и скорректирована с единых позиций, не распространена на разные регионы и эпохи. А ведь понимание общей исторической структуры всех формаций позволило бы грамотно подходить к определению естественного финала капитализма, без ожидания этого финала на рубеже XIX – XX века в развитых странах (тем более в середине XIX века). Мною предложена общая для классовых формаций трех-этапная модель (каноническая – наряду с двух-этапной) в статье “Формационный подход к истории” на моем сайте.

           В классовом обществе перемены производственных отношений осуществляются в ходе классовой борьбы. Это марксизм. Но с Коммунистического Манифеста классовая борьба, закон соответствия и строй формаций увязывались нечетко. Когда позднее началось детальное изучение истории формаций, эта нечеткость стала оборачиваться нелепостями. Получалось, что на всем протяжении формации классовая борьба эксплуатируемых фактически и существовала только для ликвидации этой формации ради интересов еще не существующих эксплуататоров формации следующей, а социальная революция, свергавшая прежнюю формацию – лишь финальный апогей той классовой борьбы, атрибутивной именно уничтожаемой формации. Это –  производственное переосмысление сословного мифа Великой Французской революции об ее сути как свержении господствующих сословий феодализма его третьим сословием, как итоге многовековой борьбы сословий.  А тот миф был сословным перепевом этнического мифа историков-романистов о борьбе романских аборигенов против диких завоевателей германцев с заката Античности больше тысячи лет, пока потомки тех аборигенов не свергли, наконец-то, потомков тех варваров, что и составляет содержание революции. Нелепость сословно-этнических построений подобного рода очень ясно показывала практика Великой Французской революции, где масса дворян (будущий Луи-Филипп, графы Мирабо, Сен-Симон и многие другие), в том числе германских корней, сразу приняла капитализм (позднее приняли практически все уцелевшие), а массовой базой контрреволюции стали представители третьего сословия (крестьяне-вандейцы) отсталого Юга, на котором германский элемент был всегда меньше, чем на Севере. Утверждали же новый строй новые эксплуататоры и эксплуатируемые (те и другие разных сословий), хотя в массе тоже  крестьяне – но формационно уже другие передового Севера.  А с позиций  закона соответствия и концепции формаций  вообще нелепо считать, что с самого начала феодализма, когда производственные отношения только пришли в соответствие с производительными силами и до капиталистических производительных сил еще целая формация – классовая борьба эксплуатируемых уже нацелена (объективно, неосознанно – разумеется) на свержение феодализма. Нужно четко различать классовую борьбу классов одной формации за изменение производственных отношений и статусов классов (при условии их сохранения) внутри ее – и классовую борьбу на уничтожение классов соседних формаций на их историческом стыке, что и составляет содержание межформационной революции (классового общества). Революция в широком смысле (общественно-экономическая трансформация) начинается в конце старой формации генезисом (на базе начала перерастания производительными силлами прежних производственных отношений) новых классов и завершается дегенерацией классов старых (не смешивать эти базисные образования с их надстроечными оформлениями, сословиями – игры мещан во дворянство возможны до конца капитализма; и т. д.)  в начале формации новой.  Два вида классовой борьбы в революциях могут разно переплетаться. Буржуазия, в принципе, может суметь опереться на феодально-зависимых – или феодалы могут поиграть с пролетариатом в “феодальный социализм”; и т. д..  Но результат действительно свершившихся трансформаций один:  все классы старой формации исчезают (при разных их пережитках) – остаются лишь классы новой формации (опутанные теми пережитками).

     Слабое выдерживание марксистского подхода советскими историками иллюстрирует, например, слабый акцент в литературе увязки сильной власти Каролингов VIII-IX века и происходившего тогда в базовых регионах их державе социального переворота (вытеснения аллода бенефицием и свободного крестьянства крепостным). Хотя с позиций именно марксизма банально понимание появление мощной надстройки для закрепления новых отношений. Без этого понимания бытует удивление, что когда во Франции власть Каролингов ослабла, в Германии усилилась власть Оттонов.  А просто во Франции классический феодализм уже одержал победу, тогда как в более отсталой Германии только устанавливался, еще нуждался в поддержке сильного государства. Еще более позднее установление ленно-крепостнических отношений в России обусловило сильное государство XV-XVI века. Слабое понимание соотношения базиса и надстройки в отвлеченных исторических проблемах обернулось катастрофой, когда в ХХ веке ярым надстроечным насилием “строился” базовый коммунизм.

     Итак, мне представляются актуальными в марксистской теории… 1 – ясное понимание роли закона соответствия как до сих пор основного закона исторического развития. 2 – принятие трех-этапной модели формаций как канона и четкое понимание сложности, длительности перехода от формации к формации (трансформации, только пиком, переломом которой являются “основная” революция в традиционном смысле). 3 – понимание двух видов классовой борьбы: классов одной формации внутри нее – и классов разных формаций на их историческом стыке. Важна четкость в понимании системы классов, в понимании формационной привязки классов (нелеп, например,  отраслевой “класс крестьян”, сквозной для нескольких формаций). 4 – нужно четкое понимание заданности в классовом обществе политической, надстроечной истории историей  производственной, базисной.  В более развернутом виде мои предложения представлены в статье “Формационный подход к истории”.

 

                                                                    2    Коррекция Основ.

     Естественные недоработки начальной общей теории марксизма обернулись практически фатальными ошибками.

     Начало среднего, классического этапа капитализма, с его классическими экономическими кризисами, классическим пролетариатом и его классической для капитализма классовой борьбой изначально было принято за начало отмирания капиталистической формации с соответствующими интерпретацией названных явлений и ошибками в создании Основ. Хотя в середине XIX века даже переход лишь к классическому капитализму завершился только в Англии. Энгельс в конце жизни констатировал ошибочность тех принятий, но счел, что перезрелая фаза классического капитализма рубежа XIX-XX   века – естественный финал формации. Этот вывод принял Ленин (четко зафиксировавший перезрелость капитализма – фактически только классического и только в ведущих странах), а Великая депрессия 30х годов, фашизм и Вторая мировая война после Ленина были истолкованы как корректирующие подтверждения мнения Классиков. Хотя были те явления всего лишь проявлениями перехода от перезрелой фазы классического капитализма к капитализму позднему (тогда только в ведущих странах). С тем холодным душем для марксизма стал во второй половине ХХ века тот поздний капитализм с его прокоммунистическими чертами (социал-демократическими режимами и пр.).  Хотя давно известны были профеодальные черты позднего рабовладельческого строя Поздней Римской империи IV-VI века, прокапиталистические черты позднего феодализма (в марксистской науке даже часто излишне раздутые), которые не отменяли феодальных и буржуазных революций, свергающих именно поздние, “пробудущие” этапы формаций.

     Ошибочное сравнение перехода от раннего капитализма к классическому с революционным переходом от (позднего) феодализма к (раннему) капитализму вызвало неверную интерпретацию исторической миссии пролетариата. Как крепостные, особенно начала классического феодализма, не могли иметь исторической миссии по свержению феодализма (соответственно классические рабы Античности), так классический пролетариат естественно не мог иметь исторической миссией свержение капитализма. Позднее не только Каутский, но и Ленин констатировали – стихийно, естественно классический пролетариат является тред-юнионистским, оппортунистическим –  мелкобуржуазным, т. с. (кроме отдельных периодов). И панику,  вплоть до непризнания, у многих марксистов вызвал неожиданный поздний пролетариат неожиданного позднего капитализма – хотя поздние рабы (рабы на пекулии и “закрепощенные колоны”) и поздние феодально-зависимые (раскрепощенные) поздних этапов соответствующих формаций отличались от классических представителей своих классов не меньше, чем поздние пролетарии от классических.

     Постепенное осознание Марксом и Энгельсом естественной неготовности современного им (классического) капитализма даже самых развитых стран для непосредственного естественного перехода к более совершенному строю обусловили выработку представления о длительном периоде целенаправленного перехода с надстроечной диктатурой пролетариата (надстройка, диктатура, пролетариат – атрибуты классового строя, не послеклассового). Это целенаправленный переход должен существенно отличаться от больше стихийной трансформации феодализма в капитализм и т. п..  И предварять режим и политику диктатуры пролетариата должна (особенно обосновано Лениным) искусственная политика внесения извне в естественно тред-юнионистский пролетариат антикапиталистического  сознания, также отличная от естественного вызревания буржуазной идеологии с начала трансформации. А для отсталых стран особенно Лениным была разработана концепция перманентной революции – на буксире канонической Революции развитых стран. Практика социализма ХХ века показала, в общем, возможность перманентной революции без (к сожалению) буксира коммунистических стран, акцентировала изначальную, ведущую роль надстройки в подтягивании базиса до себя, изначальную, направляющую роль фактически полуосознанного сознательного фактора в движении не по стихии,  как-то понятные для очень отсталой страны, естественно до (раннего) коммунизма не доросшей.  Но это не отвечало исходным основам марксизма и даже позднейшим  коррекциям  Основ Классиками. Правда, как будто отвечало практике движения к коммунизму – а практика должна корректировать теорию. И (почти) все было бы терпимо – если бы не “коррекция” как “крах социализма” в ведущих его странах.

     Если объективные законы естественного, стихийного существования реальности поняты (не всегда даже на уровне теории) – можно создавать “неестественные”, искусственные  вещества, существа и т. д., идти на паруснике против ветра и пр.. Если мы, марксисты считаем, что как-то знаем глубинные законы естественного общества – можем и ДЛОЖНЫ ставить вопрос об изменении стихийного хода истории, естественных форм смены капитализма коммунизмом искусственными в том числе.  Для этого нужно: во-первых, ясно осознать эту проблему; во-вторых, развить теорию  и (политические) средства воздействия на общество до необходимого уровня (и правильно понять объективную достигнутость соответствующего уровня); с тем, в-третьих, искусственно создать соответствующую общественную силу. Это идеал. Практически невозможно разом достигнуть нужного осознания, соответствующего уровня, воспитания необходимой общественной силы.  Относительное (не абсолютное) достижение идеала – некоторый процесс в некоторых хронологических рамках (относительных – об абсолютных речи нет). В этих рамках возможны первые полусознательные коррекции естества общества – без гарантированных успехов, с вероятными откатами. Наверно, возможен такой процесс не раньше естественного финала классового общества, на базе его финальных достижений. Наверно, необходим такой процесс не позднее начала послеклассового общества, царства свободы искусственного выбора будущего для всех вместе и каждого в отдельности, царства свободы создания общества с заданными свойствами. Без научного самоуправления, сознательного направления развития совершенного общества оно не будет совершенным, просто погибнет от противоречий громадных производительных сил и сложнейших общественных отношений. Предупреждения – угроза гибели человечества от использования ядерной энергии и т. д., от пресыщенности широких масс трудящихся “общества потребления” (cм., например,  “Хищные вещи века” Стругацких) и т. п.. Т. е. возможен и необходим названный процесс на каком-то рубеже классового и послеклассового строя, конкретно – на, возможно, очень широком рубеже капитализма и коммунизма. Конкретика, в том числе хронологическая, того процесса не может быть жестко однозначной. Так получилось, что два гения создали марксизм и соединили его с очень значимой силой капитализма – пролетариатом – еще в начале соответствующей формации. Так получилось, что полусознательный прорыв капиталистической системы в ее слабом звене оказался возможен задолго до естественной исчерпанности капитализма даже в самых развитых странах – и до того, когда уровень марксистской науки позволял бы достаточно ясно осветить ситуацию с реалиями ХХ века, позволял бы вмешательство в стихию достаточно сознательное, с достаточно гарантированными результатами. Случайности конкретики переходного состояния марксизма ХХ века, уже объективно относительной близости послеклассового строя при относительной отдаленности естественно финала капитализма – общие причины социалистического зигзага ХХ века и его последствий.

     Практика ХХ века требует коррекции марксизма.  Очень важно – обобщение закона соответствия. Во-1 – четкое понимание т. н. субъективного фактора по самой сути фактором объективным-сознательным (субъект – сознающий, сознательный объект). Обществу сознательный фактор атрибутивен всегда, с уже как-то сознательного преобразования природы архантропами (и ранее?). Но сознательное преобразование даже природы долго было поли-локальным. Отдельные уже и человекообразные субъекты совершали отдельные относительно сознательные действия.  Однако даже в плане преобразования природы такие отдельные сознательные действия долго суммировались стихийно тем больше, чем больше было субъектов и их действий – чем менее сознательными были субъекты..  А общественные действия вообще выливались в практически чисто стихийные общественные процессы, отношения. С классовым строем заметно выделились отдельные  личности, субъекты, а политическая надстройка и обществознание обусловили некоторую коррекцию общественной стихию (больше ее целенаправленное закрепление,  отлаживание).  С тем возникли средства познания и целенаправленного преобразования общества (предлагаемый термин – преобразующие силы), фактор формирования общественных отношений, как-то задающий и производительные силы (политика индустриализации и пр.), но в гораздо меньшей, в конечном счете, степени, чем те производительные силы (средства познания и преобразования природы), в решающей степени формирующие (опосредственно) и сами преобразующие силы. Закон соответствия реально стал более общим:  два относительно автономных фактора (производительные силы и силы преобразующие) задают характер общественных отношений (и как-то задаются ими) и опосредственно друг друга. Но до сих пор производительные силы задают в гораздо большей степени; в первом приближении развитие и классового общества определяется еще развитием производительных сил. Послеклассовое общество в принципе не сможет существовать без научного самоуправления с осознанным участием в нем каждого субъекта, без сознательного “производства общественных отношений”. На грани классового и послеклассового строя ДОЛЖНЫ возникнуть и получить развитие достаточно высокие преобразующие силы. Это происходит. А главной составляющей процесса является возникновение и совершенствование марксизма, его практические опробования, проверки, коррекции с их учетом. Переходная ситуация в принципе не может не быть противоречивой, драматической, не может не выливаться и в какие-то еще недостаточно сознательные попытки с последующими трагическими откатами, не может не задавать на базе близких производительных сил разные общественные системы (варианты естественной и искусственных). На грани стихийной почти однозначности еще классового строя и сознательной почти однозначности уже строя послеклассового должна быть стихийно-сознательная многозначность, альтернативность истории. Самые значимые означенные попытки и откаты: II Интернационал и его крах (крах марксистского движения ХIX века); социализм ХХ века и его крах (крах коммунистического движения).

     Итак, мое мнение – самой актуальной проблемой современных марксистов является глубокое осмысление первых уроков (полу)сознательного развития, с тем качественное углубление марксистской теории, нужное и для любого (канонического в самых развитых странах, перманентного в отсталых) перехода к научно (не политически) самоуправляемому коммунизму; для его гарантированного просто существования.

 

                                                           3    Альтернативная история.

     В классовых формациях выделяются восходящие их линии (ранние этапы и зрелые фазы классических этапов – рабовладельческий строй Греции и Рима до “кризиса полиса”, феодализм до подъема городов и сопутствующих явлений, “капитализм до империализма”) и линии нисходящие (перезрелые фазы классических этапов и этапы поздние – эллинистическая Греция и Римская Империя; феодализм Западной Европы времен сословных монархияй и абсолютизма; капитализм перезрелой фазы классического этапа и этапа позднего). Уже на перезрелых фазах классических этапов общественные отношения формаций на всех уровнях подвергаются эрозии (размывание классического рабства вольноотпущенничеством и ранним колонатом; размывание ленно-крепостнических отношений, наличие автономных от них городов; разные ограничения отношений чистых рынка и частной собственности, расслоение классов). С этого времени идеология формации разъедается декадансом (сомнения в рабстве; особое распространение ересей; подъем разного рода социалистических учений). Обычна “реформация” всего общественного сознания при переходе к позднему этапу, определенное предвосхищение культуры и идеологии следующей формации (христианство и пр. Поздней Римской империи; не только Реформация, но и Возрождение, Великие географические открытия; социал-демократическая “соц-реформация” и косвенно социализм ХХ века с его социалистической культурой). Соответственно меняется классовая борьба. Ранее эксплуатируемые реакционно,  в основном, боролись против становления классических общественных отношений (показательно – луддиты). С середины (классического этапа) формации в классовой борьбе начинают появляться прогрессивные моменты борьбы за недалекое будущее – поздний этап формации, а опосредственно – и дальше. Примерно на это время приходится пик классической классовой борьбы формации (Сицилийские восстания рабов, война Спартака и пр. в Средиземноморье, Красные  брови в Китае и др.; Пастушки и Жаки во Франции, Уот Тайлер в Англии, Разинщина и Пугачевщина в России, повсеместно ереси феодализма; пролетарское движение разных видов с конца XIX века). Но эта борьба естественно, стихийно – не против строя формации (при отдельных экстримах). Эта борьба выводит – не сразу – на установление позднего этапа формации, для капитализма часто в обертке “дем-социализма”.  Но  во всей борьбе эксплуатируемых классового общества всегда присутствовал момент мечты об обществах вообще без классов, без эксплуатации. Реально такие общества – доклассовое и послеклассовое. Утопии эксплуатируемых (есть и эксплуататоров), просто отрицая классовый строй, угадывали какие-то реалии неклассовых строев, а обоснования утопий нащупывали какие-то важные социологические закономерности (неизбежность социального расслоения при частной собственности и др.). Эту  углубленную оппозицию классовому строю можно обозначить утопически-социалистической. Сначала это было смутное сопротивление первобытных общинников становлению классового строя – и далее грусть по первобытному строю как бывшему “золотому веку” (реакционно-утопический социализм). Затем – мечты о какой-то актуальной альтернативе (чаще  в каком-то современном Тридевятом Царстве или как ближайшая цель борьбы) существующему строю, мечты, смешивающие реалии забытого первобытного строя, надуманного классового, иногда смутно угадываемого грядущего (консервативно-утопическая классика). Примерно с капитализмом мечты эксплуатируемых все более ориентируются на неизбежное будущее (прогрессивно-утопический социализм; каноны – коммунизм бабувистской традиции и левая социал-демократия). Качественный перелом происходит, когда социалистические мечты стали опираться на науку (марксизм). Начинается долгий и трудный, но не утопический (в целом; сначала – полуутопический) выход на послеклассовое общество, во многом отличный от трансформаций классовых формаций.

     В капитализме почти с самого начала классовая борьба эксплуатируемых против капиталистов имела момент борьбы против капитализма (диггеры в Английской революции XVII века, бабувисты на излете Великой Французской Революции). Но первый антикапиталистический запал пролетариата естественно был больше реакционен, тянул в прошлое, как у тех же луддитов. С промышленным переворотом на смену раннему пролетариату, уничтожаемому переворотом (и стихийно цепляющемуся за уничтожаемый ранний капитализм), шел классический – самый зрелый в истории отряд эксплуатируемых. Как любые другие подобные отряды, классический пролетариат тоже нуждался в собственной идеологии. Но, в отличие от всех других соответствующих отрядов, пролетариат нуждался в идеологии самой зрелой, грамотной – в какой-то мере даже научной. С другой стороны – общественная наука эксплуататорского строя (и потому больше эксплуататорская) с победой классического капитализма даже только в Англии в известном смысле достигла своего исторического пика (упрощенно – английская политэкономия, французская социология, немецкая философия). Дальше она все более обретала пропагандистский и прикладной вид. А теоретическое обществознание переросло буржуазные рамки, переросло в марксизм. Еще ранее во Франции, имеющей перед собой опыт Англии, но не повязанной его инерцией, возник боевой домарксистский коммунизм бабувистской традиции, намного переросший реакционную идеологию раннего пролетариата Англии и даже первую идеологию ее пролетариата классического (чартизм). Уже в первом значимом проявлении классического капитализма континентальной Западной Европы – т. н. Революции 1848 года  (действительно межформационной буржуазной революции только в Центральной Европе и Италии), которой в Англии формационно соответствали в 60е – 90е годы XVIII века демократическое движение, реформы “новых тори” и луддизм, французский пролетариат проявил себя идейно-политически более зрелым, чем более зрелые формационно английские чартисты. Но даже в Парижской Коммуне коммунисты бабувистской традиции показали меньшую зрелость, чем марксисты, показали себя способными, скорее, на героический бунт, чем на победоносную революцию.

     Немецкий коммунизм начинался как лишь ответвление французского, но в вязи с этим был меньше повязан его традициями, оказался способен относительно легко перейти на позиции марксизма. С тем он оказался уже с третьей четверти XIX века менее эффектным, но более эффективным, чем бланкизм. Однако бедой и начального марксизма были теоретические недоработки, прямые ошибки. И “бедой” была объективная неготовность капитализма даже самых развитых стран к естественному переходу на новую формационную ступень. Ошибочное непонимание формационной еще срединности капитализма развитых стран выводило на подготовку его скорого свержения, объективная неготовность к этому свержению на основе естественного хода истории объективно придавали научному коммунизму черты идеологии по подготовке даже в самых развитых странах перманентной революции без буксира канонической .

     Концепцию перманентных революций как переходов к коммунизму отсталых стран в рамках Мировой революции изначально предложили Маркс и Энгельс. Для них эти революции были естественными приложениями предполагаемых канонических революций в самых развитых странах, с тем особых отвлечений сил на разработку их теории не требовали. Хотя отдельные наработки предлагались – например, идея о том, что перманентной революцией в России может начаться Мировая революция с центром в развитых странах. Однако фактически Маркс и Энгельс разрабатывали концепцию именно перманентной революции без буксира канонической коммунистической именно для самых развитых стран – поскольку ни одна из них в XIX (и даже в ХХ) веке до канонической Революции не дозрела. Главное – свергать капитализм должен был основной эксплуатируемый класс, атрибутивный капитализму, а не новые социальные силы, возникающие в конце формации (как при свержении других классовых формаций и первобытного строя). И после формационно преждевременного свержения господства капитализма должен был быть длительный процесс превращения этого отсталого капитализма в (ранний) коммунизм  через политику диктатуры пролетариата – как часть перманентной трансформации. Естественно, стихийно тред-юнионистский пролетариат для такой миссии годился не больше, чем крепостные классического феодализма (рубежа первого – второго тысячелетия в Западной Европе) для его свержения и перманентного превращения этого отсталого феодализма в самый ранний капитализм через политику какой-то пробуржуазной диктатуры крепостных. Но самый поздний основной эксплуатируемый класс (а устремления эксплуатируемых всегда содержат момент отрицания эксплуатации вообще) именно в силу его такого статуса (количество переходит в качество) можно поднять до уровня целенаправленной антикапиталистической силы, сделать достаточно сознательным субъектом истории, гегемоном всех эксплуатируемых на перманентном пути. Можно – если внедрить в него соответствующую научную идеологию, если есть такая идеология и есть исходный субъект такого внедрения, если конкретика ситуации подвигает пролетариат на особое неприятие капитализма. 

     Возникновение соответствующей идеологии неизбежно на каком-то излете идеологии классовой. И в классовом обществе всегда имеется некоторый минимум людей (даже среди верхов) не от мира сего, классового общества, не приемлющих это классовое общество.  Если такие люди открывают или принимают марксизм (его суть – не в случайности названия от случайной конкретики истории) – они могут образовать нужный исходный субъект и с тем с какой-то вероятностью задать антикапиталистическую альтернативу перехода к коммунизму, с шансами на успешное завершение ее. Имеют шансы, в том числе, потому, что исторически до послеклассового строя не так уж далеко (уровень развития производительных сил и т. д.), можно сравнительно небольшой остаток пройти не по стихии, а сознательно, в большой мере на энтузиазме и пр. “идеализме”  (вдали от естественного финала классового общества и без научной идеологии подобные замахи – действительно идеализм, как еще у коммунистов бабувистской традиции).

 

                                                             4    Социалистический путь.

     С какой-то степенью вероятности марксизм возник, когда в ведущих странах завершался или разворачивался первый капиталистический социальный переворот – превращение раннего капитализма в классический на базе промышленного переворота. Тогда формирующийся классический пролетариат страдал не столько от своего формационного статуса, сколько от его незавершенности, искал свое собственное классовое сознание. В этих условиях марксизм и пролетариат с какой-то степенью вероятности нашли друг друга, возникло мощное марксистское движение. Но уже оппортунизация рабочего движения Англии сразу после завершения социального переворота (реформ 30х – 40х годов XIX века, закрепляющих классический строй; после чартизма) показала необязательность антикапиталистического запала пролетариата. На континенте в ведущих странах переворот завершился в годы 80е (после объединения Германии и ее Культуркампфа; после прихода во Франции к власти республиканцев и их главных реформ; и пр.). Но пролетарии континента не были попорчены так, как их английские братья по классу  торогово-промышленной и колониальной монополией Англии. С тем более обеспокоенная буржуазия континента попыталась прихлопнуть пролетарское движение грубой силой (“Исключительные законы” против социалистов в Германии и пр.) – получив противоположный результат. И в тесно связанной с Западной Европой Европе Центральной и др. социальный переворот происходил позднее, поддерживая революционную инерцию. Так же Маркс и Энгельс, их первые ученики, сильные традиции необычной ситуации середины XIX века оказались долговременным  фактором, существенно ограничивающим естественно начавшуюся,  как ранее в Англии,  оппортунизацию пролетариата. Но США и другие страны помимо Англии показывают, что западноевропейский феномен – не обязателен. А другие формации показывают, что пик классовой борьбы классического этапа приходится на перезрелую его фазу. Эта фаза в ведущих капиталистических странах – примерно рубеж XIX-XX века, время II Интернационала до его краха. В Англии, да, пожалуй, и в США, рабочее движение оживилось именно с вступлением в перезрелую фазу (эпоха империализма). Т. е., можно думать, что главными причинами оппортунизации II Интернационала стал не перезрелый капитализм, а естественное гашение инерции уникальной ситуации в Европе XIX века.  Странна не та оппортунизация, а интересна ситуация, выводящая, но не выведшая на победоносную перманентную революцию в самых развитых странах. После Первой мировой войны имел место Мировой революционный подъем, социал-демократы начали приходить к власти, но власть этих уже оппортунистов не стала революционной,  антибуржуазной – до сих пор. Перманентная революция XIX века в Западной Европе в начале века ХХ не развернулась, с тем Мировой революционный подъем не перерос в Мировую революцию.  А каноническая революция в развитых странах – дело будущего (или уже настоящего?).

     В начале ХХ века (полу)искусственная перманентная революция в Западной Европе с окрестностями стихийно рассосалась, в переселенческих колониях вообще сорвалась колониальными факторами (земля для желающих и пр.), в Японии не имела подвижек из-за гео-этнической отрезоннасти ее рабочего движения от передового европейского, от марксизма. Почти все другие страны были тогда докапиталистическими. Регионом особо боевого, зрелого марксистского движения стали Балканы и Россия, тесно связанные страны самого раннего, но капитализма – и соседи Западной Европы. С тем они переросли уже оппортунизм раннего пролетариата и не доросли еще до оппортунизма пролетариата классического. Потому доминировали несколько левых марксистских партий в России, тесняки в Болгарии, сербские социалисты и менее выразительные некоторые другие. Из-за малых размеров и близости к “демократической Европе” балканских стран перманентные революции в них не имели самостоятельных перспектив (это позднее проиллюстрировала дем-интервенция в советскую Венгрию 1919 года). Больше шансов было у огромной и периферийной России. Но любая успешная перманентная революция ХХ века была бы возможна только с учетом позитивного и негативного опыта сорвавшейся перманентной революции века XIX в Западной Европы, с учетом практики ее марксистского движения и при совершенствовании марксистской теории. Крайне желателен был хотя бы один новый Классик.

      {Марксизм возник в континентальной Зарубежной Европе вообще, Германии в особенности, Пруссии в частности. Во всех трех случаях в западной части капитализм существовал со времен Великой Революции рубежа XVIII-XIX века и в середине последнего там уже разворачивался первый капиталистический переворот. Во всех трех случаях в восточной части (регион “второго издания крепостничества”) в этой середине XIX века произошла межформационная буржуазная Революциия 1848 года. А извне нависала ушедшая вперед Англия. В западной части Российской империи капитализм существовал со времен Польского восстания 1863 года и его последствий, со времен острых классовых конфликтов и их последствий середины XIX века в Латвии и Эстонии, в начале века ХХ там уже шел первый капиталистический переворот.  В базовой части страны в начале ХХ века произошла межформационная буржуазная Революция 1905 года. А извне нависала ушедшая вперед Западная Европа. Формационная ситуация в континентальной Зарубежной Европе середины XIX века была близким аналогом формационной ситуации в Российской империи начала века ХХ. Т. е. марксизм и возник, и получил ленинское преломление в схожих формационных ситуациях. В схожих жизненных ситуациях к основам марксизма Маркс и Энгельс пришли самостоятельно. У Ленина дублера не проявилось, но таковыми (в какой-то мере) могли бы стать при несколько других возможных жизненных вариантах “учитель” молодого Владимира Ульянова Николай Федосеев, может быть Троцкий, может быть Мартов, даже Плеханов (если бы больше жил в России) или еще кто. Вся социалистическая альтернатива капитализму до канонических коммунистических революций выражено вероятностна, а вероятность ее преломляется и через своевременное появление Классиков. Здесь обосновывается, что эти своевременности не были около 100%, но и не приближались к 0, были как-то закономерны.}

     Стихийная межформационная трансформация проходит следующие стадии… Генезис нового социального (шире экономического) уклада в рамках (позднего этапа) старой формации (на базе малой промышленной революции второй половины XVI века в Англии; в XVII веке во Франции). Сформировавшийся новый уклад начинает как-то взаимодействовать со старым строем (рост оппозиции Парламента и превращение кальвинизма в революционную идеологию при еще относительно гибкой реакции абсолютизма рубежа XVI-XVII века в Англии, поздний Шекспир, Бэкон и др.; Парламентская Фронда и политика Кольбера во Франции). Затем – грубая реакция (в Англии первая половина XVII века, во Франции век XVIII). Реакции свергаются Революциями. Далее – закрепления победы нового строя (режимами Кромвеля и Наполеона). Наконец, Реставрации –  режимы послереволюционной реакции новых сил, легко, “славно” отбрасываемые затем уже по ненадобности (теми новыми силами – соответственно в 1688 и 1830).

     (Полу)искусственная перманентная революция в Западной Европе намечала аналогичную историческую структуру. Она разворачивалась при опоре на все достижения общественной мысли, на базе первого капиталистического переворота и собственной инерции после того переворота. Генезис выступал как генезис классического пролетариата и формирование марксизма, их соединение – середина XIX века.  I Интернационал и первая социал-демократия – первые значимые проявления необычного уклада. Затем была реакция на новый уклад – “Исключительные законы” Бисмарка (разно поддержанные в других странах). В Германии решалась судьба марксистского движения, успех Бисмарка взбодрил бы всех реакционеров. Но даже “железный канцлер” потерпел поражение, после него начался выход революционеров на свою Революцию – вроде того, как буржуазия Франции после смерти стойкого реакционера Людовика XV полтора десятка лет выходила на Великую революцию конца XVIII. И в 1918 году образцовая социал-демократия Германии пришла к власти; перспективы были в других развитых странах. Только к этому времени необычный уклад был размыт стихией, приведшей феномен к нормам естественного, внутриформационного рабочего движения. Перманентная революция выдохлась накануне своего пика. А слабое марксистское крыло социал-демократии вынужденно было начинать заново (упуская время уникальной ситуации после Первой мировой войны).

     В России (полу)искусственная перманентная революция началась на естественной базе межформационной трансформации. Россия начала ХХ века формационно отставала от Западной Европы середины века XIX, в общем, соответствовала Европе Центральной той середины. Но в перманентной, (полу)сознательной революции стихия действия канонического закона соответствия ослабляется сознательным фактором. А марксизм начала ХХ века, который распространялся и совершенствовался в России перед ее буржуазной революцией 1905 года, качественно превосходил не только идеологию диггеров после Революции в Англии и даже бабувизм после Великой Французской Революции, но и марксизм  до и после буржуазной Революции 1848 года в Центральной Европе. Важно, что если марксизм вызревал с первым капиталистическим переворотом к западу от Центральной Европы, то в России через полвека марксистское движение базировалось, прежде всего, на собственно межформационной трансформации (при значимости и первого переворота в западных регионах России). Генезис марксистского движения в России выступал как генезис (раннего, но с элементами самого передового) пролетариата (сторона генезиса капитализма) конца XIX века + принятие марксизма с Запада (и развитие его). Первые значимые проявления марксистского движения – партия нового типа и революционная практика 1905 года. Затем была реакция – и в термидорианских 1906 и 1907 годах, и при закрепляющем режиме Столыпина, и при реставрационной Распутинщине. Но уже с 1912 года марксистское движение начало преодолевать “исключительную политику против социалистов” самодержавия. Правда, с началом Первой мировой войны марксистское движение и России переживало нелегкие времена, но пережило их лучше, чем социал-демократия развитых стран. С тем приход к власти большевиков в 1917 году (вскоре после “славного свержения распутинской монархии”) был началом победоносной Революции в узком смысле. Эта Революция – не переворот одной ночи в столице (как Великая Французская революция – не взятие Бастилии за один день), а триумфальное шествие советской власти месяцы и отстаивание новой власти в гражданской войне (типично и для буржуазных революций) годы. Дальше был режим закрепления победившего строя – в условиях расхождения прежних ожиданий и реальности. С начала века Ленин предполагал начало Мировой революции в отсталой России (ПСС, т.10, с. 14), которую потом надежно поддержит Революция на Западе. Неожиданно без этой последней, в отсталой и измотанной стране первый режим победившей революции не мог быть выражено прокоммунистическим, формально выступал как реставрация капитализма (НЭП, мирное существование с капитализмом). Но эта “реставрация” работала на коммунистическую перспективу. А социалистическая диктатура стала в чем-то суровее даже “военного коммунизма” (формальный запрет формальных фракций в партии, высылка занудной не ко времени интеллигенции и пр.). Сомнительной именно реставрацией было в 1925 году бухаринско-сталинское углубление НЭПа дальше допустимого по Ленину (а ведь даже в естественных трансформациях выразительные реставрации необязательны). Канонические Реставрации рождали прямо феодальные амбиции узких прослоек верхов. А “советская реставрация” оживила капиталистические амбиции широких слоев кулачества. Во всех случаях эти амбиции были “славно” пресечены. Собственно перманентная революция в широком смысле в СССР (практически по Ленину) почти успешно закончилась – дальше нужна была перманентная эволюция до раннего коммунизма (по новым разработкам марксизма).

     Особенно с учетом практики ХХ века (т. е. после Классиков) нужно констатировать две возможности перехода от капитализма к коммунизму: 1 – канонический в исчерпано капиталистических странах по относительно  близкому к предыдущим классовым  трансформациям образцу (каноническая коммунистическая трансформация); 2 – через перманентную искусственную альтернативу естественному строю от его далеко докоммунистической ступени (предлагается обозначение как путь коммунистической ориентации или социалистический путь развития, исторически более сложный, чем коммунистический канон). На этом пути необходимы собственно социалистическая трансформация (от генезиса необычного уклада – марксистского движения – до завершения выхода на собственно социализм). Затем – социалистическая квази-формация (в нашей стране примерно продолжительности в целую капиталистическую формацию), социализм по предлагаемому здесь обозначению из скольких-то этапов, числом тем меньше, чем с более высокой ступени классового строя начинается социалистический путь. Наконец – какой-то переход от (какого-то) СОЦИАЛИЗМА к РАННЕМУ коммунизму (при достижении производительных сил, которым стихийно соответствуют именно коммунистические отношения и естественно не отвечают капиталистические). Практика ХХ века вполне показала необязательность завершения искусственной альтернативы капитализму (крах II Интернационала, крах социализма). Надо отметить и путь социалистической ориентации исходно докапиталистических стран, возможный только на буксире стран социалистических.

      И нужны уточнения по диктатуре пролетариата. Формально термин нелеп. Если это диктатура, то ее субъект, носитель – верховный собственник всего национального богатства, не пролетариат. Но для переходного, революционного времени чеканный термин-лозунг терпим и даже полезен. Вчерашние пролетарии с еще пролетарским сознанием еще только утверждают в тяжелой борьбе свой уже не пролетарский статус, ликвидацию себя как класса. А в собственно НЭПе гегемон неизбежно еще страдал даже от безработицы. Но уже на раннем этапе социализма, с одной стороны, уже СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ РАБОЧИЙ КЛАС должен, в основном, утратить негативную атрибутику пролетариата (в том числе угрозу безработицы, т. е. фактического отрыва гегемона от средств производства, находящихся в общей собственности гегемона). С другой стороны, уже тогда социалистический режим должен надежно опираться на всех трудящихся (общенародное государство), которые в идеале уже на этом этапе должны составлять все население (в реальности – хотя бы за ничтожным исключением в чистом виде).

 

                                                               5    Реальный социализм.

     Собственно НЭП (закрепляющее-восстановительный режим хоть ленинского, хоть бухаринско-сталинского образца) с преодолением тяжелейшей ситуации начала 20х годов, с прочной победой нового строя себя изжил. Дальше должен был быть ранний социализм, затянувшиеся неудачные образцы которого продемонстрировали ПНР и, особенно, СФНРЮ. Нужно было многое сохранить из НЭПа, но смягчить революционную диктатуру фактически межформационного перехода, в том числе отменить запрет фракций (страны народной демократии имели даже формальный партийный плюрализм) и попытаться вернуть хотя бы часть эмигрантской интеллигенции (в странах народной демократии немарксистские воззрения яро не искоренялись). Главное – надо было дать уставшему народу воспользоваться плодами Революции (Трансформации) НЕМЕДЛЕННО, немедленно надо было учиться уже не столько устанавливать искусственный строй против стихии, сколько против стихии направлять развитие установленного (причем без возможности черпать из естественных явлений классового строя).  А для этого нужно было усовершенствовать сознательный фактор: развить марксизм дальше Ленина; создать всеобъемлющую марксистскую науку; создать партию еще более нового типа (сглаживая атрибутику революционного перехода, в том числе); развить социалистическое ПОЛУГОСУДАРСТВО как таковое, советскую демократию; и пр...  Бедой-виной польских и югославских коммунистов (им предшествовал Бухарин, иначе Зиновьев и Каменев) стало то, что отвергнув сталинский вариант социализма, они тоже застыли в его альтернативе, ожидая, когда их вариант социализма тоже почти сам собой, естественно и стихийно (только с направляемым ростом производительных сил, уступавших американским и пр., под действием социалистической пропаганды) дорастет до Идеала. Подобным настроениям в других вариантах предавались левые социал-демократы капитализма и коммунисты постсталинского социализма.

     Объективно – после успешной победы собственно перманентной Трансформации в очень отсталой стране нужно было научно выработать общий курс на длительное движение социалистическое к (раннему) коммунизму с отсчета от производительных сил много меньших, чем в США даже начала ХХ века. Для СССР от капиталистической трансформации начала века этот путь был бы сознательной альтернативой почти всей естественной капиталистической формации – и сам социалистической квази-формацией (после социалистической квази-трансформации). В ней (даже в самом оптимальном варианте) должны сохраняться квази-рынок, квази-классы, квази-государство и т. д.. В ней уверенно  нужно предполагать ранний этап нэповского образца без режима революционного перехода, но и без бухаринского (типа социал-демократической) настроя на  естественное  доплытие. С прочным идейным  (без оболванивания) завоеванием на сторону социалистической альтернативы народных масс, совершенствованием сознательного фактора (марксизма, партии еще более нового типа и полугосударства;  очень важно самосовершенствование лидеров и в плане интеллектуальном, и в плане нравственно-идейном, с выжиганием в себе амбиций на склоки, культ своих личностей и прочих пережитков буржуазной психологии), выработки научного плана построения классического социализма и способности к его перманентной коррекции можно было бы приступать к первому социалистическому перевороту, пародией на который было “строительство социализма” 30х годов (как пародией на идеал классического социализма был “реальный социализм”). Сейчас трудно сказать – должен был бы быть в СССР еще и какой-то поздний социализм (с года 80го?), или переход к раннему коммунизму мог бы быть от классического социализма. Вообще же для стран социализма, начинающих эту искусственную альтернативу от разных ступеней естественного капитализма число этапов и их длительности не могли бы не быть разными.

     Итак, естественно России от начала ХХ века до коммунизма предстояла практически вся капиталистическая формация (порядка века). Изначальный  сознательный фактор, оказался недостаточным (безусловно – после Ленина) для дальнейшего саморазвития СССР в тех конкретных исторических условиях. А Революции на Западе (хоть перманентной, хоть канонической) не свершилось до сих пор. С тем стихия отсталой страны постепенно размывала альтернативу капитализму, во многом действуя через слабо сознательный Авангард – тоже все более (само)размываемый – его мало научную политику. Социалистический переворот (не подготовленный в рамках пропущенного раннего социализма) вывернулся в социальный переворот антисоциалистический. Не столько из пережитков прошлого, сколько из его нажитков (разные негативы социализма, начиная с монархического характера сталинского режима, с обожествления Сталина) формировался антикоммунистический уклад. Первое значительное проявление этого уклада – страшный голод 1932-33, “социалистическая политика его преодоления”. Затем была квази-реакция старого общества (прежнего социализма), острием вылившаяся попыткой отстранения Сталина на XVII съезде. Новые силы (соц-бюрократия в первую очередь) ответили квази-революционным разгромом старых сил, (само)сломом прежнего государства и антикоммунистическим (авто)террором в отношении ВКП(б), “закрепощением” колхозников и подчинением принудительной “сознательности” рабочего класса. Сознательный фактор был сломлен, альтернатива капитализму выродилась в перманентную контрреволюцию, пародию на социализм. С выполнением задачи квази-революционная ежовщина была отставлена, до 1953 года имело место планомерное закрепление победившего строя. “Реальный социализм” (можно определить как социализм прокапиталистический) оставался реальной альтернативой капитализму, имел некоторые и преимущества перед ним (безусловно, даже сталинизма перед нацизмом), имел и некоторые возможности для разворота на прокоммунистический путь (Оттепель; андроповская Предперестройка и начало Перестройки – в первую очередь), но возможности слабые, с тем не реализовавшиеся. Квази-реставрация социализма 1953-64 (Оттепель) была столь же игровая, как канонические Реставрации феодализма. После ее “славного” отторжения начался расцвет прокапиталистического социализма – и генезис собственно капитализма (подпольные капиталисты и работающие на них фактически нелегальные пролетарии, обуржуазившиеся чиновники, “черный” рынок и пр.). Но разлагающиеся верхи “позднего социализма” в массе годились для капитализма не больше, чем разлагающиеся верхи позднего феодализма. С тем с середины 70х годов режим принял характер реакционной диктатуры, безуспешно пытавшейся сохранить основы прежнего строя. Но с 80х годов происходит буржуазная квази-революция (кап-перестройка). Закрепляет капитализм режим Путина-Медведева. Если впереди грядет квази-социалистическая реставрация (приход к власти КПРФ или СпРос либо их брачного союза и т. д) – дальше социал-демократической игры капитализма в социализм эта реставрация не пойдет и будет существовать столько, сколько соизволит буржуазия (если не развернется действительно социалистическая альтернатива).

     Третья перманентная революция (мировая) после Второй мировой войны сразу приняла искаженный вид. С тем в конце ХХ века имел мест мировой формальный крах социализма. {См., также, сдвоенную статью “Сталинизм” на моем сайте.} Есть резоны думать, что сейчас самостоятельная перманентная перспектива – в основном в прошлом (независимо от перспектив Китая и др.). На первый план, вероятно, должна выходить каноническая коммунистическая трансформация в развитых странах  (и в РФ?) – а на ее буксире социалистический путь и путь социалистической ориентации в остальных..

 

                                                          6    Перспективы коммунизма.   

      Известны три общих типа революций в широком смысле, трансформаций: стихийный переход от первобытного строя к классовому; политически преломляемые переходы от классовых формаций к классовым; (полу)искусственные социалистические, перманентные. Выше аргументировано, что естеством и канонической коммунистической революции должна быть ее  искусственность – не в смысле ее надуманности, а в смысле осознанности, понимания необходимости ее, ее противостихийных процессов, их сознательного направления. Даже в капиталистических трансформациях и переворотах целенаправленная политика почти исключительно задается стихией, может проводиться людьми не слишком грамотными. При исчерпанности классового строя стихия может обернуться термоядерной катастрофой и т.  п. или скотизацией широких масс в духе названной выше антиутопии Стругацких. Люди будущего, необходимо совершенные (злобный и хитрый маньяк в одиночку уже сейчас может вызвать гибель миллионов, если не более; и пр.) вряд ли возможны в массе, как продукт стихии. Такие люди возможны только как продукт грамотного воспитания (внесения в них сознания более совершенными личностями) и как продукт осознанного самовоспитания (особенно исходных воспитателей). Общественные отношения, институты уже сейчас все больше необходимо строить сознательно, научно. Названное – новое в истории – начинается, но тормозится старым. Растет риск гибели человечества – с базой этой гибели в самых развитых странах – если старое не будет отторгнуто достаточно быстро. Но и бесшабашное свержение старого в духе прежних революций (включая социалистические) может вылиться в ту же гибель (ядерная гражданская война и т. п.). Проведение любой революции в третьем тысячелетии, особенно антикапиталистической, должно быть искусственно-искуссным. Здесь очень полезен опыт Октября, опыт тонкой политики Ленина (грамотное решение против бесшабашности естественной революционной стихии большинства по Брестскому миру и пр.).

    В отличие от всех прежних (даже, в основном, капиталистических) коммунистические трансформации – и канонические, и перманентные (на буксире канонических или без того) должны быть сознательными. И сознательность  должна выражаться, в том числе, в четком понимании их качественного различия. Сознательность канонической революции – сознательность установления строя, который стихийно существовать не сможет. И ее сознательность – грамотное, научное прохождения критического пункта в истории человечества, когда возможна уже его гибель и от достижений стихийного общества, и от его безграмотного отрицания. Стихия, можно думать, не задает неизбежность послеклассового строя (как она задавала неизбежность предыдущих строев), но она задает его естественную возможность и необходимость. Задача сознательного фактора – неизбежно реализовать стихийную возможность естественной необходимости. Сознательность перманентной революции – преодоление естественной сохранности стихийного еще классового строя через использование понимаемых каких-то потенций самого этого строя, целенаправленное создание искусственных средств того преодоления. Центральное место имеет разворот внутриформационной (поперек хода истории) классовой борьбы вдоль хода истории, поднятие естественных бунтов, безнадежных восстаний эксплуатируемых до искусственных высот социальной революции. Речь, прежде всего, о пролетариате, его классовой борьбе, которые могут иметь самостоятельное значение. А на буксире их успехов может получить соответствующий разворот классовая борьба аратов Монголии, общинников Черной Африки и др.. Все это не получило вполне успешного проявления в реальной истории, но какое-то подтверждающее проявление все же имело место. Этот опыт будет важен при переходе к коммунизму отсталых стран на буксире канонических революций.

     Сейчас крайне важно осознание тонкостей стихийно надвигающейся естественно необходимой  искусственной трансформации (позднего) капитализма в (ранний) коммунизм в развитых странах, перспектив перманентного перехода в отсталых странах, выработка грамотных действий по ускорению этих процессов и их грамотной оптимизации (с главной целью – ускорения ликвидации опасного уже капитализма при избегании опасных для существования человечества форм этой ликвидации). Важно понять тонкости современной эпохи. Действительно уже разворачивается естественная трансформация капитализма в коммунизм, опасная стихийной гибелью человечества – по предложенной выше интерпретации современной истории? Если да – ЧТО ДЕЛАТЬ, С ЧЕГО НАЧАТЬ? Если нет – какова ее действительная интерпретация, каковы сейчас объективные перспективы Трансформации? И важно осознание результатов социалистической попытки ХХ века в плане Трансформации.

       В ходе второго капиталистического переворота (генезис нового уклада на базе электротехники,  двигателя внутреннего сгорания и пр. – начало ХХ века; первые проявления нового уклада в виде неолиберализма Ллойд-Джоджа и президента Вильсона, послевоенного социал-демократического режима в Германии, позднее Народный Фронта в менее развитой Франции и пр.; кризис классического капитализма 30х годов, умеренная реакция уже 20х в США, ее нацистский канон 30х в Западной Европе; Вторая мировая война как борьба капиталистической реакции и всех противостоящих ей сил, как слом реакции; закрепление позднего капитализма Новым курсом в США, послевоенными антифашистскими режимами Западной Европы; реставрационные режимы 50х; их “славное отбрасывание” затем) возник поздний капитализм. Для этого капитализма показательны, в том числе, социал-демократические режимы многих стран, “социальная политика социального государства” в других случаях – и отторжение классики капиталистической формации в ее самых разных аспектах. По общей формационной логике на позднем этапе формации идет генезис элементов следующей формации.  “Общество потребления” – материально-техническая база коммунизма, делающая не только возможной, но и необходимой смену строя. После расцвета позднего капитализма 50х, особенно 60х годов (”экономические чудеса” и пр.), возможно,  “новые левые” – первое, незрелое, стихийное проявление нового уклада, кризис 1973-75 – симптом естественной некоторой исчерпанности названного строя, а последующие “новые правые”, неоконсервативные режимы – естественные реакции отмирающего строя. Если аналогии правильны, дальше должно бы быть главное звено естественной Трансформации, естественная Революция в узком смысле, на которую должен бы был вывести  кризис неоконсервативных режимов  90х годов. Действительно – есть мощные альтердвижения и прочее... Но победоносной Революции нет.

     С позиций предыдущего изложения можно предложить два объяснения задержки предполагаемой Революции (точнее – две стороны одного объяснения). Первое – результат несвоевременного краха социализма и кризиса коммунистического движения. Десятилетия усиливавшийся реальный социализм отравлял, конечно, существование капиталистам, растравлял какие-то раны капитализма. Но всегда более слабый, он, в принципе, не представлял очень уж актуальной угрозы существованию мирового капитализма. Зато он помогал капитализму видеть свои слабые места, облегчая преодоление беременных перманентными революциями ситуаций, предлагал и что-то и полезное для заимствования. Известную пользу для капитализма представляла и конкурентная борьба Систем (гонка вооружения, смягчающая кризисность перепроизводства и пр.), и их “социалистическое соревнование” (стимулирование освоения космоса и др.). В общем – проиграв количественно, капитализм в ХХ веке несколько укрепился качественно. Но еще более укрепил капитализм в самых разных отношениях, в том числе идейно, разовый крах альтернативы капитализму. Второе – крах социализма уже с 30х годов вызвал вместо реализации идеала появление полезной капитализму пародии на тот идеал с разными негативными последствиями. В том числе – с торможением развития марксизма. Генсековский марксизм так до конца и не понял вступления капитализма в поздний этап, качественно отличный от классического и с тем более устойчивый против марксизма даже Классиков (тем более генсековского). До краха социализма так и не была понята необходимость качественного совершенствования, пересмотра Основ марксизма, очень важного в плане перехода к послеклассовому строю. Да, собственно, соц-бюрократия и не желала настоящей борьбы с капитализмом, больше интересуясь идейной конкуренцией с ним. С тем марксисты проморгали “новых левых”, как, возможно, первую естественную заявку на свержение именно позднего капитализма. А “новые левые” проморгали возможности марксизма, дискредитированного реалиями реального социализма и генсековскими разработками, с тем успешно оплеванного буржуазной пропагандой.

     С предложенных позиций – задачи марксизма… 1. Совершенствование общей теории с использований объективных достижений марксистской науки, прежде всего советской периферийной за рамками генсековских творений, с осмыслением практики социализма ХХ века. 2. С позиций усовершенствованного марксизма разобраться с формационной ситуацией самых развитых стран, сейчас сплошь капиталистических, с грамотных формационных позиций, с учетом закономерностей всех известных трансформаций и социальных переворотов научно разобраться в современной исторической динамике, в том числе  с перспективами Китая, Кубы, ДРВ и (ох!) Северной Кореи. Ясно определить вероятные новые, объективно послекапиталистические в рамках капитализма, социальные силы (крайне важно!), естественную формационную суть современных демократических движений. 3. С тем разработать конкретные планы-прогонозы перехода к коммунизму и в канонических вариантах для развитых стран, и по социалистическому пути для стран среднего развития, и по пути социалистической ориентации отсталых – с перспективой их слияния. При этом должно быть четкое понимание сходств и отличий всех вариантов грядущего Перехода относительно всех предыдущих трансформаций, в том числе и предыдущих социалистических, сходств и отличий не только раннего  коммунизма, но и более грамотных вариантов социализма ХХI века относительно реального социализма века ХХ.

     Подробнее про новые социальные силы, заявленные чуть выше…  Это не может быть любой пролетариат, даже поздний. Надо помнить, что именно поздние феодально-зависимые крестьяне-вандейцы стали массовой базой контрреволюции, что среди нацистов было немало рабочих, а ударной силой кап-стройки нашей страны стали шахтеры. Но пролетариат вполне может стать массовой антикапиталистической силой при свержении капитализма – по усовершенствованному образцу XIX-ХХ века.  Реализация этого – исторический долг марксистов. Конечно, нужно учесть специфику позднего пролетариата. Но главный вопрос – об именно послекапиталистических социальных силах, возникающих в конце капитализма, вроде того, как эксплуатируемые и опирающиеся на них (не только экономически, но часто и военно-политически) эксплуататоры возникли в рамках первобытного равенства. Возможно, эти новые социальные силы – самые интеллектуальные, самые творческие прослойки внутри разных классов (в массе – самого массового позднего пролетариата), объективно уже переросшие нормы и позднего капитализма, не нуждающиеся в его стимулах (производственная дисциплина, угроза увольнения и пр.), не принимающие многие его ценности и т. д., но объективно нуждающиеся в реальной привязке к используемым производительным силам, к реальной демократии социального равенства и пр..