О характерных блужданиях

                              С ПОЗИЦИЙ МАРКСИЗМА О ХАРАКТЕРНЫХ БЛУЖДАНИЯХ
                                 (к статье М. И. Воейкова в АЛЬТЕРНАТИВАХ № 95)
                                                                                                                              Нам-Бок – лжец.
                                                                                                                                       Д. Лондон
            С позиций марксизма основной вопрос всей темы революционный событий в России начала XX  века состоит в выяснении формационной сути этих событий. Мое мнение… При неизбежных региональных и эпохальных спецификах в отстающей России: Революция 5 года – точный формационный аналог Английской революции 1640 года и Великой Французской революции (главный момент смены феодализма капитализмом); Февраль – аналог “Славной революции” в Англии и Революции 1830 года во Франции (свержение режима реставрации, завершение перехода от позднего феодализма к раннему капитализму). А Октябрь – первое в мире перерастание буржуазной революции в социалистическую (второе звено перманентной революции).
          “Но … объявлять Русскую революцию 1917 г. (включая ее октябрьский этап) социалистической можно только, если забыть о марксизме. По теории К. Маркса социалистическая революция происходит в ряде высокоразвитых … стран … На это не раз обращали внимание социалистические теоретики” Оппортунистические теоретики не раз обращали внимание на теорию К. Маркса, что смена формаций ЕСТЕСТВЕННО происходит, когда производительные силы перерастают старые производственные отношения (ортодоксально применяя ее только к отсталым странам; в отношении развитых стран оппортунисты Маркса ревизируют). Так происходили: (не в ряде стран разом, а поодиночке) Нидерландская революция XVI века и Английская XVII; Великая Французская (и в ряде стран на ее буксире); и т. д. Но, только забыв о марксизме, как цельном учении, можно выхватывать его отдельные (пусть и важнейшие) части и замалчивать другие. Например – теорию перманентной революции, т. е. ИСКУССТВЕННОГО перерастания буржуазной революции (естественно устанавливающей капитализм) в социалистическую (капитализм свергающую) без прохождения капиталистической формации, когда “Своеобразие текущего момента … состоит В ПЕРЕХОДЕ от первого этапа революции (перманентной – А. М.), давшего власть буржуазии … – КО ВТОРОМУ ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата …” И оппортунисты замалчивают не только теорию Маркса и Энгельса (см. Манифест и др.), но и их намерение САМИМ ПРАКТИЧЕСКИ развернуть Революцию 1848 года в социалистическую. Первые классики с годами корректировали свои представления молодости, но от самой идеи реализации своих былых перманентных намерений не отрекались никогда. Но как же могут стыковаться понимания социальных революций при смене формаций, последовательных согласно закону соответствия, и перманентной, этот закон нарушающей? Эклектика Классиков, выгодная забывателям марксизма различных направлений?
            Никакой эклектики нет. Есть понимание очевидного, что с достаточным познанием объективных законов реальности, можно менять естественные развитие и состояние реальности на искусственные, не игнорируя субъективистски, а используя субъектно (сознательно) объективные законы. И есть убеждение, что марксизм впервые познал общество в достаточной мере, чтоб как-то значимо менять его. Человечество началось с производства искусственных вещей, веществ, существующих по объективным законам природы, но не существующих (или существующих редчайше, в экстремальных условиях и т. д.) в природе (рубила и пр.). А особенно оппортунистам типа “экономических материалистов” Маркс (еще до Манифеста) разжевал банальность (давно известную в плане естествознание – производство: человек преобразует природу; сознательно) применительно к обществу: “Философы лишь различным образом ОБЪЯСНЯЛИ мир, но дело заключается в том, чтоб ИЗМЕНИТЬ его”, если он достаточно объяснен.  Достаточное объяснение общества впервые в истории возникло с Марксом и Энгельсом; с Лениным впервые в истории произошло искусственное изменение общества, его развития (искусственная социалистическая альтернатива естественному капитализму на общих производительных силах). Марксизм Классиков – только начало смены социальной философии социальными науками; и смены социального знахарства типа бланкизма, пытавшегося изменять общество, достаточно не познав его, ЛЕНИНСКОЙ (меньше послеленинской) политикой. Как естествознание Возрождения (особенно коперникианство) – начало смены натурфилософии естественными науками и условие  смены почти каботажных плаваний Великими географическими открытиями. Как в теории Коперника и пр. были недостатки, так они не могли не быть в начальном марксизме. Как Колумб совершил великое дело, не вполне правильно поняв его, так Ленин совершил великое дело, о котором спорят марксисты и не столько они. Недостатки географии, небесной механики и пр. Возрождения со временем преодолевались, только оттеняя гениальность Колумба и Коперника. Недостатки марксизма нужно преодолевать, подтверждая гениальность Маркса и Ленина. {Точные исторические аналогии невозможны вообще, аналогии переломных моменов истории естествознания и обществоведения в частности. Я полагаю достаточно точными историческими аналогиями – не по значимости в истории, а по месту в ней: Марксу и Энгельсу – Николая Кузанского, Тосканелли, Генриха Мореплавателя; Ленину – Колумба; особенно советским историкам (на периферии “марксизма генсеков”) - Коперинка.} 
           С осмыслением практики социализма XX века нужно уточнять представления Классиков, осмысливать сверх тех представлений их практику. Реальный социализм, несмотря на свой крах, подтвердил возможность искусственно менять общество, его историю. Первый блин, как часто – комом. Но лиха беда начало. Надо констатировать реальность, о которой Классики почти не мыслили – искусственное (к сожалению, в реальности недостаточно искусно сделанное) НЕкапиталистическое общество на базе производительных сил капитализма. С учетом практики XX века – это социализм (в реальности не идеальный), от которого нужно отличать ГРЯДУЩЕЕ ПОСЛЕкапиталистическое общество на базе производительных сил выше ЛЮБЫХ капиталистических: коммунизм (включая его раннюю фазу). Нужно тщательно изучить ЛЕНИНСКИЙ опыт особенно первой (и без Буксира) успешной перманентной революции – искусственной на базе естественного перехода от феодализма к капитализму. В ней две ступени: именно естественный переход от феодализма к капитализму по общей схеме подобных переходов в Англии, Франции и др. и на этой базе сознательная подготовка второго (суть ленинских разработок, начиная работой ЧТО ДЕЛАТЬ?); с Октября переход к социализму (особое значение последних ленинских работ в условиях, когда от расчетов на быстрый КОММУНИСТИЧЕСКИЙ буксир ПРИХОДИЛОСЬ отказаться, что объективно требовало ПОЛНОГО пересмотра прежних взглядов на социализм в России). Между ними, с Апрельских тезисов по  большевизацию Советов, НАПРАВЛЕННОЕ перерастание первого этапа перманентной революции во второй. Нужно тщательно и без любой предвзятости изучать негативы и позитивы рывка XX века к коммунизму. Нужно ставить вопрос об актуальном приближении коммунизма в развитых странах, об актуальной КОММУНИСТИЧЕСКОЙ революции, НЕИЗБЕЖНО очень ОТЛИЧНОЙ от реальных социалистических. Нужно заново ставить вопрос о Мировой революции с коммунистическим ядром в развитых странах и ее перманентными звеньями в отсталых капиталистических (социалистическими) и докапиталистических (социалистический путь развития). Положительный и отрицательный опыт XX века бесценен для XXI.
           В рассказе Джека Лондона индеец из глуши, случайно попавший к белым людям, потом смешил и раздражал своих соплеменников разного рода “небылицами”. Например, что очень большие  лодки могут двигаться без весел, силой ветра. А когда Рассказчик сумел их убедить эмпирически, что и кусок развернутой ткани может тащить по ветру человека, он, вопреки своему же доказательству, стал уверять, что на парусах можно идти и против ветра (без БУКСИРА). Т. е. Рассказчик – “лжец”. С предложенных выше позиций я ниже буду обосновывать, что Классики – некоторое подобие Рассказчику (точнее людям, о которых, об их делах и изделиях он рассказывал), а Воейков и его единомышленники – близкое подобие непонимающим соплеменникам  Рассказчика.
                                                               *     *     *
            “… Грамши писал: “Большевики отвергли Карла Маркса, и их четкие действия и победы  являются свидетельством того, что каноны исторического материализма не настолько незыблемы, как кому-то казалось и как кто-то думал … Эти люди не “марксисты”, вот и все”” Итак, у большевиков четкие действия и победы, каноны конкретной науки не абсолютно незыблемы, как любой другой, и эти люди не “марксисты” (в кавычках)! Это с одной стороны. А с другой – большевики просто отвергли Карла Маркса? Чья путаница мыслей: Грамши; переводчика; цитирующего некорректно?
           “В России революция произошла только (! – А. М.) в начале становления капитализма, российская буржуазия была слабой и не в силах возглавить революцию” В какой-то стране смена формаций произошла в середине капиталистической формации и возглавилась уже господствующей буржуазией? Это “возможно”, если забыть о марксизме. Когда буржуазия становится угрожающе сильной, но еще слабее феодалов, те устанавливают реакционную диктатуру (в Англии абсолютизм первой половины XVII века, во Франции – большей части XVIII; в России – самодержавие эпохи Контрреформ). Но неуклонно усиливающаяся буржуазия ломает абсолютизм и весь феодализм – происходит революция. Специфика Революции 5 года и Февраля – запуганность буржуазии уроками Запада и собственным пролетариатом, обученным уроками Запада; потому ее трусливость, склонность удовлетвориться минимальной победой над феодалами за счет интересов трудящихся. Это создало естественные условия искусственной революции трудящихся. – “Как это можно было объяснить, не порывая с марксизмом?” Перманентной революцией в отсталой стране в расчете на скорый буксир Западной революции, если только не порывать с марксизмом. Реализовать первую в отсталой стране у большевиков получилось, реализовать прогноз второй (в развитых странах) Маркса и Энгельса не захотели их формально ближайшие последователи. Оппортунисты от марксизма обычно обходят именно тот факт, что большевики добросовестно сделали свое звено ожидавшейся Мировой революции в отсталой стране в расчете на скорый спасительный буксир ее ядра в странах развитых, на добросовестность западных “марксистов”. Те, кто противопоставляет “правильных” Маркса и Энгельса “неправильному” Ленину, замалчивают “неправильное” отсутствие прогнозируемой  первыми Революции на Западе, при которой “неправильный” Октябрь был бы не только правильным вполне, но и предотвращением главной внешней угрозы Революции в развитых странах. Современные оппортунисты от марксизма обходят теоретическую ошибку Маркса, Энгельса и Ленина о назрелости естественной коммунистической революции в развитых странах примерно век назад (ее нет там до сих пор) – так удобней замазывать отказ ренегатов делать искусственную социалистическую революцию и в развитых тогда. – “Согласно марксистской концепции новый общественный строй может появиться лишь тогда, когда  для него созреют необходимые материальные предпосылки” с невинным видом замазывает марксистскую концепцию Мировой революции стран РАЗНОГО уровня развития Воейков. Про возможность изменить познанный мир, про марксисткую концепцию перманентной революции он и не вспоминает. Зато ссылается на “выдающийся марксистский авторитет” – Милюкова (куда же без кадетов в марксистских проблемах). – Посредством плавных переходов от “марксистской концепции” к “положению”, от него к “противоречию” и далее к “проблеме” русской революции, Воейков выводит на заявление: “Это-то (проблема русской революции) и порождает многие трудности в научной интерпретации (т. е. проблемы – А. М.) революции …” русской. Я не вижу трудностей в интерпретации с МАРКСИСТСКИХ позиций (см. начало статьи). – “Первая и основная трудность, видимо (не уверен Воейков – А. М.) состоит в том, что в наших (и Воейкова? – А. М.) головах прочно засела формула о социалистическом характере Русской революции …” Я первую и основную трудность Воейкова вижу в том, что в его голове прочно засела формула о единой русской революции, вместо типичного разделения двух звеньев перехода от феодализма к капитализму и понимания на этой естественной базе искусственной перманентной революции, началом второго этапа которой стал Октябрь.
           “В советский период многие историки пытались доказать, что Россия в начале XX века была страной “среднего уровня капиталистического развития” …” Воейков через десятилетия после советских историков и зная не советских не может определить формационное место России в начале XX века (АЛЬТЕРНАТИВЫ 85). Еще трудней это было сделать век назад Ленину. В конце XIX века он доказал РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ, даже в начале которого сомневались народники. К 1917 году капитализм в России еще более развился. Неясности с формационными местами не только России были у Маркса и Энгельса. Главное – они капитализм развитых стран ошибочно считали финальным. Россия отставала от тех стран, но не настолько, насколько от современных развитых (по моему мнению, именно финальных капиталистических). Резоны считать Россию начала XX века неопределенно среднекапиталистической были. Сейчас признавать самые развитые страны начала XX  века как-то среднекапиталистическими, Россию тогда – самой ранней капиталистической (и Революцию 1905 года – аналогом канонических революций, а Февраль – аналогом канонических свержений Реставраций) – банальность. Но Воейков эту банальность понимает смутно. У советских историков завышение уровня развития России определялось и социальным заказом (трудности марксистского объяснения победы “коммунизма” в очень отсталой стране, неожиданно без Буксира). А что сейчас мешает ясно понять банальность Воейкову? – “… согласно марксистской теории в России могла произойти только буржуазно-демократическая революция” Естественно; а на ее базе искусственная перманентная – согласно марксистской теории, развитой Лениным дальше Маркса и Энгельса. 
          “… была одна Великая российская революция … разделение революции на две с противоположными характеристиками не выдерживает критики …” Критика – к Марксу и Энгельсу за теорию; к Ленину – за практическое подтверждение развитой им теории. – “… писал Троцкий …” Теория перманентной революции Троцкого не марксистская, с географическим акцентом и пр. (потому с обычными практическими ошибками), лишь по конкретике случайностей ситуации отчасти пересекшаяся с концепцией Ленина (избегавшего термина ПЕРМАНЕНТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, захваченного Троцким) в Октябре. Не Троцкий готовил Октябрь два десятка лет, не он давал направление второму этапу перманентной революции, его ошибки приходилось преодолевать. – Воейков обосновывает свое старание упростить понимание революционных событий начала XX века в России: “Если мы имеем одну революцию, то, стало быть, и характер (сущность) ее также одна”, а не два (две) у одной революции. Банально, но точно (не грамматически). Правда, не к ситуации; точнее, к ситуации надуманной.
          “Будучи ортодоксальным марксистом (констатация! – А. М.), он (Ленин) до самого Октября 1917 г. не говорил о социалистическом характере предстоящей революции” Слабость первоначальной концепции перманентной революции Маркса и Энгельса – слабое понимание необходимости тщательной подготовки перехода (естественно не возможного) от буржуазной революции к социалистической. Позднее они занялись фактически тщательной подготовкой ТАКОЙ (искусственной – до естественной коммунистической  было далеко везде) революции на Западе, но считая ее естественной коммунистической, что сбивало. Ленин разделял ошибку о назревшей коммунистической революции на Западе, но в отсталой стране искусственную социалистическую готовил грамотно и тщательно (создание партии нового типа, внесение социалистического сознания в пролетариат, союз последнего со всеми трудящимися и пр.), два десятка лет в рамках естественного перехода от феодализма к капитализму. Конечная цель для Ленина – все; но до нее, ради нее, к ней – движение. Красноватый цвет Февраля, его радикальный демократизм, чрезвычайная активность пролетариата и деревенского полупролетариата – пятерка особенно Ленину, большевикам. ТАКОЙ Февраль – выполнение задач первого этапа перманентной революции; а на Западе назревал послевоенный революционный подъем, ожидавшийся как начало Мировой революции. Ленин понял “своеобразие текущего момента” в России, как завершение одного, подготовительного этапа перманентной революции, давшее власть буржуазии на очень выгодных пролетариату условиях, как переход ко второму ее этапу, когда власть возьмет пролетариат отсталой страны, но в каком-то союзе со всеми трудящимися страны и со скорой опорой на Западную революцию. Тогда пришло время говорить о социалистическом этапе перманентное революции. Своеобразие текущего момента не поняли другие лидеры большевизма (а надуманные воззрения Троцкого случайно пересеклись с грамотной политикой Ленина), все еще мыслящие категориями прежнего этапа, на которые они вышли в другой ситуации при решающей роли Ленина, а теперь не поспевавшие за гением. Но что спрашивать с них, если не поспевает через век Воейков. Хотя бы потрудился непредвзято и “внимательно проанализировал знаменитые апрельские (1917 г.) тезисы Ленина” – А то, видите ли (ссылки на Ленина) … “Не ”введение” социализма, как наша НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ задача, а переход тотчас лишь к КОНТРОЛЮ … за общественным производством и распределением продуктов”, чего по Воейкову, надо понимать, с нетерпением ждала буржуазия, которую не придется заставлять принять чуждое ей (т. е. частично экспроприировать) чуждой ей  властью. Буржуазия никогда не вводила капитализм ТОТЧАС: она его утверждала революциями, типично не сразу радикальными, закрепляла режимами типа Кромвеля, Наполеона, Столыпина, приглаживала Реставрациями и стабилизировала свержениями Реставраций (кстати – ранний капитализм; в Англии до классического потом прошло века полтора). Или … В АПРЕЛЕ “Я не только не “рассчитываю” на “немедленное перерождение” нашей революции в СОЦИАЛИСТИЧЕСКУЮ, я прямо предостерегаю против этого” (как Маркс предостерегал будущих коммунаров). Правильно – даже в ИЮЛЕ было РАНО. Либо … “Мы не можем стоять за то, чтобы социализм “вводить”, –  это было бы величайшей нелепостью. Мы должны социализм проповедовать. Большинство населения в России – крестьяне, мелкие хозяева, которые о социализме не могут и думать” СОЦИАЛИЗМ тогда – синоним КОММУНИЗМУ, обществу на базе производительных сил выше капиталистических.  В отсталой стране социалистическая революция не вводит коммунизм, а только начинает длительное (и тогда практически совершенно не опробованное, особенно трудное) движение к нему, если марксисты сумеют заручиться поддержкой всех трудящихся. Но в Апреле большинство трудящихся, очень УЖЕ настроенное против всех эксплуататоров, не было готово еще к любому даже началу движения к коммунизму. Его нужно было агитировать за это НАЧАЛО, найдя нужные аргументы, доступные пониманию малограмотных мелких собственников. – “Таким образом, внимательное (! – А. М.) чтение апрельских работ Ленина 1917 года … убеждает в абсолютной неправильности …” и сталинской школы фальсификаций, и, например Воейкова, который оспаривает не столько сталинскую школу фальсификации ленинского наследия, сколько именно это наследие, “ловя Ленина на слове” (трактуемом неверно), когда это выгодно. – Например, по Воейкову, Ленин ВДРУГ заявляет: “Наша задача – буржуазную революцию довести до конца”. Прямо буржуазный лозунг оппортунистов! На деле – лживость цитирования, начиная с первой буквы. У Ленина: “… наша задача …” и далее. Т. е. не лозунг, а часть обширного текста, надергиванием из которого можно “доказать” все, что угодно. Несколькими строками выше “убийственной” цитаты-лозунга по Воейкову, Ильич говорит: “… нам надо строго отличать те задачи революции, которые решены полностью и которые вошли, как нечто совершенно неотъемлемое, в историю всемирного исторического поворота от (! – А. М.) капитализма” Я очень рекомендую читателям ознакомиться если не совсем докладом Ленина, то хотя бы с абзацем, из которого выхватил цитату Воейков. И вообще, по-возможности, проверять все урывочные цитирования, которые модны у буржуазных фальсификаторов. Венчает рассматриваемый мною абзац труда Воейкова суждение, что Ленин, был уже, видимо, болен. И что? Больной Ленин проболтался о том, что скрывал здоровый? Концепция перманентной революции Марксом и Энгельсом была только намечена, потому многим не понятна. Эта революция не отменяет общие законы марксизма. Если в социалистическую революцию направленно перерастает именно переход от феодализма к капитализму, то это значит, что социалистическая революция должна решать и какие-то задачи буржуазной революции, и какие-то “задачи” всего естественного развития капитализма до коммунизма. Иллюстрация – мероприятия после Революции, перечисленные в Манифесте. Позднее Маркс уточнил, что доводить до коммунизма должна диктатура пролетариата ПОСЛЕ взятия власти. Ленинская доработка концепции перманентной революции и практика реального социализма позволили уточнить наброски Первых классиков. Не только революционному установлению социализма в отсталой стране нужно решать некоторые задачи буржуазной революции – социализму (в принятом выше понимании – некапитализм на базе капиталистических производительных сил) предстоит решать некоторые “задачи” капитализма: индустриализацию (промышленный переворот) и дальнейшее развитие производительных сил до коммунистических, много прочее. Но решать не при господстве капитализма, буржуазии, а совершенно иначе. XX век показал и возможность этого, и малую вероятность полной реализации этой возможности при объективном уровне марксистской науке и нерегулярности появления Классиков.
            “Большевики в 1917 году предложили обществу политическую тактику, которая была ближе всех остальных к потребностям того момента” Большевики не по буржуазному (в той эпохе) радикальным решением потребностей момента, не выходящих за рамки капитализма (Декреты о Мире и Земле), начали ДЛИТЕЛЬНОЕ “введение” социализма (некоторая иллюстрация – “построение социализма” к двадцатилетию Октября). – “Но стратегически политика “военного коммунизма” … оказалась политической стратегией, которую общество не приняло …” ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ – ВЫНУЖДЕННАЯ ВОЕННАЯ политика ВЫЖИВАНИЯ, конкретные формы которой в большой мере неизбежно определялись идеологическими чаяниями марксистов и обнадеживающим революционным подъемом на Западе, но были приняты и мелкобуржуазным большинством населения. Потому только  – победа в Гражданской войне. После войны любая военная политика требует пересмотра, а НЕОЖИДАННАЯ “задержка” западного Буксира вынуждала больше привязываться к отсталости отдельно взятой страны: “Брестские” переход к НЭПу (отчасти в духе ОЧЕРЕДНЫХ ЗАДАЧ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ до революционного подъема на Западе) и мирное сосуществование с империализмом. – “Господствовала двойственность”, заданная нестыковкой ожиданий на основе прогнозов Маркса и Энгельса, и реальности, которая требовала коррекции ожиданий (коррекции теории практикой обычны, но не все так болезненно проходят по судьбам людей).
           “Еще в начале 1920-х годов это было отмечено в своеобразной концепции национал-большевизма” белых эмигрантов. Воейкову до кучи подходит все. Вынужденный (и тактический) в отсутствии ожидавшейся коммунистической революции на Западе пересмотр прежней точки зрения на социализм в стране, едва вышедшей из феодализма, не мог не обрадовать кадета Устрялова и др., не рождать у них каких-то надежд. Враг отступил – может, побежит или сдастся? Но ведь может и подготовить контрнаступление! При Ленине было второе, после Бреста, большое вынужденное (из-за социал-предателей развитого Запада) отступление – но ОПЯТЬ для следующего наступления. После Ленина шли постепенная деградация перманентного движения к коммунизму, выжимание действительных факторов этого движения иными (вместо авторитета вождя – его религиозный культ, вместо партийного товарищества – доминирование старших товарищей и слепая верность младших, вместо свободного научного поиска в марксизме – следование указаниям партийных администраторов, непогрешимых по должности, если ВДРУГ не окажутся “врагами народа”, и т. д.) Но даже деградирующий социализм продержался до 90х, и даже на подорванной основе, имитации ее, наступал – до Берлина, в космос и пр. По-устряловски и на радость лиходеям 90х, их квазимарксистским адвокатам, социализм съехал в капитализм; но после национал-большевизма лишь через семь десятилетий (терминологически отрыгнувшись нац-болизмом Лимонова). – “Национал-большевизм никогда не был объявлен официальной идеологией в СССР, но был идеологией теневой” Воейков мешает в кучу вынужденность первоначального организованного отступления и нарастающее (к сожалению) теневое желание “капитулировать, сдаться в плен”, даже “стать власовцами, полициями и бургомистрами”.
          “По многим характерным чертам общество возникшее, после революции, больше напоминало буржуазное …”, чем коммунистическое. Особенно в самом главном при естественном развитии общества – производительными силами уровня Англии конца XVII века. Подобное общество в рамках ожидавшейся Мировой революции, на быстром буксире уже коммунизма, главного значения не имело бы. Без такого буксира его значение становилось главным. Нужна тщательно разработанная теории некапиталистического общества на базе капиталистических производительных сил и потому неизбежно с другими пережитками капитализма – изживаемыми немедленно или терпимыми до времени, но в каких-то социалистических формах. Воейков вместо констатации необычного социализма XX века и его объективного осмысления, сводит его к “теневому”, ненормальному (не рациональному т. с.), капитализму. – “… буржуазность –  … рациональность, возведенная в высший принцип существования …”, а буржуа, соответственно, высшие из возможных рационалисты. Если, например, локаут, то это высшая рациональность (оптимитизация по-модному, утилитаризм по сути). А лиходеи 90х, это еще не отпетые, но уже какие-то рационалисты. И чего это Маркс и т. д. надумали свергать высшую рациональность; этакие иррационалисты! Но утешает, что советское общество все же “больше напоминало” рациональное; в 90е лиходеи лишь подбавили рациональности. – “В условиях советского периода буржуазность (рациональность) не проявлялась, так сказать (? – А. М.), в ее чистых формах, было много своеобразия, источником которых, с одной стороны был не пережитый феодализм (видимо: не изжитый; Россия пережила тысячелетие феодализма – А. М.)” Но на последней странице Воейков пишет: “… Русская революция … была … буржуазно-демократической (экспроприированная глупая буржуазия не поняла своего демократического счастья – А. М.)… Этот вывод подтверждает  … Надлом в результате революции феодальных форм жизни общества” Своеобразие Русской революции в том, что она, будучи буржуазно-демократической, тем, не менее, только надломила феодализм, не изжила его? В результате – полуфеодализм, полукапитализм, за первый ненавидимый рациональной буржуазией мира? Большевики помешали довести дело до высшей рациональности и белогвардейцы-монархисты воевали против большевиков за эту рациональность? Я воздержусь от комментариев. – “С другой стороны, советская идеология и социалистическая фразеология, которые осуждали и тормозили буржуазные, мещанские интенции в официальной жизни. В реальной жизни эти последние, конечно же, доминировали” безапелляционно декларирует Воейков, не поясняя, почему реальная жизнь (базис) не задала (или только через семь десятков лет) соответствующие идеологию и фразеологию (элементы надстройки) после победы буржуазно-демократической революции, как естественно положено по Марксу, к которому выборочно апеллирует Воейков.
            “… буржуазные отношения начали формироваться еще в старой России и продолжились в советской” В позднем феодализме России (после 1861 года) происходил естественный генезис капитализма (пролетариата и пр.). В СССР, на базе капиталистических производительных сил и без буксира коммунизма, тоже – и тоже естественно. Субъектный фактор (марксистская наука, грамотные марксисты и т. д.), с Лениным выведший страну на противоестественное развитие даже без ожидавшегося Буксира, без Гения оказался слабее естественного действия закона соответствия (бюрократия усиливалась и выделялась в элиту; пр.). В 30е годы субъектный фактор был вообще подменен субъективизмом, ловкостью и прагматизмом народившейся элиты. Строй сохранял (по инерции) характер некапитализма на базе капиталистических производительных сил, но начался уже прямой генезис капитализма (рост черт буржуазного чиновничества в партийных функционерах, подпольный капитализм и др.). – “Индустриализация … есть необходимый элемент формирования и развития капиталистического способа производства …” при естественном развитии общества. Возможность искусственного развития общества Воейков даже не вспоминает, наплевав в данном случае на Маркса (уж хотя бы апеллировал к необходимости Буксира, сорванного социал-болтунами) и фактически обвиняя марксистов в не знании естественного развития капитализма. – “Именно в ходе и вследствие индустриализации получили развитие такие сугубо буржуазные (сугубо социалистические, не коммунистические – А. М.) отношения как хозяйственный расчет, материальное стимулирование труда, премиальные системы, тарификация труда, ударничество, стахановское движение …” и т. п., т. е. частная собственность, всеобъемлющий рынок, индивидуалистическая психология и т. п. согласно КАПИТАЛУ Маркса? Именно индустриализация и ее следствия особенно показали необходимость разделения социализма на базе капиталистических производительных сил и коммунизма на базе коммунистических. Но не осознаваемые негативы уже подрывали прокоммунистический импульс СССР, в том числе марксистское понимание объективной реальности, все более подменяемое прагматизмом и фразеологией советских экономистов и пр.
             “Это, конечно, еще не капитализм в классической форме, но господство своеобразных буржуазных отношений” В Англии и других странах, чье развитие не слишком деформировано внешними воздействиями, за индустриализацией (промышленным переворотом) естественно устанавливался капитализм именно в классических формах. А “своеобразием буржуазных отношений” Воейков и фиксирует, и  замазывает отличие искусственного социализма (не именно коммунизма, которого так и не было до сих пор) от естественно не своеобразных буржуазных отношений; после индустриализации ЕСТЕСТВЕННО: капитализма в классических формах. – “Сложность состоит в том, что правящая элита советского периода все это называл(а) социализмом …” Сложность, т. с., состоит в том, что социализм все еще понимался как формационно послекапиталистическое общество, как коммунизм (хотя бы ранний), а реальность уже требовала понимания его как параллельной альтернативы капитализму на базе производительных сил капитализма. Марксисты тогда с этой “сложностью” не справились – потому Воейков мается до сих пор.
          “Неизбежным стало не только использование социалистической (понимаемой как раннекоммунистическая – А. М.) фразеологии, но и внесение социалистических императивов в жизнь”, до 90х годов, когда не идеальный социализм утратил эти императивы, скатившись (при активности “рациональных” лиходеев) в капитализм. – “Но при сохранении буржуазного способа производства, распределения по капиталу в СССР все-таки не было” Способ производства был, а атрибутивного ему распределения не было, пудрит мозги себе и другим политэконом с докторским рангом и советской выучкой; надо понимать: ПО КАПИТАЛУ Маркса. – “Распределение осуществлялось частично по труду (буржуазность), частично по социальному статусу в бюрократической иерархии (феодальность)” Это после буржуазно-демократической революции соседствуют СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ принцип (каждому по труду) и феодальный (и никакого БУРЖУАЗНОГО распределения по капиталу)? Ай, да буржуазная, притом демократическая, революция, установившая буржуазный строй, где нет распределения по капиталу, есть феодализм; но который на Западе давно и в РФ все чаще называют коммунизмом (Воейков идет круто против этого течения)! И еще: бюрократия существует во всех классовых формациях – везде феодальная (при капитализме, например)? – “Отсюда отношения советского периода характеризовались двойственностью” В основе двойственности советского периода лежала природа социализма – буржуазные производительные силы и долгое субъектное преодоление естественного действия закона соответствия; пока двойственность не разрешилась победой социальной стихии. – “С одной стороны, им навязывали социалистические ценности … высокий уровень образования (Воейков – иллюстрация) и престиж интеллектуальных профессий” Это навязывание от феодальности? – “С другой … люди все больше пропитывались буржуазными отношениями и ценностями” А эта буржуазность от названной выше буржуазности? Здесь Воейков к Марксу не апеллирует, придется мне, в чем-то корректируя марксизм с учетом практики после Классиков.
         В расчете на коммунистическую революцию Запада и во избежание превращения России в главную контрреволюционную силу в ожидавшейся Мировой революции (одним из аргументов Классиков за нее, была опасность подавления коммунистической революции в отдельно взятой стране внешней реакцией; некоторые иллюстрации – Парижская коммуна, Финляндия 1918  года, Венгрия 1919, Греция после Войны и др.) большевики во главе с Лениным добросовестно и грамотно реализовали свое перманентное звено ожидавшейся Мировой революции (чего не получилось у Союза Коммунистов во главе с Марксом и Энгельсом в более развитой Европе на схожей формационной ступени семью десятками лет ранее; важнейшая причина – не было марксизма начала XX века). Но социал-болтуны Запада, не дождавшиеся автоматической коммунистической революции (от которой не отбрыкаешься),  ДЕЛАТЬ возможную социалистическую отказались (а соответствующие попытки подавили или не препятствовали подавлению). Социализм в отдельно взятой и отсталой стране оказался в исторической ловушке. Импульс грамотной социалистической революции действовал десятилетия, обуславливая социалистические империатвы. Но ослабление субъектного фактора после Гения обусловило перевес естественного действия докоммунистических производительных сил, потому люди (СТИХИЙНО до конца социализма; а тогда уж многие и цинично) “все больше пропитывались …” и т. д. В 90е годы капиталистические производительные силы привели в соответствие с собой производственные отношения полностью (первоначально в первоначальных, диких формах капитализма). И многие прежние "марксисты", некоторые даже сначала без кавычек, привели свое сознание в соответствие с локально изменившимся бытием.
         “Итак, Россия и в советский период полностью не была буржуазным обществом” А ведь единая в начале XX века Русская революция, буржуазно-демократическая, так старалась; особенно большевики.  – “Господствовала смесь буржуазной объективности (в сознании, конечно – А. М.), феодальных остатков (полагаю: в бытии – А. М.), социалистической фразеологии (советскому экономисту лучше знать – А. М.) и интенций социального государства (а эти откуда взялись в смеси; ведь ПОЗДНЕГО-то уж капитализма в СССР не было? – А. М.)” Такой вот способ производства, по Воейкову. Материальные противоречия, сложности некапиталистического общества (первого образца) на базе капиталистических производительных сил отразились в сознании Воейкова смесью марксистских положений и всякого антимарксистского хлама.
          “Все это не означает, что не было господства буржуазных экономических отношений” А в чем тогда суть деяний лиходеев 90х? – “Никакая диктатура класса, партии или одного лица не в силах преломить ход истории” естественно; здраво излагает одно положение марксизма оппортунист. Но умалчивает, что искусственно перманентная революция призвана именно преломить ход истории, естественной … Что после стихии масс, которые творят естественную историю до социализма стихийно, и до субъектности масс, которые будут творить царство свободы сознательного выбора будущего всего общества и отдельных людей, НЕИЗБЕЖЕН переходный период, когда массы уже как-то могут менять естественную историю, но под руководством более грамотных партий и, крайне желательно, при перманентном наличии гениальных творцов достаточной науки и высочайшей политики. – “Сто лет развития своеобразного капитализма в России делают невозможным сегодня переход к классическому капитализму эпохи первоначального накопления капитала” – Поразительно безграмотное для экономиста советской выучки смешение классического капитализма (Англия XIX века, например) и первоначального накопления капитала (веками раньше). Я полагаю невозможность простого возвращения к классическому капитализму, тем более к более раннему, отчасти из-за неизбежного влияния самого позднего капитализма США и др., но прежде всего потому, что даже подорванные лиходеями 90х производительные силы требуют капитализма формационно более позднего, чем Англия XIX и даже начала XX века. Но в нью-капитализме неизбежны черты первоначального накопления капитала именно потому, что до 90х капитализма, как строя, в СССР не было (был подпольный капиталистический уклад). Эти черты особенно выпирали в 90е, когда на основе разложившейся советской бюрократии и, меньше, прежних криминальных капиталистов, стал складываться первоначальный класс капиталистов: расхищалась социалистическая собственность; бандитски переделялось расхищенное; экспроприировались не экспроприаторы (под причитания дем-пропагандистов, что экспроприация экспроприаторов – по Марксу – означает грабь награбленное), т. е. “рациональными” лиходеями-грабителями грабились не грабители; и т. д.
           “Таким образом (выше я постарался обосновать надуманность такого образа – А. М.), Великая российская революция в целом (а в частности и в особенности? – А. М.) носила буржуазно-демократический характер, включала несколько этапов, в т. ч. октябрьский” Т. е. экспроприированная буржуазия и современные антикоммунисты, заходящиеся от ненависти, просто не поняли сути Октября? А Ленин, по логике Воейкова – что-то вроде Робеспьера, чуть “перегнувшего”, но сделавшего для капитализма больше любого в его революции? Много у нас диковин… Одна из них – АЛЬТЕРНАТИВЫ с амбициями на творческий и критический марксизм, но не критически печатающие и антимарксистские чепуху и гадости. – “Она открыла дорогу для создания в России особого общественно-экономического строя (это капитализм, что ли, особый строй? – А. М.), который социализмом (не особым строем? – А. М.) с научной (марксистской или иной обществоведческой? – А.М.) точки зрения назвать невозможно” Зато возможно называть этот “капитализм” капиталистами ИМПЕРИЕЙ ЗЛА или просто коммунизмом. С марксистской точки зрения (за “творческий марксизм” не ручаюсь) невозможно назвать некапиталистическую реальность на базе капиталистических производительных сил послекапиталистической формацией. Реальность ПОСЛЕ Классиков требует уточнения понятий и терминов. Я полагаю резонными (с учетом практики XX века): СОЦИАЛИЗМ И КОММУНИЗМ. Социализм не естественное общество на базе именно своих специфических производительных сил. Потому, во-1, он не может не иметь черт капитализма (начиная с именно производительных сил), либо непрерывно изживаемых (докоммунистические производительные силы и пр.) либо до времени осознанно сохраняемых (партии, государство и государственная собственность, кооперативы, рынок и пр.) но в социализированных формах. Во-2, социализм не может не испытывать естественного постоянного воздействия капиталистических производительных сил и других пережитков (и нажитков), стихийно (потому стихийно не очевидно) тянущих (в том числе Партию и государство, их лидеров) к капиталистическим производственным отношениям и т. д. Требуются глубочайшее научное понимание естественных общественных процессов и механизмы направления их по нужному вектору или своевременного изживания. То и другое в социализме изначально (иначе не было бы социалистической революции), но в изначальном виде далее недостаточно. Социалистическая революция идет перманентно на базе естественных процессов капитализма (как парусник против ветра на основе стихии этого ветра). С прекращением капитализма этот источник силы движения к коммунизму теряет значение (нужен искусственный “пароход”). Не понимание, в том числе, специфики социалистического развития без (неожиданно) буксира коммунизма (Ленин в последних работах только начал осмысление этой специфики) обернулось “крахом социализма”. Наличного субъектного фактора хватило на Революцию, но не на Эволюцию; не на должное саморазвитие (без новых Классиков) самого субъектного фактора.
           “Более тонко и глубоко этот вопрос рассматривал Н. И. Бухарин … : если социализм в стране построить нельзя, то, значит, и революция была не социалистическая” Банальность более тонка и глубока по сравнению с рассуждениями Воейкова в его предыдущих абзацах? – “… большевики послужат лишь мостом для какого-нибудь цезаря, бонапарта … нам сегодня совершенно очевидно, что так и получилось” Как? Какой-то ЦЕЗАРЬ в СССР установил некий режим рабовладельческого строя? Или какой-то БОНАПАРТ в СССР отстаивал ранний капитализм: либо закрепляя его против феодализма, как Наполеон I, либо стараясь сохранить против надвигающегося капитализма классического, как Наполеон III? Или цезарь и бонапарт – художественные обозначения нехорошего диктатора безотносительно его формационного места? Разные диктаторы были в региональных образцах всех формаций, обозвать Сталина цезарем или бонапартом – ничего не сказать о формационной сути его диктаторства, замазать вопрос об этой сути.
           Следующий абзац Воейков посвящает тому, как “Бухарин берется за Троцкого”, а от себя пишет: “Троцкий стоял на классической марксистской позиции как и все лидеры мировой социал -демократии” Т. е. меньшевик, согласно Сталину и Воейкову. Лидеры мировой социал-демократии, с одной стороны, не захотели реализовывать прогноз классического марксизма о Революции на Западе рубежа XIX-XX века (у этого классовые корни). А с другой стороны – и не могли этого сделать, поскольку не поняли Первых классиков в плане возможности менять стихийный ход истории после достаточного познания его естественных закономерностей (у этого – корни гноселогические). Троцкий – слишком ортодоксальный приверженец классического марксизма (правда, без желательной гениальности вообще, без достаточной диалектики мышления в частности): революционер, в отличие от разных лидеров мировой-социал-демократии; но не способный развить марксистскую концепцию Мировой революции дальше Маркса и Энгельса (главным условием перманентной революции считавших буксир коммунистических стран, если уж не тянущий за собой, то хотя бы толкающий впереди себя), в отличие от Ленина (не отрицавшего ни какого Буксира, но в отдельно взятой стране сделавшего акцент на субъектном факторе). При таком положении революционность Троцкого в XX веке имела значение только “на буксире” ленинизма, как-то преодолевающего догматизм Троцкого. – “… он сумел примирить марксистский подход с экономическими и культурными условиями России и объяснить социально-политическую стратегию развития общества” Воейков пропагандирует буржуазную стратегию развития СССР и хвалит Троцкого; надо понимать, как своего единомышленника в плане такой стратегии. Но соответствующего единомыслия нет. Как не критиковал Троцкий сталинистский режим, он не считал СССР именно буржуазным. – “Бухарин … больше заботился о совпадении своих текстов с текущей политической конъюнктурой … ” Это когда бесперспективно возглавил “левых коммунистов”? Или безнадежно –  “правый уклон”? “… – “Бухарин попал в пикантное положение, которое стало очевидным только после его гибели” Еще циничнее было бы “… в пикантное положение после его гибели”.
            “Бухарин …: если следовать логике меньшевиков о том, что страна не готова к социализму, то получается, что диктатура пролетариата затея опасная и для самих большевиков ” и далее по тексту. Антикоммунисты всегда злорадствовали по поводу и сталинистского антикоммунистического  террора, и по поводу “краха социализма” 90х. Как злорадствовали рабовладельцы после поражений рабских восстаний, феодалы – антифеодальных движений, буржуазия и до XX века – Коммуны. Марксисты всегда признавали бесперспективность всех названных выступлений, но доброжелательно искали позитивы в них, сочувствовали их участникам, извлекали уроки на будущее (особенно Маркс при анализе Коммуны). С общих позиций марксизма и современного знания, не только Россия начала XX века не была готова к ЕСТЕСТВЕННОЙ смене капитализма более совершенным строем, но и более развитые страны к Западной революции, прогнозируемой Марксом и Энгельсом. Но большевики как-то реализовали ИСКУССТВЕННУЮ смену капитализма социализмом, рассчитывая на Западный буксир, не только прогнозированный Первыми классиками, но и долго муссируемый центристским II Интернационалом, что обнадеживало. Добросовестно занявшись подготовкой социализма в своей отсталой стране и добившись успеха, большевики оказались в ловушке без Западного буксира, поскольку центристы фактически присоединились к ревизионистам, с отказа от Эрфуртской программы начав и формальный отказ от марксизма. Большевикам назад дороги не было, а классический марксизм говорил о все же недалекой Мировой революции с ядром на Западе. Еще Великая депрессия и нацистская реакция, Вторая мировая война как будто подтвердили исчерпанность капиталистической формации, а после Второй мировой началась как бы Мировая революция на буксире СССР. Расхождение марксистской теории и практики жизни вполне обозначились лишь во второй половине XX века, когда в развитых странах классический капитализм на его перезрелой ступени сменился поздним (не предвиденным Классиками), с общими чертами поздних этапов классовых формаций (в чем-то предвосхищающих грядущие формации, но свергаемых в ходе революций): смягчением форм эксплуатации (как вывод рабов на пекулий в Поздней Римской империи, как освобождение крепостных в позднем феодализме), ростом значения усилившегося государства (как домината, абсолютизма), резкими переменами в культуре (как в поздней Римской империи, как Возрождение). Но к этому времени субъектный фактор в СССР без коммунистического буксира уже не справился со стихией действия капиталистических производительных сил, сам был ими опосредственно размыт. В 30е годы социализм не погиб, но принял прокапиталистический вектор развития, выведший на “крах социализма” 90х. Антимарксисты смакуют неудачу социалистического рывка XX века; околомарксисты путаются в смеси догматизма и ревизионизма; марксисты должны разобраться в ФЕНОМЕНЕ с позиций развиваемого марксизма. Понимать социализм XX века капитализмом (без капиталистических производственных отношений: частной собственности, рынка и пр.) так же нелепо, как коммунизмом (на базе капиталистических производительных сил).
           “По мнению современных историков период русской революции определяется рамками 1917-22 гг. …” Современные – “по надклассовой, надмарксистской” характеристике Воейкова – историки (в массе антисоветские, антимарксистские, в лучшем случае по возрасту не успевшие стать перевертышами) в чем-то исправили загибы советских историков, в том числе разделявших, НЕСКОЛЬКО, Революцию и Гражданскую войну. Хотя в предыдущих революциях гражданские войны обычно относивших именно к периоду основной борьбы старых и новых сил, после которых наступали периоды закрепления победы революционеров (Кромвель, Наполеон, Столыпин и т. д.). Великая Октябрьская революция (только главное звено всего перманентного перехода от капитализма к социализму) необходимо включала отстаивание Советской власти в ВОЙНЕ, а ЛЕНИНСКИЙ НЭП (не бухаринско-сталинская реставрация 1925-27) – период закрепления ее (в “реставрационных” формах из-за “запаздывания” Западной революции). – “Следовательно  (точнее, банально – А. М.), весь “военный коммунизм” нужно относить к периоду, собственно, революции …”, как и “военный капитализм” якобинцев. – “… а не послереволюционного, нормального (! – А. М.) устройства общества …” вроде режимов Кромвеля, Наполеона, Столыпина, закреплявших результаты одержанной победы. – “И действительно, период “военного коммунизма” и последующий за ним период НЭПа существенно, принципиально (? – А. М.) различаются”, как собственно революционный и закрепляющий; последний типично даже уже с реставрацией части разгромленного строя (особенно нагло монархией бывшего околоякобинца Наполеона, с дворянством даже титулованным и пр.). 
           “В период “военного коммунизма” мы видим не только прагматические действия новой власти по наведению порядка, но и попытку … практического осуществления некоторых главнейших социалистических доктрин” В период Великой Французской революции, особенно при якобинцах, мы видим не только прагматические действия по  установлению капитализма, но и “социалистические” мечты об обществе без угнетателей и о прочей эгалитарности (а будущий Луи-Филипп вместе с папой-герцогом взяли фамилию Эгалитэ). Разной явности подобные черты были в разных революциях. По моему мнению, “якобинский период” при переходе от рабовладельческого строя к феодальному в Иране связан с эгалитарным движением маздакидов (разгромленным “термидорианцем-Наполеоном” Хосровом после победы нового строя). И пр. Тем более ДОЛЖНЫ БЫЛИ “увлечься” МАРКСИСТЫ социалистическими доктринами, идущими дальше ОЧЕРЕДНЫХ ЗАДАЧ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ, написанных до еще настоящего революционного подъема на Западе, затем грозившего (казалось) перерасти в Мировую революцию с ее коммунистическим ядром в развитых странах, буксиром для отсталых. – Я считаю вздорной следующую фразу Воейкова: “Однако эта социалистическая доктринальность была эпизодической, не системной; скорее эмоциональной, чем сознательной и планомерно внедряемой” Два десятка лет Ленин, большевики сознательно и планомерно готовили социалистическую революцию, а “военный коммунизм” был, видите ли, несистемным! Эмоции у революционеров неизбежны (иначе это бесчувственные изуверы или нейтральные обыватели), но увлеченность большевиков базировалась не только и не столько на эмоциях, сколько на фактах положения на Западе, интерпретируемых в соответствии с теорией Маркса и Энгельса, с их прогнозом. Изменившаяся ситуация не позволила дальнейшее “внедрение” сделать планомерным.
           “Даже в первых декретах новой советской власти при внимательном рассмотрении можно обнаружить преследование буржуазных принципов (отобрать и поделить по-новому)” При внимательном рассмотрении декларации Воейкова можно обнаружить, что буржуазные принципы подверглись преследованиям, что естественно для социалистической революции. Но я подозреваю, что Воейков хотел сказать “… обнаружить следование буржуазным принципам”. В буржуазных революциях типичны отбирания собственности феодалов и ее распределение по-новому. Или при захватах колоний отбирались земли и пр. аборигенов и распределялись по-новому. И т. д. Недаром Воейков назвал буржуазность высшей формой рациональности. Только подобная “рациональность” свойственна всем социальным революциям. При переходе от рабовладельческого строя к феодальному что-то отбирали и делили по-новому франки в Галлии, Фока в Византии, маздакиды в Иране и пр. При переходе от первобытного строя к классовому не спешно отбирали у первобытных общинников и по-новому делили внутри верхов. ДЕКРЕТ О ЗЕМЛЕ постановил отобрать землю у помещиков и разделить ее по-новому, по-якобински доделывая задачи буржуазной революции. А экспроприировать экспроприаторов завещал Маркс; что большевики и делали. Но они не столько делили по-новому, сколько обобществляли (отчасти и землю) в той форме, в какой это было возможно при самом начальном социализме на базе производительных сил самого начального капитализма – в форме государственной (слишком – сначала вынужденно; потом с деградацией социализма). – Дальше Воейков приводит примеры сохранения в самом наипервейшем социализме отсталой страны явлений, черт буржуазности и победно ликует: “Такова логика рыночной экономики и буржуазных отношений” Т. е. большевики решили сохранить буржуазные отношения (в том числе рыночную экономику), но при этом пытались нарушить их логику, чего у них не получилось? Воейков путает большевиков и социал-оппортунистов. Большевики с самого начала нацеливались на коммунизм – только не пытались его вводить разом. Во-1, они вообще плохо представляли, как конкретно идти к цели в совершенно новом деле, без прецедентов ; нужны были пробы, поиски конкретики; неизбежны ошибки. Во-2, они долго надеялись на буксир скорой Западной революции, который должен был решить многие проблемы большевиков. В-3, вместо спасительной Западной революции они получили западную интервенцию, крайне усилившую внутреннюю контрреволюцию, война с которой сильно задержала и ДЕФОРМИРОВАЛА собственно движение к коммунизму. И в любом случае движение к коммунизму очень отсталой страны должно было быть относительно долгим, с сохранением на базе производительных сил капитализма многих его явлений и черт (все более социализируемых). Логика Воейкова и многих других провокационна – раз не явный коммунизм, значит неявный капитализм, никакого длительного пути от последнего к первому через промежуточный строй.
           “… буржуазность, как бы на нее не указывали некоторые ригористы от теории, была скорее вызвана обстоятельствами, а не догмами”, открещивается ригорист Воейков от своих прежнего обстоятельного пафоса буржуазности, составляющего главное содержание предыдущего текста его статьи. – “Нельзя же в самом деле в разрушенной стране заниматься исключительно духовным творчеством” Это движение к социализму, коммунизму – чисто духовное творчество? А без разрушений (военных, надо понимать) в России начала века буржуазности, скорее, не было бы? Буржуазность в социализме и ее торжество после него, были вызваны не “догмами”, а “обстоятельствами” капиталистических производительных сил, естественное действие которых в самом лучшем случае не могло быть достаточно быстро преодолено субъектно.
           “После периода “военного коммунизма” … буржуазность входила как принцип и новой власти” После периода “военного коммунизма” смена военной политики на другую была необходима в любом случае. Но при ожидавшемся буксире коммунистического Запада эта политика, будучи менее военной, вряд ли и по форме была бы менее прокоммунистической, а уж по содержанию более прокоммунистической была бы почти наверняка. Весь социализм не был бы длительной альтернативой капитализму, но относительно кратким периодом в рамках мировой коммунистической революции. Буржуазность в тех или иных формах и мерах сохранялась бы, но неуклонно бы изживалась, а вынужденный НЭП (не его некоторые элементы) был бы не мыслимым – как и последующая деградация социализма.
             “В чем выражалась эта буржуазность? Прежде всего, конечно, в императивах экономического регулирования …” и далее по тексту. Буржуазность, с марксистских позиций, выражалась, прежде всего, капиталистическими производительными силами (отсталыми, к тому же), их естественным действием по приведению производственных отношений и всего остального к капиталистическим. Но сам Воейков выше констатирует и наличие социалистических императивов – вопреки действию капиталистических производительных сил. Не трансформируя ошибку Маркса и Энгельса в плане ожидания коммунистической революции на рубеже XIX-XX века, надежду Ленина на эту революцию (и не замалчивая обещающую болтовню центристского II  Интернационала вначале XX века и срыв потом болтунами возможной социалистической революции в самых развитых странах) в провокационный попрек СССР за не коммунизм, нужно констатировать сильные социалистические, прокоммунистические императивы в этой стране, естественно не возможные, и с тем констатировать наличие необычного, особо сложного и противоречивого общества между (не по стихии истории, но по логике искусственного варианта движения к коммунизму) капитализмом и коммунизмом, понять его правильно. Но можно, конечно, и злорадствовать по поводу судеб самого масштабного, зрелого, важного (но ЕСТЕСТВЕННО ПРЕЖДЕВРЕМЕННОГО, а субъектно слабо вооруженного) в истории выступления эксплуатируемых, стараться оплевать его – или благожелательно (“Конечно, эти меры были объективно оправданы …” и далее по тексту) принизить его, сведя к глупости смены одного варианта капитализма на другой. – “Отсюда и известное выражение Ленина, что НЭП – это отступление” Отступлениями были ликвидация Союза Коммунистов Марксом Энгельсом, бесперспективный перевод Генерального совета I Интернационала в США и пр. Но это не было бегством, отказом от борьбы, когда, в том числе, предавали прежние соратники. И в 90 годы ликующий канкан буржуазии, лихое ренегатство одних и блуждания других не закрыли коммунистическую перспективу – согласно не только Ленину, но Марксу с Энгельсом, согласно установленным законам истории (и возможности их использования для сознательного ее ускорения).
           “Более (чем Воейков? – А. М.) откровенно и, можно даже сказать, язвительно и злорадно писали о буржуазном характере революции и возникших в ее результате социально-экономических отношениях оппоненты большевиков”; более марксистски, надо понимать. Например, Бердяев, предшественник современных ренегатов, тоже и потому же неплохо знающий марксизм. Его язвительная и злорадная критика большевиков не ради правильного движения к коммунизму. Он тычет большевикам их противоречиями, путанностью, ошибками в ситуации, которая НЕОЖИДАННО пошла не по прогнозам Классиков и прежней болтовне центристов, и ради реабилитации своего ренегатства и утонченного мракобесия. Я не считаю, что Бердяев “… точно определил как характер русской революции, так и основную ее движущую силу” Но его многое цитирование Воейковым “… объясняет многое …” в традиционном союзе откровенных ренегатов и якобы почитателей Маркса.
           “О сохранении, вернее невозможности преодоления буржуазности экономических отношений сразу после революции, говорит … Струве” (еще один авторитет для Воейкова из числа “легальных перевертышей”), поддакивая марксистскому разъяснению Ленина в Апрельских тезисах невозможности введения социализма СРАЗУ. Но положение оказалось хуже расчетов: отсутствие коммунистической революции на Западе и после вынужденного “коммунизма” Гражданской войны затянуло введение социализма в отсталой стране надолго в  самом лучшем случае. 
           И еще два абзаца Волейков невнятно жует тему, что в России, едва вышедшей из феодализма, без коммунистического буксира коммунизма быть не могло (“Напомним, что с этим вполне был согласен и Ленин …”, аргументирует Вокйков, чтоб доказать, что значит был капитализм). Не белое, так черное и никаких полутонов. И ни какой возможности искусственного движения к коммунизму через промежуточный строй.
            “Если считать, что русская революция была буржуазной … то после нее мог развиться отнюдь не социализм …” Если бы ленинцы не считали Октябрь социалистическим, ни о каком социализме не говорили бы. Но мы так не считаем. Дальше Воейков своих оппонентов выставляет единым блоком либерал-демократов и сталинистов. Не лишено логики, воейковской, если в сталинистском СССР был капитализм, но вида до “скандинавской модели”, вообще не поздним этапом формации. 
           Воейков четыре абзаца посвящает еще одному своему авторитету (наряду с Марксом, всегдашним не марксистом Устряловым, ренегатом от марксизма Бердяевым и др.): Туган-Барановскому. Мне уже надоело разбирать однотипные потуги упростить беспрецедентное, сложнейшее формационное явление – социализм XX века – до капитализма. Ограничусь апофеозом представления Туган-Барановского Воейковым: ”… Туган-Барановский не рассматривал русскую революцию как непосредственно социалистическую” Интересно не у Тугана, а у Воейкова, понятие “посредственно социалистической революции”. Может быть, это второй этап перманентной революции, но не Октябрь? 
                                                                                    *     *     *  
           “Итак, Октябрьскую революцию стали называть социалистической без каких-либо оговорок только в сталинский период …” Марксистская наука до сталинского периода не успела разобраться с понятиями и терминологией в отношении НЕОЖИДАННОГО некапиталистического строя без буксира коммунизма. В сталинский период не было проведено различие длительного некапиталистического общества на базе капиталистических производительных сил и общества, на базе выше любых таких сил, первое было объявлено ранней фазой последнего. На этом сталинистском наследии спекулируют либерал-демократы и их более утонченные критики из числа околомарксистов. – “… почему сталинско-бухаринская концепция революции лучше, чем то, что писали о революции К. Каутский, Г. плеханов, О. Бауэр, Ю. Мартов, Н. Бердяев, П. Струве и даже Л. Троцкий …” Потому, что последний понимал перманентную революцию иначе, чем ее концепцию набросали Маркс и Энгельс, чем развил и довел до реализации Ленин. Потому, что одни из перечисленных были прямыми антимарксистами, а другие лишь не успели дожить до официального отказа от марксизма ИХ партий. Сталинизм формально сохранил марксизм, что отразилось и в  развитие марксистской науки за рамками “генсековского марксизма” (в том числе и Воейковым до капстройки), в отличие от его затирания наследниками Каутского и т. д. – “Объснить такую позицию трудно”, если сознанию объяснителя съехать от хотя бы формального марксизма в СССР к оппортунизму Каутского и т. д., после локального изменения общественного бытия.
          “Итак, подведем некоторые итоги” Подведем. Я постарался показать немарксистский (формально околомарксистский) характер статьи Воейкова, неверность его “марксистко”-антимарксистской аргументации, эклектику апелляций и к Марксу, и к Устрялову, и кадетам из “легальных марксистов”, и к другим ревизионистам и центристам, к вырванному цитированию большевиков.
          “Численность пролетариата в начале XX века была настолько незначительна, что говорить о пролетарской революции просто не приходится” Тогда о буржуазных революциях тоже не приходится говорить, поскольку буржуазия никогда не составляла значимого большинства. Но формационно по буржуазному мыслят и мелкая буржуазия, и пролетариат (до внесения в него социалистического сознания). Именно последние два класса составляли массовую базу буржуазных революций. В России начала XX века большинство населения составляли пролетарии и полупролетарии города и деревни, именно они свершили Октябрь, реализовали      триумфальное шествие Советской власти, именно пролетарские советы в городах и комбеды в деревнях помогли выстоять Советской власти, когда деревня, получив землю и став мелкобуржуазной, заколебалась. Но затем терпела “военный коммунизм” ПРОЛЕТАРСКОГО режима до полной победы Революции. Большевики в новом деле и неожиданно без Буксира  смогли не съехать на позиции тред-юнионизма и мелкой буржуазии, а (не сразу) находить подход ко всем трудящимся (пока были большевиками). Воейков не понял пролетарской сути разработок Ленина о союзе всех трудящихся при гегемонии пролетариата, возможно отчасти не увидел ее за негативами сталинщины ПОСЛЕ Революции.
          “Отсутствие достаточных материальных и исторических предпосылок для …” коммунистической революции. Воейков может не принимать концепцию Мировой революции, ее перманентных звеньев в отсталых странах, общего императива Классиков по субъектному изменению естественного мира при его достаточном познании; особенно разработок Ленина. Но тогда он должен оспорить их, а не замалчивать, ополовинивая марксизм, на который ссылается. Нехорошо. – “Слабое развитие капиталистических производственных отношений …” и далее по тексту. На севере Франции рабовладельческие отношения были развиты слабее, чем на ее юге, но феодализм на севере установился века на два раньше, чем на юге. Нечто похожее по всей Западной и Южной Европе. Уровень развития производительных сил определяющий фактор, но играют какую-то роль и инерция общественных отношений и пр. – даже при ЕСТЕСТВЕННОМ развитии общества.
            “Невозможно за 7-8 месяцев между февралем и октябрем прохождения пути буржуазного развития” Кого обвиняет в глупости Воейков – Маркса, Ленина, строителей социализма? Если бы за 7-8 месяцев в отдельно взятой стране промелькнула капиталистическая формация, не было бы отпора замаху немедленного введения социализма, затем настроя догонять капиталистические страны и пр. Почему Воейков не спорит с Марксом по перерастанию буржуазной революции в социалистическую?
          “Надлом в результате революции лишь феодальных форм жизни общества” Хорошо надломила феодализм даже Революция 5 года. Распутинщина реставрировала его не больше, чем опереточные каноны Реставраций. Февраль с феодализмом практически покончил (не на азиатских окраинах). А игры в феодализм (дворянство и пр.) существуют в самых развитых капиталистических странах. И вся буржуазия (ей лучше знать) не согласится, что Октябрьская революция 1917-22 не надломила буржуазию.
          “Нечеткость трактовок характера революции в работах самих лидеров большевизма” И что за дурни?! Маркс же детально расписал, как должна идти перманентная революции без буксира коммунизма конкретно в России. А эти дурни ждали Западной революции (поверив странной хитрости Маркса), соответственно трактуя характер течения своей революции, что-то искали, в чем-то ошибались, вместо того, чтобы просто реализовывать разработки Маркса с их ясным понятийным и терминологическим аппаратом. Эх, не было там и тогда Воейкова! То ли дело канонические буржуазные революции – их лидеры все трактовали дружно и четко. Сегодня запланировано рубим головы жирондистам, завтра – якобинцам. Вчера мечтали о Свободе, Равенстве, Братстве, послезавтра решили возродить монархию, а послепослезавтра уже легитимную Бурбонов. И заранее было понятно, что Великая Французская революция – главный момент перехода от феодальной формации к капиталистической. Так же во всех революциях до Октября. Плохо учились, большевики.
             Ведь “Постоянная аналогия в работах и выступления(х) большевиков с другими буржуазными революциями, с историей развития капиталистического способа производства” Ранние буржуазные революции искали аналогий в библейских сюжетах, Великая  Французская – в Древнем Риме. “Легальные марксисты” искали аналогии истории России в зарубежных развитиях капиталистического способа производства. ПЕРВАЯ социалистическая революция не могла апеллировать к СВОИМ предшественникам, обращалась к истории тех революций, какие были (тем более, что в истории всех социальных революциях неизбежны общие черты). А буржуазия сейчас старается к истории и СВОИХ РЕВОЛЮЦИЙ особенно не обращаться или как-то шельмует их.
            “Господство буржуазных производственных отношений (в своеобразной форме) весь послереволюционный период” Даже не уколешь Воейкова “социалистическими императивами” (разве, что запросом: какого рожна они имели место) – ведь Воейков пишет только о господстве буржуазных отношений, а если социализм не господствует – так за ради бога (даже желательно, как в “шведском социализме” и т. д.). Но сомнения вызывают своеобразные формы – без частной собственности и достаточно свободного рынка, циклических экономических кризисов и т. д. В общем – не по КАПИТАЛУ, не как при любом капитализме, при всех его модификациях, даже нацистской и социалистически-демократической.
           “Укладывать же две существенно разные революции в один год, с научной точки зрения, просто нелепо (вообще-то Воейков СВОЮ единую революцию датирует 1917-22 годами; а пермнентная революция включала еще предыдущие два десятка лет – А. М.)” Бедный Воейков (как и все советские ученые), полжизни вынужденный придерживаться антинаучной нелепости, придуманной мелкими мыслителями Марксом и Энгельсом, и навязываемой истории мелким политиком Лениным. То ли дело в физике – никто ни когда не укладывал две существенно разные стороны реальности – корпускулу и волну – в один объект, например электрон.