"Системная диалектика" затирания формационного подхода

                         “СИСТЕМНАЯ ДИАЛЕКТИКА” ЗАТИРАНИЯ ФОРМАЦИОННОГО ПОДХОДА
               Разбор статьи А. В. Бузгалина “КАПИТАЛ”-XXI. ПРОЛЕГОМОНЫ (АЛЬЕРНАТИВЫ 91).
         Бузгалин начинает с напоминания Р. Ароном по частному вопросу очевидной марксистской обязанности марксистов развивать марксизм дальше классиков марксизма (подобным образом – в любой НАУКЕ). Что ж, идеальных марксистов не может быть по определению, реальным напоминать иногда не лишне.
                                                                                        I
            “ЧТО ЖЕ … НЕ СМОГЛИ СДЕЛАТЬ МАРКСИСТЫ НА ПРОТЯЖЕНИИ ПОСЛЕДНЕГО ПОЛУВЕКА …?” задает риторический вопрос Бузгалин и начинает ответ: “… в современном марксизме откровенно доминируют ”дискурсы” позитивизма и постмодернизма …”. Более правильно: доминируют буржуазные течения в ревизионизме. Век назад марксистам было ясно, что подмена диалектического материализма неокантенианством, эмпириокритицизмом и пр. есть ревизионизм, что с ревизионистами нужно рвать. Бузгалину век спустя подобные банальности не ясны. Век назад людей, заявляющих себя марксистами, но снисходительных к ревизионизму, марксисты называли центристами (примиренцами к ревизионизму, фактически полуревизионистами, марксистами формальными), с которыми, поскольку они от центризма отказываться не желают, надо рвать тоже. Век спустя Бузгалин фактически позиционирует себя центристом, примиренцем к “марксистам” без диалектического материализма и не только (Межуев, например). А потом удивляется, что “марксисты” не смогли сделать … Кстати – почему ПОСЛЕДНЕГО ПОЛУВЕКА? Раньше все было нормально? Или имеется в виду ДАЖЕ ПОСЛЕДНЕГО ПОЛУВЕКА? 
          Дальше Бузгалин обращается к работам разных авторов, лишь по одной из которых он пишет: “не являющаяся в строгом (! – А. М.) смысле слова марксистским исследованием …” Остальные, надо понимать – марксистские в строгом смысле. Не могу судить (не знаком с ними, да и не имею достаточной квалификации политэконома), но, с учетом бузгалинского понимания марксистов, сомневаюсь. Использование и откровенно буржуазных исследований может быть полезным, “ибо дают … необходимый материал”, но в любом случае, безусловно, лишь при ясном понимании идейных позиций авторов. Оговорка Букзгалина, что “… этим работам присущ общий недостаток с точки зрения марксистского диалектического метода …“ ясности не вносит, поскольку подробно не аргументируется, хотя продолжением имеет фактическую критику: “авторы …  приверженцы диалектики …” лишь “… в большей или меньшей степени …”. Даже у приверженцев материалистически-диалектического метода в большой степени, не всегда получается с реализацией этой приверженности; что уж говорить, если “в большей  или меньшей степени” (тем более о прямых приверженцах позитивизма и постмодернизма из числа “марксистов”).
                                                                                             II
              Бузгалин автоцитированием опять открещивается от “… позитивизма, постмодернизма …” своих соратников, без ясного соотнесения себя с которыми апеллирует к исследованиям “ … В ПОСТСОВЕТСКОМ МАРКСИЗМЕ … Опираясь на традиции критического советского марксизма …” 
           “Самым важным … является … фиксация того, что капитализм находится в состоянии (1) “заката” (ссылка на Ленина – А. М.) …“ В состоянии “заката” после Ленина капитализм находится уже век. За это время его производительные силы (и не только) выросли многократно, а социализм “пережил крах”. Ленин первым бы скорректировал свои взгляды вековой давности. Сложность и в том, что если капитализм со времен Ленина так и не погиб, то о любых его “закатах”, как о вполне завершенных, хронологически ясно очерченных и с тем изученных явлениях, судить трудно. Но были другие, уже завершившиеся, тоже КЛАССОВЫЕ, формации, неизбежно имеющие общие черты с капиталистической, сходства “закатов” разных формаций в том числе. Для рабовладельческих Греции и Рима их формационный зенит – расцвет полиса (и многого другого). Затем классический рабовладельческий строй перезрел, противоречия его обострились, начались “эпоха империализма” (эллинистическая экспансия; Ранняя Римская ИМПЕРИЯ) и декаданс в культуре. Формация прошла зенит, но до ее заката еще были “кризис III века” с немного позднее христианской реформацией и поздний рабовладельческий строй (Поздней Римской империи с доминатом и пр.), его кризис на пороге феодализма. Для феодальной Западной Европы ее феодальный зенит – канонические (слабо размытые товарно-денежными отношениями и пр.) ленно-крепостные отношения примерно рубежа первого-второго тысячелетий. Затем классический феодализм перезрел (подъем городов и сопутствующие явления), противоречия его обострились, начались “эпоха империализма” (крестовые походы) и некоторое самоотрицание феодальной культуры (особенно в городах). Формация прошла свой зенит, но до ее заката еще был т. н. “кризис феодализма” XIV-XV века с немного позднее протестантской реформацией и поздний феодализм (с абсолютизмом и пр.), его кризис на пороге капитализма. Для капиталистической Англии ее формационный зенит – 50е-60е годы XIX века. Затем классический капитализм “… перезрел …”, противоречия его обострились, началась эпоха (классического, по Ленину) империализма и декаданса. Формация в ведущих странах (догнавших Англию) прошла зенит, но до ее заката еще были (в основном не по прогнозам Классиков) кризис (не только Великая депрессия) 30х-40х годов  с немного позднее Обновленчеством (ярко в католицизме) и поздний капитализм (с особо сильным государством и пр.) … По аналогии (не только) можно ставить вопрос об актуальности кризиса формации на пороге коммунизма (только с рубежа тысячелетий). А социализм XX века в отсталых странах требует специального объяснения, представления Ленина – коррекции.
           “… а это значит – (2) трансформации в качественно новое состояние (этот принципиально важный вывод был сделан еще Лениным, хотя ныне почти полностью “забыт” даже марксистами)” Центристская смесь догматизма и ревизионизма. Марксист не может помнить ВСЕ из Наследия, но если человек именно забыл марксизм в целом – он просто перестал быть марксистом по определению, стал тем или иным ревизионистом. Если же именно “забыл” – значит, ведет игру типа центристской, значит МАРКСИСТ без кавычек только по Бузгалину. Но если человек забыл “только”, что марксизм предполагает и свое саморазвитие, особенно с учетом практики – он стал ревизионистом наизнанку, догматиком. Со времен Ленина в развитых странах ПЕРЕЗРЕЛЫЙ (классический) капитализм трансформировался в ПОЗДНИЙ (термины не мои), а в не самых развитых произошли социалистические трансформации и затем трансформации назад, о чем Классики не могли и помыслить.
          “… выведение следствий из этого положения” – т. е. о трансформации капитализма, прошедшего зенит, в качественно новое состояние. В разных формациях, только прошедших зенит, перезрелые фазы классических этапов трансформировались в поздние этапы. Какие выводы должны сделать марксисты? Мы должны сделать вывод, что между ступенькой, именуемой поздним капитализмом, и ступенькой, именуемой ранним коммунизмом, нет больше ступенек – только межступенчатая коммунистическая революция в широком смысле (включая генезис коммунизма в капитализме и пр.), с которой не нужно путать попытку социалистического прыжка с начала ступеньки, именуемого капитализмом (его раннего этапа), на начало ступеньки, именуемой коммунизмом (его ранний этап). Но у Бузгалина несколько другое мнение.
          Из ленинской фиксации только НАЧАЛА “заката” (прохождения зенита), как стало ясно через век после Ленина, Бузгалин выводит как следствие “исследование специфики использования диалектического метода для исследования трансформационного состояния” У меня некоторые сомнения вызвала постановка вопроса о специфике использования диалектического метода для исследования трансформационного состояния. В тонкостях философии я не силен, спорить по ЭТИМ тонкостям не берусь. Но Бузгалин фактически из философии уходит в область социальной истории. Итак: “… дополнение классической марксистской диалектики, ориентированной по преимуществу на исследование линейного прогресса и качественных скачков, теорией не только ПРО-, но и РЕ-гресса, не только Э-, но и ИН-волюции; не только реформ и революций, но и КОНТР-реформ и КОНТР-революций как атрибутов трансформационных процессов, периодов генезиса и “заката” … эти состояния доминируют в историческом времени”. Прежде всего: что такое ИСТОРИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ? Время всей истории человечества и соответствующие масштабы? Или, скажем, современность и масштабы не только не философские, но даже не вполне исторические? Еще как-то? А главное: было бы хорошо, если бы Бузгалин цитатами из Классиков доказал инкриминируемую им ущербность в плане диалектики. Классики не знали понятий РЕГРЕСС и КОНТРРЕФОРМЫ, не пользовались ими? На слово не поверю. А утверждать, что Ленин НЕ ЗНАЛ про КОНТРРЕВОЛЮЦИЮ, может гуманитарий только очень недобросовестный, даже недобросовестный просто грамотный человек, что-то знающий по Ленина. Или Бузгалин впервые придает понятиям обществознания характер философских категорий? Но он нигде не выходит за рамки именно обществоведческих вопросов.
           “Еще одним следствием (из “трансформации” только одной формации – А. М.) стало обосновние вывода о том, что для (всех? – А.М.) ТРАНСФОРМАЦИОННЫХ СОСТОЯНИЙ характерны МОЗАИЧНОСТЬ СОЦИАЛЬНОГО ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА (… пример – многоукладность экономики и общества СССР в период нэпа)” К  историческому времени – еще и тоже не определенное время социальное с таким же пространством (для большей неясности?). Что особенно при межформационных переходах неизбежна в пространстве и времени разноформационная мозаичность экономики, общества – понимаемая банальность, хорошо видная на примере хорошо изученных переходов от феодализма к капитализму. Но мозаичность имеет место и вне собственно межформационных переходов (пример – в России до Октября и 1905 года “ленинская” многоукладность не включала только социалистический уклад). 
             “Отсюда еще один вывод: В УСЛОВИЯХ КАЧЕСТВЕННЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ ОБЩЕСТВЕННАЯ ДИНАМИКА ПРИНЦИПИАЛЬНО НЕЛИНЕЙНА …” Отказ Бузгалина от понятий формаций и социальных революций облегчает уклонение от ассоциаций с содержанием особенно советских школьных и вузовских курсов по истории. То, что Бузгалин считает своим выводом из ленинского положения – банальность советской историографии, которая вовсе не предавалась шаблонам линейных воспоминаний о школьных и вузовских курсах про якобы линейное развитие формаций и простоту качественных их смен. Бузгалин даже не пытается обосновать у Классиков инкриминируемые им линейные пошлости. Я буду возражать его декларациям материалами советской науки.
                                                                              *     *     *
           Истории и феодальной, и капиталистической Англии – не подобия натянутой струне. Даже внутренние процессы нарушали такую линейность, не говоря уж о перманентных внешних воздействиях (обо всем этом – в учебниках истории). Тем более, очень не линейна линия перехода от феодализма к капитализму, когда “старая система уже умирает, а новая еще не родилась”. В Англии XVI века (особенно после падения режима католической реставрации Марии Кровавой) установилось полное господство поздних феодальных отношений, что создало условия бурному развитию производительных сил. А на основе этой, т. н. малой промышленной, “революции” шел генезис (раннего) капитализма – “нового дворянства” и пр. Линейное усиление нового уклада достигло максимума на рубеже XVI-XVII века, когда начали создаваться уже и буржуазная культура (Бэкон и др.), а также политическая надстройка капитализма (кальвинистские организации, оппозиционный Парламент, его буржуазные фракции и пр.). Но спохватившийся феодализм нелинейно ответил абсолютистской реакцией первой половины XVII века. А линейность этой нелинейности была пресечена Революцией 1640 года, линейно сломившей феодализм. Но и ее относительная линейность была смазана некоторым реверсом фактической монархии Кромвеля, а затем того более Реставрацией. Когда этот буржуазный режим, призванный нелинейно пресечь линию уже не нужной буржуазии Революции, выполнил задачу, он был нелинейно отброшен в 1688 году. Доминирующая линия межформационного скачка при всех своих нелинейностях вывела на (ранний) капитализм. Можно показать, что все трансформации феодализма в капитализм, достаточно изученные и не слишком деформированные внешними воздействиями, происходили по изложенной схеме, линейной относительно. Но и не слишком деформированные трансформации имели какую-то мозаику специфических особенностей, что до сих пор мешает пониманию однотипности этих трансформаций. Можно привести аргументы, что по общей схеме межформационных трансформаций проходили смены рабовладельческого строя феодальным, первобытного общества классовым. Но виды конкретных межформационных переходов имели свои и формационные особенности каждый, дополнительно разнообразя мозаику. Стоит отметить, что все даты звеньев межформационных трансформаций (как и любых исторических явлений) – более или менее условны (когда точно началась Великая Французская революция: когда Депутаты собрались в зал для игры в мяч, когда была взята Бастилия и пр.?). Любая модель, схема оправдано линеизирует нелинейность реальных процессов, конкретных явлений, всегда не абсолютно однотипно, рождая дополнительную мозаику в отражении реальности.
            В марксистском понимании социальная революция – смена более примитивной формации более передовой. А контрреволюция – все, что мешает революции в ходе ее, ее собственное отрицание. Проблема СОЦИАЛЬНЫХ контрреволюций, как смен более прогрессивных формаций более отсталыми – слабо изучена, хотя реверсы в результате завоеваний ИЗВНЕ известны. В Северной Италии и Южных Нидерландах Исторических в середине второго тысячелетия сорвались “первые блины” переходов от феодализма к капитализму. Причины дискутируются, но ясно, что важную роль играли внешние факторы (особо наглядно во втором случае). Именно социальные контрреволюции (не реставрации, не предреволюционные реакции – органические звенья межформационных переходов) по естественным внутренним закономерностям развития общества (т. е. основным) мне неизвестны. Возможные реверсы из-за неблагоприятных природных условий – это не по внутренней логике общественного развития. Э-волюция – главная тенденция развития человечества от архантропов до современного состояния. Ин-волюции – частные моменты мировой эволюции. Доминирующие в развитии человечества социальные революции и эволюции в целом прогрессивны, более неопределенные социальные контрреволюции и инволюции – больше или меньше регрессивны. Это давно известно многим не философам. А противопоставление революций и реформ – лингвистическое лукавство оппортунистов. Преобразования происходят и при межформационных революциях, и при эволюциях формаций между революциями. Буржуазия со СВОИМИ революциями, в основном, покончила, любые не буржуазные ей без надобности, а антибуржуазные – смертельны.  Потому да здравствуют преобразования только внутриформационные – эволюционные реформы. И будь прокляты революционные преобразования формаций, не достойные почтенного термина РЕФОРМЫ. Буржуазные историки типично критичны даже к буржуазным революциям. Мне странно, что Бузгалин путается, как последний неопозитивист, в лингвистической демагогии оппортунистов.
          Я не знаю, как конкретно Бузгалин пришел к своей “нелинейной диалектике”. Предполагаю, что играли роль две его “линейности”. Во-1, “линейность” подхода к всемирной истории как только линейной и потому не значимой для разработки “нелинейной диалектики”. Во-2,  прямолинейное следование прямолинейному со сталинских времен подходу к социализму XX века как к хоть какому-то началу собственно послекапиталистической формации. И с тем “крах социализма” в СССР и др. конца XX века прямолинейно “побуждает его к “углублению  диалектики” Маркса философской категорией социальной контрреволюции”, другими выразительными образцами ранее не представленной. “Превзойти Маркса легче, чем понять его”, иронизировал над собой Каутский. Бузгалин не признает классовых формаций в плане советской традиции, но способы-то производства, как некие единства конкретных производительных сил и производственных отношений, он признает. Производительные силы России перед Октябрем уступали таким силам многих капиталистических  стран,  т. е. коммунистическими не были. За век производительные силы многих капиталистических стран выросли еще значительней, к победе коммунизма так и не приведя. А в России 1917 года (или хотя бы в СССР двадцать лет спустя) производительные силы привели к победе хоть плохонького, но коммунизма, и социализм XX века – хоть какое-то единство послекапиталистических производительных сил и хоть как-то соответствующих им производственных отношений? И с тем “социальные государства” в более развитых странах – не узнанная марксистами высшая фаза коммунизма (почему-то чрезмерно государственного даже по нормам капитализма и т. д.)? Или запутала ситуацию непостижимая диалектика?
            Марксист с позиций Основ должен констатировать (иначе линейный ревизионизм Основ), что социализм XX века не отвечает марксистскому пониманию способа производства. А дальше либо линейно ориентироваться только на капиталистические производительные силы, считая социализм XX века госкапитализмом, либо на явно некапиталистические (без выразительного рынка, доминирования частной собственности и пр.) производственные отношения и т. д., как коммунистические. Или подойти к неожиданному результату усилий прежних марксистов при решающей роли Ленина диалектически. В физике “классические эксперименты” вывели на “неклассические” явления.  Физика не классически расширилась и уже неклассической включила в себя классическую. Марксистам пока не нужно даже становиться неклассическими. Социализм XX для понимания требует лишь уточнения наследия Классиков, дальнейшей марксистской науки. 
          Практическое освоение аэродинамики судовождения позволило еще до создания аэродинамической науки повести корабли даже против ветра. Самая сложная форма материи для сознательного ее изменения обязательно требует науки. МАРКСИСТЫ считают, что марксизм впервые позволил именно НАУЧНОЕ (не социалфилософское) понимание общества. С тем МАРКСИСТЫ ДОЛЖНЫ ставить вопросы о не только научном прогнозировании грядущего для достаточно познанного общества, но и о ТВОРЕНИИ этого грядущего, осознанного выбора из объективно возможных вариантов не самого естественно вероятного, а наиболее желанного. Грядущее царство свободы – реализация именно желанных из возможных вариантов будущего общества и отдельных людей. Но чтоб такое царство свободы могло существовать – РАНЬШЕ, в капитализме (и СОЦИАЛИЗМЕ?) должно появиться достаточное понимание законов естества общества и достаточное умение изменения этого естества с понятным условием понимания возможности такого изменения. Бланкистам и прочим субъективистам не хватало НАУКИ. А Маркс еще до Манифеста, в последнем Тезисе о Фейербахе, четко сформулировал, что “философы” должны не просто познавать мир, а сознательно преобразовывать его, познанный (это давно реализуется в преобразовании познанной природы), имея в виду общество. В середине XIX века молодые Маркс и Энгельс ставили вопрос о перманентной революции в отсталых Германии и Франции, в расчете на буксир Англии, предполагаемо (почти?) дозревшей до коммунизма. В предисловии ко второму русскому изданию Манифеста они рассмотрели возможность  перехода на Буксире к коммунизму даже феодальной России. С тем объективно вставал вопрос о строе, нацеленном на коммунизм, но временно при докоммунистических производительных силах (как социализм XX века и путь социалистической ориентации). Решение вопроса протекало сложнее, чем хотелось бы. С одной стороны, молодая марксистская наука была недостаточно совершенна, чтоб даже вполне успешно прогнозировать –  не то, что обеспечивать преобразование. Маркс и Энгельс ошиблись в надеждах на коммунистическую революцию в середине XIX века. Горько ошибочным оказался и их прогноз на такую революцию в развитых странах на рубеже XIX-XX века, ожидаемый Буксир для стран уровня России. С другой стороны, марксизм совершенствовался, все более создавая условия для сознательного вмешательства в стихию. Маркс и Энгельс осознали свою “детскую болезнь левизны” середины века, сместили сроки прогоноза Революции на десятилетия, уже не рассчитывали на естественную коммунистичность ДАННОГО пролетариата, ГОТОВИЛИ его Интернационалами и постоянными партиями (хотя ранее выступили ликвидаторами Союза Коммунистов, как по ситуации ненужного, поскольку автоматическая Революция задержалась). Позднее Ленин четко сформулировал положение о ЕСТЕСТВЕННОМ тред-юнионизме (буржуазности) пролетариата, который МОЖЕТ стать прокоммунистической силой, только усвоив марксизм ИЗВНЕ. И пр. Со всем этим мировое марксистское движение на рубеже XIX-XX века стало очень мощным. Но достижения марксизма продолжали переплетаться с его недоработками, обусловив парадокс начала XX века: отсутствие Революции на Западе, оппортунизация социал-демократии, многих непосредственных учеников Маркса и Энгельса (производительные силы середины формации опосредственно привели в соответствие с собой необычную оппозицию в надстройке) – и Октябрь без настоящего Буксира в отсталой России.
          Марксисты с XIX века предполагали Мировую революцию (Маркс и Энгельс надеялись еще на европейскую Революцию 1848 года), в которой дозревшие до коммунизма страны возьмут на буксир более отсталые. Господствовал настрой на более или менее автоматическую революцию на Западе (естественную, необходимую, неотвратимую – независимо от ренегатства каких-то марксистов и т. п.) и на более или менее автоматическое подцепление к ее буксиру на Востоке. Ошибочность расчетов на автоматическую Революцию в развитых странах век назад не вполне осознается многими марксистами до сих пор. И что не возможно, чтоб отсталые страны вдруг автоматически уцепились за западный буксир (а не начали естественно против него контрреволюционную интервенцию) – вполне осознал один Ленин. С ЧТО ДЕЛАТЬ? он целенаправленно готовил подцепление России к ожидавшемуся (тянущему или даже толкающему перед собой) Буксиру. Не только в отсталой именно России были значимое движение малочисленного пролетариата, боевые марксистские партии. Но малочисленный пролетариат и его партии отсталых стран не могут автоматически переломить общую крайнюю  докоммунистичность, естественное доминирование антикоммунистичности своих стран. Особенно, если механически переносить в такие страны опыт марксистского движения стран развитых, к тому же все более оппортунистического. Нужны партии нового типа, поднимающие пролетариат по новому и завоевывавшие на сторону Революции численно преобладающие трудящиеся массы, до коммунизма естественно доросшие еще меньше, чем естественно тред-юнионистский пролетариат. В той мере, в какой нужно осмысливать теорию особенно Первых классиков, нужно особенно осмысливать практические приложения теории к практике Лениным… Борьбу за качество партии в ущерб ее количеству (т. е. тщательный отбор в АВАНГАРД только очень нетипичных для отсталого общества людей, сплочение их не буржуазно-демократическим строением партии), плохо понимаемую многими истовыми революционерами. НИКАКОЙ ПОДДЕРЖКИ ВРЕМЕННОМУ ПРАВИТЕЛЬСТВУ, когда многие большевики упивались демократией вообще после свержения царя. Верное определение момента, когда Временное правительство свергать уже не рано (как в Июле), но пока еще не поздно; вопреки настроям правых и левых большевиков. Отчаянную борьбу за похабный Брестский мир против естественных эмоций первоначального большинства “левых коммунистов”. Убеждение в необходимости принятия похабных НЭПа (ценой даже своего покаяния  за “военный коммунизм”) и мирного сосуществования с империализмом партией “военных коммунистов”, еще не остывших от победы в гражданской войне с капиталистами, империалистами. И пр. Революция была подготовлена и проведена настолько грамотно, что одержала победу в очень отсталой стране даже без прямого Буксира, с тем гарантируя предполагаемую  Революцию Запада от опасной интервенции отсталой нереволюционной  России.
             В отсталой стране Революция побеждала, когда надежда на Революцию на Западе казалась оправданной. Победа в Гражданской войне примерно совпала с обозначившейся “задержкой” Мировой революции. Идти к коммунизму дальше против действия производительных сил, требующих капитализма, приходилось неопределенно долго без спасительного Буксира. НЭП принимался, когда были еще надежды на все же недалекий Буксир – и при Ленине. Дальнейшие перспективы лишь вчерне намечались в последних работах больного Ильича. По не на ленинском уровне без Ленина истолкованным и развитым наметкам было дальнейшее развитие социализма. Без Ленина сразу начались буржуазные склоки в Авангарде, неровная политика, плохо сдерживаемый рост бюрократизации с выделением элиты и пр. В 30е годы окрепшие нажитки прошлого одержали победу. Плохонький, но марксистский Авангард переродился в фактическую элиту, не способную идти против стихии естества и вести за собой народ. Народ стал только трудящимся. Не совсем государство стало государством совсем. И пр. Прокоммунистический социализм сменился прокапиталистическим, имитирующим (где-то даже прилично) прокоммунистический (это способ существования социалистической элиты). Ломка прокоммунистического социализма была кровавой. Потому сползание прокапиталистического социализма в капитализм было достаточно бескровным (цена контрреволюции была уплачена в 30х; социалистическая элита ядром перешла – с энтузиазмом или даже неохотно – в капиталистическую).
          Если формационную историю графически представить в виде ряда ступенек (горизонтали – формации, вертикали – революции), то идеальный социализм в нашей стране нужно представить в виде наклонной прямой от раннего капитализма к раннему коммунизму (гипотенуза на катетах капитализма и канонической коммунистической революции), реальное дохождение до коммунизма – некоторой неровной линией, реалии реального социализма – кривой от начала капитализма до его примерной середины. Социализм – не собственно формация и не собственно революция. Он – формационно особе качество в ряду формаций. Но он, при конечном успехе – и перманентно-революционный переход от (начала) одной формации к (началу) другой. Он естественно не возможен – только искусственно, искусно, как сознательно реализованная возможность, стихийно ничтожно маловероятная. Реальный социализм XX века – неполная реализация полного. Субъектного, сознательного, научного фактора хватило (с марксизмом, с Гением) только на начало противостихийного движения. После Ленина перевес получила стихия (прежде всего приведения производственных отношений к капиталистическим производительным силам), за десятки лет погасившая импульс уникальной ситуации в начале XX века (и придавшая очень не ровное развитие марксизму).
          Должен ли перейти полный социализм в ранний коммунизм в ходе качественного социального переворота или в ходе плавной эволюции, сейчас сказать трудно. Но любое реальное перманентно-революционное движение к коммунизму (итогово неудавшееся тоже) должно начаться собственно социалистической революцией, по первоначальным прикидкам Маркса и Энгельса, по канону в России – как составляющая революции перманентной. Россия всегда отставала от опирающейся на ПРЯМОЕ наследие Античности Западной (и Южной) Европы на века. На века позднее установилась ленно-крепостная классика феодализма, на века позднее она была изжита и т. д. Революция 5 года – точный формационный аналог (при регионально-этнической и особенно эпохальной специфике) Революции 1640 в Англии и Великой Французской революции. Но  огромная Россия отличалась крайней (внутри)формационной пестротой, когда формационно преобладающее ядро страны лишь доминировало. Закрепляющим режимам Кромвеля и Наполеона отвечал режим Столыпина, Реставрациям – распутинщина, а “славным” как бы Революциям 1688 и 1830 годов – Февраль. Но Россия испытывала влияние более развитых стран, в том числе их марксизма (диггеры в Англии и бабувисты во Франции не шли ни в какое сравнение с большевиками на схожих формационных ступенях). Искусственная социалистическая революция (“на плечах” естественной капиталистической) имела общую структуру всех социальных революций. На естественной базе генезиса пролетариата, но при марксизме извне – генезис пролетариата социалистического. Такой “социалистический уклад” явно заявил о себе созданием партии нового типа и самостоятельной борьбой пролетариата в Революции 5 года. Напуганная буржуазия ответила антисоциалистической реакцией на естественной базе столыпинщины и распутинщины. С буржуазного Февраля началось перманентное перерастание перехода от феодализма к капитализму в социалистическую революцию. Эта революция (в узком смысле) одержала окончательную победу в ходе Гражданской войны. Закрепил победу НЭП, в условиях “запаздывания” Буксира принявший реставрационную форму. Но собственно реставрацией капитализма стало бухаринско-сталинское углубление НЭПа сверх ленинских пределов в 1925 году. Эта реставрация капитализма (столь же неглубокая, как Реставрации феодализма) была “славно” отброшена в 1928 году. Как бы межформационный переход завершился удовлетворительно (нужно подчеркнуть только возможность реализации каждого следующего звена субъектного перехода). Дальше нужна была сознательная эволюция (не абсолютно линейная) к коммунизму – в должной мере не получившаяся. 
         Если качественная (любая революционная) обособленность успешного социализма от  коммунизма пока не ясна, то качественную обособленность реального социализма (причем конкретно именно его прокапиталистической фазы) от капитализма подчеркнула выразительная социальная контрреволюция с подобием общей структуре всех социальных революций. Прокапиталистический социализм после Оттепели (реставрации социализма прокоммунистического, столь же неглубокой, как все реставрации) переживал на рубеже 60х-70х расцвет своих производственных отношений на базе капиталистических производительных сил – и с тем генезис капитализма (обрастание откровенно буржуазными ухватками особенно элиты, но не только ее; формирование подпольного капиталистического уклада с криминальной буржуазией и нелегальным пролетариатом, отличным от даже разлагающегося социалистического рабочего класса; и пр.). Линия этого процесса достигла предела в Разрядке напряженности в отношениях с капиталистическим миром начала 70х. Но социалистическая элита, как таковая, формационно отличается от буржуазии не меньше, чем “старое дворянство” Англии XVII  века от “нового”. В середине 70х она нелинейно попыталась задержать напор капитализма. И все же капиталистический уклад крепчал, “новая элита” активизировалась. Старые социальные силы не могли жить по старому, новые – не хотели. В условиях некоторого равновесия некоммунистических сил смогла проявиться прокоммунистическая составляющая любого социализма – андроповской предперестройкой. Но у Андропова и его многих соратников не было ни ясного понимания, как развернуть реальный социализм к коммунизму, ни времени на поиск. Предперестройка расшатала реальный социализм, оживила ВСЕ социальные силы, но без нахождения противостихийного пути лишь открыла дорогу стихии. Стихийными были откровенный реверс при Черненко и более противоречивый первых дух лет при Горбачеве. А потом процесс  пошел – сначала в советских формах (как в монархических  начала Английской XVII  века и Великой Французской революций), а потом уже откровенно антисоветских. Лиходеи 90х КОНТРреволюционно сломали советский строй, путинский режим закрепляет капитализм. Вопрос – будет ли явная социалистическая реставрация (правление КПРФ и т. п.): поверхностная, как все реставрации, тоже призванная сгладить “крайности” переходного периода? Специфика капиталистической контрреволюции та, что она вывела не на начало (точнее, не столько на начало) капиталистической формации.
           Советский социализм прошел через два этапа – прокоммунистический (примитивный в отсталой стране, поисковый без буксира) до 30х годов и прокапиталистический (отчасти близкий “социальному государству” более развитых капиталистических стран и плохо осмысленному пока “китайскому пути”) после них. Этапы в этапы внутри классовых формаций переходят в ходе социальных переворотов – малых социальных революций с общей структурой революций межформационных. Хороший образец – первый капиталистический переворот в Англии превращения раннего этапа капитализма в классический. С полной победой к XVIII веку ранних капиталистических производственных отношений сложились благоприятные условия для бурного развития производительных сил – промышленного переворота. На его базе имела место линия формирования классического уклада. В 60х годах XVIII века оживилось демократическое движение, в 80е были проведены прогрессивные реформы. Но в 90е началась реакция. После наполеоновских войн (сплотивших всю буржуазию Англии) классическая буржуазия повела борьбу за власть. Экономическую победу классического капитализма обозначил первый циклический кризис 1825 года. Политически эта победа была закреплена реформами 30х. Реставрация консерваторов в 40х сразу заявила себя лояльной по отношению к новому строю; “Молодая Англия” занималась бессильной возней. Очень “славно”, плавно, даже без политического переворота, реставрация сменилась каноном классического капитализма 50х-60х.
            При Ленине субъектный фактор перевешивал над стихией отсталой страны. После Гения этот перевес кончился, сразу внутри крайне несовершенного прокоммунистического  социализма начался генезис социализма прокапиталистического – “на плечах” движения к коммунизму. Завершение перехода от капитализма к социализму в 1928 году субъектно должно было вывести на ранний этап социализма в форме перестроенного НЭПа (некоторое представление о нем дают СФРЮ, ПНР, “китайский путь”), когда надо было дать немедленные блага народу большие, чем при том же уровне производительных сил в любых капиталистических странах – и подготовить условия для перехода к следующему (классическому) этапу социализма: провести культурную революцию, выработать теорию и наработать опыт коллективизации, создать надежный промышленный задел индустриализации и пр. А главное – совершенствование  марксистской науки, ленинской партии, не совсем государства, поднятие идейности трудящихся; т. е. субъектного фактора противостихийного развития. Получилось хуже необходимого.
              Сталинистскую версию событий можно интерпретировать с принятых здесь позиций так … Сразу от славного завершения реставрации 25-27 года начался лихой генезис классического социализма. В начале 30х он завершился, в 33 году началась определенная реакция вплоть до попытки отстранения Сталина. Она была разгромлена красным террором в ответ на белый террористический акт в отношении Кирова. Принятие Конституции 36 года ознаменовало победу классического социализма, началось его закрепление (с загибами) ежовщиной. А в 38 году произошла определенная реставрация (реабилитация части репрессированных и пр. исправление крайностей революционной эпохи), плавно перешедшая в полное  торжество победившего социализма.
           Моя интерпретация событий … Начавшиеся сразу после Ленина склоки в партии и пр. имели следствием зигзаговую  политику, причем каждый раз фракция большинства отсекала побежденную, теряя часть старой гвардии, ее марксистский потенциал, ее и здравые резоны. Зауженный таким образом авангард не стал тратить время на необходимый ранний социализм, а сразу начал строить классический – поспешно, дергано, безграмотно, “исправляя” пролеты насилием, “стрелочниками”. В таких условиях прежние негативы стали складываться в генезис прокапиталистического социализма (бюрократизация и др.). Этот социализм уже вполне проявил себя даже не столько страшным голодом 1932-33, сколько ПОЛИТИКОЙ его “преодоления”. Прокоммунистические силы ответили “реакцией” 33-34 вплоть до попытки отстранения главного виновника (естественно – и его окружения) всего безграмотного и жестокого “строительства социализма”. “Реакция” была разгромлена “революционным” Большим террором, искоренившим не только явных противников, но и недостаточных сторонников, даже многих рьяных сторонников. Так или иначе – властвовать стала элита, способом существования которой являлась имитация прокоммунистического социализма, строительства коммунизма. С “термидорианским” завершением ежовщины началось планомерное закрепление сталинского социализма. Смерть Сталина повлекла за собой реставрацию прокоммунистического социализма (неуютный и для социалистической элиты сталинский режим, выполнив свою задачу утверждения ее господства, стал ей не нужен): “возвращение к ленинским нормам” и пр. Как все реставрации, Оттепель лишь пригладила ситуацию, ничего не изменив в принципе. Со “славным” отстранением слишком нелинейной фракции (с ее своими негативами) Хрущева началось господство прокапиталистического социализма (и с тем генезис уже именно капитализма).
            Я предложил с формационных позиций рассмотрение естественного общества и (полу)искусственного социализма. В первом давно известны революции и контрреволюции, как моменты социальных революций, реформы и контрреформы, эволюции и инволюции – обычно без чьих-то амбиций на философичность, протянутую диалектику, тем более на ее обновление. Второй – “первый блин” сознательного развития общества, неудавшийся, завершившийся единственным выразительным примером социальной контрреволюции (с оговорками, поскольку и социализм – “формация” или ее “этап” с большими оговорками). И во втором случае тоже нужен специфический социальный анализ без досужего поминания диалектики или легковесных намерений совершенствования ее. С этих позиций – дальнейшее рассмотрение статьи Бузгалина.
                                                                            *     *     *
          “Современный капитализм характеризуется, однако (? – А. М.), не только социально-экономическими, но и технологическими трансформациями” Я ранее немного аргументировал, что (согласно марксизму) периодически приведение производственных отношений в соответствие с производительными силами создает хорошие условия новому развитию производительных сил, требующего нового приведения в соответствие с собой производственных отношений (потому этапы формаций, сменяющие друг друга в ходе внутриформационных переворотов и межформационных революций). Без “однако”. Современные технологические трансформации исключительно значимы, потому требуют более значительных перемен в обществе, чем смена одной классовой формации другой.
         “Реактулизация (? – А. М.) диалектического метода позволила дать конструктивную (! – А. М.) КРИТИКУ ПОЗИТИВИЗМА И ПОСТМОДЕРНИЗМА (в советское время критика была неконструктивной? – А. М.), показать ПРИЧИНЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ их господства …” Не читал. Полагаю, что позитивизм вообще – типичнейшая философия капитализма, неопозитивизм – конкретно позднего, постмодернизм – закатного без кавычек. Причины и следствия их господства: капитализм, его ступени. – “… господство постмодернизма и позитивизма оборачивается отказом (даже в марксистской среде) от фундаментальных … исследований” Господство капитализма (с его философией) оборачивается ревизионизмом части БЫВШИХ марксистов. Этой банальности (очень актуальной после “краха социализма”) больше века. И того дольше буржуазные исследователи при любых своих философских пристрастиях (и позднее примкнувшие к ним ревизионисты) отказываются от слишком фундаментальных исследований, поскольку таковые выводят за рамки капитализма.
           “Обращаясь к сфере СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ …” В естествознании между мифологией и наукой лежит натурфилософия. В обществознании между мифологией и марксизмом – социалфилософия. Хоть какие-то (иногда не плохие) решения с общих философских позиций конкретных научных проблем – вынужденная, ранее оправданная и плодотворная ступень в истории познания. Становящийся марксизм (своей незрелостью привлекающий оппортунистов) грешил социалфилософией. Позднее (особенно масштабно в СССР) развитие получила социальная марксистская НАУКА, которую поучали – как физику и др., особенно биологию – “с философских позиций” схоласты от марксизма. Рецидивы этого (амбиции философского решения проблем формационной истории и прочих вопросов обществознания) – не только у Бузгалина. Вместо конкретного анализа исторических тем он занялся “диалектизацией” банальных понятий общественной науки. – “… мы прежде всего напомнили читателю, что МАРКСИСТСКАЯ ПЕРИОДИЗАЦИЯ НЕ СВОДИМА К ИЗВЕСТНОЙ “ПЯТИЧЛЕНКЕ”. Современный (! – А. М.) марксизм подчеркивает важность выделения системного качества социального отчуждения (и логично переосмысления формаций в системы каких-то элементов! – А. М.) …” Еще до Маркса историю первобытного строя противопоставляли истории строя классового как предысторию, дописьменную историю и пр. Коммунистическая идеология еще до Маркса противопоставляла свою МЕЧТУ всему предыдущему обществу. В советской исторической науке всегда разделялись (но это не смаковалось) родоплеменной строй, все классовые формации (как нечто целое) и коммунизм. “Современный марксизм” это забыл? Или вообще не знает? Или не хочет знать? А может “современный марксизм” диалектически решил конкретно-историческую проблему “азиатского способа производства” (периодически поднимавшуюся в советской историографии), превратив пятичленку в шестичленку? По-моему, “современный марксизм” своими амбициями смешен. – “… вывод … авторской концепции: “закат” капиталистического способа производства не случайно исторически и логически совпадает с “закатом”, прехождением ”царства необходимости”” А Маркс, автор использованной терминологии, этого не понял, и Ленин не сделал вывод, что “закат” капитализма, этот не расцвет общества отчуждения? “Современный марксизм” не перестает смешить. Я больше полувека не сомневаюсь, что конец классового общества есть конец капиталистической формации (и конкретно конец позднего этапа капитализма – считаю десятки лет). Извиняюсь за ретроградски-советскую, не “современную марксистскую” терминологию. – “… гипотеза: НАЧИНАЯ С XX ВЕКА ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ВСТУПИЛО В ЭПОХУ НЕЛИНЕЙНОЙ (В СОЦИАЛЬНОМ ВРЕМЕНИ) И НЕРАВНОМЕРНО-МОЗАИЧНОЙ (В СОЦИАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ) ТРАНСФОРМАЦИИ “ЦАРСТВА НЕОБХОДИМОСТИ” В “ЦАРСТВО СВОБОДЫ”, СОВПАДАЮЩЕЙ С ПРОЦЕССОМ “ЗАКАТА” КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ФОРМАЦИИ И ГЕНЕЗИСА СОЦИАЛИЗМА” Гипотеза об  абсолютно линейной и равномерно-немозаичной истории в любом физическом времени и в любых географических пространствах до XX века не соответствует фактам. Действительно прежде невиданная неравномерность XX века – полуискусственный прокоммунизм на базе капиталистических производительных сил, его крах. Генезис этого социализма был исходным моментом социалистической составляющей перманентной революции (неравномерной по определению), примерно совпав в физическом времени с прохождением зенита капиталистической формации задолго до ее естественного заката в пространстве развитых стран. Наверно, сейчас очень актуальной стала задача гипотезу Маркса о смене капитализма коммунизмом (совпадающей со сменой всего “царства необходимости” “царством свободы”) реализовать дальше реального социализма. Интересно в цитате отрицание отрицания Бузгалиным формационной терминологии применительно к капитализму.
         “Эта гипотеза подкрепляется в книге анализом взаимодействия производительных сил и производственных отношений” и далее по тексту. –  “... мы предложили оригинальное системное представление социально-экономических основ теории ЧЕЛОВЕКА …” и далее по тексту. Интригующе. Жаль, не имею Книги.
          “… мы предлагаем совокупность оригинальных положений, характеризующих не только социально-экономической трансформации, но и вопросы СОЦИОПРОСТРАНСТВЕННОГО (а не только социовременного – теория формаций) ИЗМЕРЕНИЯ ОБЩЕСТВЕНОГО БЫТИЯ. Это позволило нам … предложить гипотезу возможного выделения стадий (генезис, развитое состояние, “закат”) и моделей (мутаций) ЕДИНОГО БУРЖУАЗНОГО СПОСОБА ПРОИЗВОДСТВА …” Помянув несколько раньше  капиталистическую формацию, Бузгалин опять пренебрег ею ради единого буржуазного способа производства (стран мира при разных производительных силах и производственных отношениях – А. М.), по определению Классиков не включающего надстройку и другие элементы формации. Социально-экономическая  трансформация одной социально-экономической формации в другую (т. е. социальная революция) начинается генезисом нового уклада в рамках старого строя. На материалах разных формаций явны их однотипные этапы: ранний (в отношении феодализма часто характеризуемый ТОЖЕ генезисом уже ПОСЛЕ установления формации), классический (своего рода развитое состояние) и поздний (“закат” именно в кавычках, поскольку закатывается прежняя формация революционным свержением ее позднего этапа). Подчеркну, что выделение исторических генезиса, развитого состояние и “заката” предлагается с позиций и социопространственного измерения, а не только социовременного – теории формаций. И все формации по странам всегда существовали в виде конкретных своих вариантов (моделей).
           “… классические и новые положения социальной философии марксизма позволили нам дать конструктивную КРИТИКУ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ПОДХОДА … проводится последовательное обоснование гипотезы “периодической системы” элементов (! – А. М.) экономики, которая лежит в основе УНИВЕРСАЛЬНОЙ МОДЕЛИ (! – А. М.) СТРУКТУРИЗАЦИИ И ТИПОЛОГИЗАЦИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ” (т. е., говоря традиционным языком советской науки, всех формаций?). – “Подобно тому, как система (не путать с системами в предыдущем предложении, т. е. формациями – А. М.) пространственных координат позволяет определить …положение любого объекта в … астрономическом пространстве … так и “координаты” любого объекта в экономическом пространстве могут быть определены …” и далее по тексту. ЕСЛИ “универсальная модель” действительно обеспечивает  уровень экономической науки не ниже уровней химии после Менделеева и давнего в астрономии (и других точных науках), если экономическое пространство – математически отработанная модель особого функционального пространства, особенно жалею об отсутствии у меня  Книги.
           “Данная модель не постулируется, а ВЫВОДИТСЯ …” Поразительно: обычно гипотетические модели голословно постулируются, высасываются из пальца!
                                                                                         III
           “Конец XIX – начало XX века ознаменовались значительным ростом концентрации и централизации капитала (и далее по Ленину – А. М.) … Все это ознаменовало … этап развития позднего капитализма” Но в конце раздела: “… с 1970-80-х годов … сдвиги в совокупности привели к формированию феномена “позднего капитализма” … ” Если кавычки не означают, что капитализм в них не поздний (или вообще не капитализм), то непонятно. Выше я высказал мнение, что капитализм рубежа XIX-XX века в развитых странах – аналог перезрелым фазам классических этапов разных формаций, после явных кризисов которых (классического капитализма – в 30х-40х годах) только устанавливались поздние этапы. А в 70е-80е можно полагать ступень коммунистической трансформации. 
          “Период после Первой мировой войны …” и далее по тексту – мозаичное описание социального переворота (второго переворота в одной из классовых формациях), приведшего к трансформации классического (перезрелого) капитализма в поздний, который существовал в развитых странах в основном “в послевоенный период, в 50-е – 60-е годы XX века”. 
           “… с 1970-80-х годов … сдвиги в совокупности привели к формированию феномена “поздне…””йшего капитализма, именно закатного, уже ступеньки коммунистической социальной революции. Т. е. “… торжество неолиберализма (сторона предреволюционной реакции типа в Англии первой половины XVII века или во Франции перед Великой революцией и пр. – А. М.) парадоксальным образом (естественным для подобных реакций – А. М.) сочетается с накоплением предпосылок и элементов …” коммунизма. Закатный капитализм в строгом смысле потому и закатный, “… что он не может существовать, не превращаясь отчасти в свою противоположность” (разложение первого освобождает элементы последнего). Допревращен в коммунизм он будет революционной ломкой, революционными реформами. 
                                                                                     IV
           Дальнейшее содержание  статьи в основном посвящено уже ПОЛИТЭКОНОМИЧЕСКОМУ анализу современного капитализма. Я не берусь анализировать анализ политэконома – и не вижу причин его оспаривать. Напротив – для меня это важнейший учебник политэкономии. Не согласен я с освещением политэкономии капитализма с позиций, т. с., отчасти забытого, с тем отчасти искаженного “диалектизацией” (якобы при линейности всемирной истории и с акцентом на узкий материал примерно последнего века, якобы совершенно особенного во всемирной истории) формационного подхода. Бузгалин систематически заглушает формационную мозаику современного мира, не разделяя четко страны предкоммунистического капитализма, более ранних ступеней формации, докапиталистических формаций, потому не анализируя ясно, конкретно  нелинейные взаимодействия их всех при решающем воздействии первых. Это особенно относится к России, очень специфической своим послесоциалистическим состоянием. Вместо этого – мир-системная отрыжка в виде формационных неопределенностей линейных ЯДРА и ПЕРИФЕРИИ, МОДЕЛЕЙ. Бузгалин отмечает элементы генезиса коммунизма внутри капитализма (Таблица и около нее), но они тонут в разноформационной “закатности”. “Завершает … раздел книги разработанная нами теория антигегемонистских сил …” и далее по тексту. Фактически говорится о естественном могильщике капитализма, выводящем на коммунизм (не социализм, как в не обязательном порядке искусственно поднятый над своим естественным состоянием стихийно тред-юнионистский пролетариат). Но очень неясно, с приплетением к нему цветастых “революций” (в этих проектах “золотого миллиарда” коммунистичности столько же, сколько было социалистичности в национал-социалистической партии, в немалой степени рабочей не только по названию). В последнем разделе статьи особенно ясно видна не просто смена формационной терминологии, а замещение формационного подхода cмазанным мир-системным (с его цивилизационным охвостьем). 
           В общем – Бузгалин производит смазывание формационного подхода (мир-)системным с затиранием более конкретной формационной терминологии более разноплановой системной (системный, т. с., подход?).  Вместо анализа формаций по странам – рассмотрение их мир-системы с выделением в ней как бы формационных этапов: генезиса, развитого состояния и заката. И эта как бы отрыжка формационного подхода дополняется мир-системным делением системы мира на ядро (без его четкой формационной характеристики) и периферию (вообще включающую в себя разные формации вплоть до первобытной). Общественный мир Земли последних тысячелетий ВСЕГДА представлял систему формаций (как горные породы типично – системы, агрегаты минералов), особенно СИСТЕМУ с империалистической интеграции мира к XX веку. В мир-системе страны всегда влияли друг на друга, больше развитые на отсталые, с тем размывая формационные закономерности друг друга (яркий пример – Октябрь в очень отсталой стране), но не отменяя их (печальный аргумент – все равно приведение производственных отношений нашей страны в соответствие с капиталистическими производительными силами). Эта мир-система (сепаратно и ее фрагменты: доколумбова Америка отлично от Евразии и пр.) всегда проходила через какие-то эпохи, имея в их основе историю формаций ведущих стран (Античность – рабовладельческих, Средние века – феодальных, Новое время – капиталистических, и т. д.). Имеет резоны и какое-то эпохальное выделение мировой системы последнего века с небольшим, выделение в ней каких-то ступеней, ядра и периферии, моделей. Только понять суть истории любых формационных систем, их частей можно только при понимании формационных истории ВСЕХ элементов систем (особенно их ядер из ведущих стран), как понять горные породы вполне можно, только поняв составляющие их минералы, которые задают и агрегатные связи. А марксистам нужно аккуратно относиться не только к наследию Классиков, но и к наработкам советских и т. д. исследователей после Классиков. Поздний капитализм в традициях советской науки – этап формации. А Бузгалин относит к нему и развитые страны, и более отсталые, даже докапиталистические, в цивилизационном духе разделяя ступень развития на ядро и периферию, (внутри)формационно неясные модели. Именно цивилизационная слабость вместо формационной ортодоксии делает мир-системный анализ даже Бузгалина не очень марксистским (или очень не марксистским?). А “диалектизация” моментов социальной истории, общая склонность к социалфилософии за счет социальной науки, усугубляет положение. Возможно, сказывается линейный догматизм Бузгалина – отнесение “исторического материализма” (общей науки об одной из форм материи типа ньютонианства) к философии (физики отказались от понимания основы своей науки как НАЧАЛ НАТУРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ).