Мое понимание марксизма

 

 

 

                                                           МОЕ ПОНИМАНИЕ МАРКСИЗМА

          “… Маркс открыл основной закон, определяющий движение и развитие человеческой истории…”. Если Энгельс в надгробной речи имел в виду именно или в первую очередь ОДИН закон, то это, скорее всего, закон соответствия характера производственных отношений уровню производительных сил. К формулировке закона необходимы дополнения… 1 – определение производительных сил (средства познания и преобразования природы). 2 – определение производственных отношений (отношения, в которые люди необходимо вступают в процессе производства). 3 – констатация устойчивого роста производительных сил. 4 – констатация главной роли производственных отношений в системе всех общественных отношений. Из сказанного следует, что суть любого общества определяется уровнем производительных сил и соответствующих производственных отношений, а развитие общества – ростом производительных сил и соответствующим изменением производственных отношений. Все вместе сказанное выражает производственный подход к обществу, его развитию. Самостоятельный, но важнейший и органичный момент производственного подхода – положение, что в классовом обществе политическая надстройка определяется производственными отношениями. – К сожалению, закон соответствия – несомненно, математически сложный – до сих пор выражается только качественной формулировкой (как и последнее выше положение).

           Не Маркс открыл ступенчатость развития общества. К середине XIX века для Европы уже понималась система Античности, Средних веков и Нового времени. Позднее была открыта Эгейская цивилизация, предшествующая европейской Античности и отличная от нее (но схожая с древними цивилизациями Востока). А до того был открыт первобытный строй и появилась идея строя послеклассового. Эта система уже понималась как ступени развития общества. Но в основе этого развития до Маркса мыслилось развитие тех или иных частей духовной культуры, иногда подкрепляемое природными факторами. Производственная история уже изучалась, но как больше производная от духовной. Маркс же в основу изучения ступеней МИРОВОЙ истории положил производственный подход – с тем создал концепцию формаций. Формации не выводились строго из закона соответствия (хотя бы потому, что закон имел только качественную формулировку) и именно из него одного (второстепенно действуют и другие какие-то законы), но обосновывались с позиций производственного подхода. – Изначальным недостатком формационной концепции была слабая разработка исторических структур формаций, отсутствие их общей исторической модели и общей модели смен формаций формациями (с тем слабое понимание из XIX века перспектив капиталистической формации и ее смены следующей). В XX веке положение несколько улучшилось – для рабовладельческого Рима, феодализма и капитализма были разработаны трехэтапные модели, правда вразнобой; изучались проблемы генезиса новых формаций в рамках старых и прочие проблемы революционных переходов.

          Не Маркс открыл классы и классовую борьбу, но производственный подход позволял заменить прежнее, крайне расплывчатое и путаное понимание классов и их борьбы четким и ясным. Марксистское понимание классов, их борьбы проводилось в политэкономии капитализма и научном коммунизме. – Но Классики не дали исчерпывающей классовой структуры хотя бы капитализма. А в Манифесте классами названы “свободные” рабовладельческого строя (рабовладельцы + мелкие собственники, не говоря о свободных люмпенах), патриции и плебеи (сословия), мастер и подмастерья (представители прослоек классов), вассалы (часть класса). И вплоть до настоящего времени разные марксисты смешивают классы и отраслевые подразделения, сословия, части классов. Особо печальны нечеткие разделения классов по формациям (нелепый “отраслевой класс” крестьян всех классовых формаций с их разными производственными отношениями и пр.), и того более – нечеткое разделение борьбы классов одной формации (ЕЕ эксплуататоров и эксплуатируемых) и классов соседних формаций на их исторических стыках (когда типичны по одну сторону баррикад эксплуататоры и эксплуатируемые ОДНОЙ формации). А по логике производственного подхода… Конкретные формации и их классы преломляют конкретные производственные отношения, борьба соответствующих классов регулирует эти конкретные отношения. При сменах формаций сменяются производственные отношения, с тем заданные ими классы. Революционные классы зарождаются в конце старой формации, на базе перерастания производительными силами старых производственных отношений и формирования новых, старые классы в любом случае кончаются вместе со старыми производственными отношениями, со старой формацией.

          При отмеченных недоработках производственный подход, все обществознание с его позиций все же позволяют научно разбираться с разными проблемами общества, общественного развития (с тем приобрел немалый авторитет в мировой науке – археолог Чайлд и др.). Вроде бы остается лишь добротно изучать прошлое и настоящее, грамотно прогнозировать неизбежное будущее, стойко ожидая, например, наступление послеклассового строя. А марксистам задолго до этого строя в феодальной стране можно было бы использовать марксизм для агитации за капитализм (“легальные марксисты” – будущие кадеты), становиться капиталистами (Маркс писал о таком “коммунисте” Микеле), научно поджидать в отсталой России буксира победоносной Революции развитых стран (меньшевики). Производственный подход стал теоретической основой “экономического материализма” и концепции “автоматической революции”. Но теоретический производственный подход и наука с его позиции – не весь марксизм. 

          Маркс уже в последнем “Тезисе о Фейербахе” четко сформулировал практическую, актуально революционную направленность марксизма. А формально второе дополнение к производственному подходу в его чистом виде – следствие из него и практической направленности марксизма. Если производственный подход открывает возможность глубокого понимания естественной стихии общества – он открывает возможность активно влиять на эту понимаемую стихию, создавать общество с заданными свойстами и искусственные варианты истории. С тем марксизм делает заявку на сознательный фактор истории. Сознательный фактор в классовом обществе включает: общественное знание и политическое умение; людей, владеющих этим знанием и умением; их организации (государство, партии и пр.) для воздействие на общество; идущих, более или менее сознательно, за этими влиятельными организациями более или менее организованных каких-то масс. С этими двумя дополнениями марксизм соединился с пролетарским движением и вывел на социализм XX века.

           С самого начального марксизма его составляющей стала концепция перманентной пролетарской революции – непрерывного движения даже еще и от свержения феодализма до утверждения коммунизма. По производственной логике – это продолжительная альтернатива естественной капиталистической формации, по сути – как бы искусственная формация на базе капиталистических производительных сил. Пропуск формаций на принудительном буксире цивилизованных захватчиков – явление в классовой истории частое, по производственной логике понятное. Внешнее воздействие более развитых стран и элемент внешнего революционного принуждения в концепции перманентной революции имеются. Но ужу с самого начала исходная пролетарская революция Марксом и Энгельсом предполагалась не в естественно самой передовой Англии, должной взять на перманентный буксир другие страны, а в менее развитых странах континентальной Европы, включая феодальную часть Германии. Подобный вариант развития реализовала, без прямого буксира Запада, в начале XX века Россия, едва вышедшая из феодализма и даже сохранявшая его тогда в Средней Азии и др.. С позиций филистерского понимания производственного подхода это уже, вроде бы, странно (многие знатоки марксизма удивлялись, не соглашались, возмущались). Но сознательный фактор позволяет сознательное изменение естественной истории. Уже создание Союза коммунистов вызвал не прямой буксир Англии, а некоторое усвоение частью немецкого пролетариата (и близких к нему слоев) марксистской науки. Эта наука стала объективным результатом предшествующего развития обществознания. Пролетариат же, будучи органической частью капитализма, но с тем и самым зрелым в истории эксплуатируемым классом, оказался способным подняться выше тред-юнионистских, внутриформационных интересов и целей. Примерно на той же формационной ступени, но с учетом опыта пролетариата Запада, на базе уже хорошо разработанного марксизма (анализ сути капитализма в КАПИТАЛЕ, разработка теории социалистической революции особенно в КРИТИКЕ ГОТСКОЙ ПРОГРАММЫ и др.; ВАЖНЕЙШИЙ вклад Ленина) пролетариат России в 1917 году успешно начал (в общем неудавшееся) перманентное движение к коммунизму – не потому, что на это его толкало естество его и общества, а потому, что он относительно сознательно пошел против естества отсталой страны. Практика XX века показала и реальную возможность искусственной истории, и ее не преодоленные пока проблемы, оттенила достижения и недостатки марксизма. Социализм XX века – в формационном ракурсе неудавшаяся перманентная революция (или лучше – перманентный переход с начальной революцией). Практический опыт этого социализма, теоретические наработки марксистов XX века (советских историков и пр.) требуют осмысления, требуют и позволяют развитие марксизма дальше Классиков – особенно при, наконец-то, вероятности сейчас актуальной естественной агонии капиталистической формации. 

                                                                                     * * *

           Капитализм (в развитых странах) существует без перерыва порядка века сверх ожидания Классиками Мировой коммунистической революции на каком-то рубеже XIX-XX века. Нужно: либо признавать его сейчас некапитализмом; либо придумывать какую-то изощренность капиталистов (их субъективный фактор, более эффективный, чем у марксистстов?), мешающую научно необходимой победе коммунизма; либо признать какие-то недоработки марксизма Классиков (не на свалившихся же откуда-то Сталина, Брежнева и т. п. либо почему-то неожиданные мелкобуржуазные тенденции и т. д. списывать). Я принимаю третью альтернативу.

          Маркс и Энгельс, вполне по-марксистски, ставили вопрос о естественных пределах капиталистической формации, когда производительные силы должны перерастать ее, и о тех социальных силах, которые возглавят свержение капитализма, как свержение феодализма возглавила буржуазия. Сейчас остается только констатировать – капитализм XIX века даже в развитых странах был формационно срединным, симптомов агонии и появления формационно новых общественных сил иметь не мог. А общей модели всех классовых формаций (на материале докапиталистических), которая могла бы объяснить названную срединность и подсказать действительные сроки и формы названной агонии, генезиса новых общественных сил, не было. В этих условиях важнейшими симптомом начавшейся агонии капитализма Первые классики приняли как раз тогда начавшиеся экономические кризисы (очень убедительный тогда аргумент за перерастание производительными силами производственных отношений). А аналогом буржуазии в буржуазных революциях в революции ожидаемой Маркс и Энгельс приняли (классический) пролетариат, только начавший убедительную борьбу против буржуазии. Возможно, сказался буржуазный миф особенно Великой Французской революции о свержении прежних угнетателей прежними угнетенными. Хотя буржуазия изначально зарождалась как эксплуататорский класс (капитализма), а массовой базой контрреволюции стали феодально-зависимые крестьяне (феодализма, особенно прочного на отсталых вандейских территориях). Возможно, в том числе увлеченность обаятельным мифом помешала Марксу и Энгельсу строго провести производственный подход в отношении классов, классовой борьбы. Но так или иначе – марксизм организовал в XIX веке мощное пролетарское движение, нацелившееся (в середине капиталистической формации) уже на коммунизм, а в XX – реализовал социалистическую альтернативу капитализму.

                                                                                       * * *

           Накопившийся сейчас огромный материал по прошлым обществам, о современных странах разных ступеней капитализма и феодализма (и не только?) позволяют уже, наверное, поиск количественной формулы закона соответствия. Задача сложная, но крайне важная. Вопрос даже не в немедленном установлении математической функции зависимости производственных отношений от производительных сил. Прогрессом было бы установление мер этих величин, понимание пространственного аспекта закона и пр.. И сейчас было бы полезно как-то увязать степени экономического, технического развития стран (регионов внутри стран) с их точными (внутри)формационными местами. Для этого нужно хорошо знать названные ступени и понимать названные места. Последнему могла бы помочь общая модель формаций, по которой у меня есть предложения.

                                                                                          * * *

         Выше отмечалось, что для рабовладельческого строя Рима, феодализма и капитализма, особенно в советской исторической науке разработаны трехэтапные схемы – правда, без увязки друг с другом. Моя попытка такой увязки потребовала существенного пересмотра каждой схемы, но вывела на общую модель формаций, проверенную мною на разных странах мира. Итак… Классическому этапу каждой формации (в рабовладельческих Афинах примерно с VI века с. э. и Риме с III – по II век н. э. в целом по Римской империи; в феодальной Западной Европе примерно с самого конца первого тысячелетия по XIV век, в России примерно с XVI века до 1861 года; в капиталистической Англии с победы классической буржуазии в 30е года XIX века по реакционный режим мюнхенцев век спустя) предшествуют ранние этапы с доклассическими отношениями формации (соответственно: примерно в Греции VII, в Риме – V век c. э.; в Западной Европе – очень примерно вторая половина первого тысячелетия, в России – примерно первая половина второго тысячелетия; в Англии между Революцией XVII века и промышленным переворотом и его социально-политическими последствиями). Классическим этапам наследуют поздние этапы с отношениями послеклассическими (в Римской империи примерно IV-VI век; в Западной Европе примерно с XV до победоносных буржуазных революций, в России – вторая половина XIX века; в Англии и других развитых странах – примерно с середины XX века). Для ранних этапов типична эксплуатация численно преобладающих классов мелких свободных собственников соответствующих формаций (в капитализме – мелкая буржуазия), размытость основных классов эксплуататоров и эксплуатируемых, для классических – численное преобладание основных классов эксплуатируемых и эксплуататоров в их классических модификациях, для поздних – качественные перемены положений основных классов эксплуатируемых с их общим улучшением (вывод раба на пекулий, раскрепощение феодально-зависимых, изменение современного пролетариата относительно классического настолько, что некоторые марксисты его за пролетариат вообще не считают). Для ранних этапов показательна формационная невыразительность политических надстроек, для классических – расцвет эксплуататорских свобод (демократии, вольницы), для поздних – сильная государственная власть, опекающая стареющую формацию (доминат; абсолютизм; современное буржуазное государство). На ранних этапах культура самая невыразительная, на классических – самая классическкая для формации; на поздних этапах культура существенно рвет с классикой и в чем-то предвосхищает культуру следующей формации (культура Поздней Римской империи; Возрождение и далее до буржуазных революций; примерно культура XX века). Важно отметить две фазы классических этапов – зрелую и перезрелую (в рабовладельческих Греции и Риме – до и после “кризиса полиса”; в феодальной Западной Европе – ленно-крепостной строй до и после подъема городов; наглядно в капиталистической Англии – капитализм свободной конкуренции 50х-60х годов XIX века и перезрелый классический капитализм рубежа XIX-XX веков). Зрелая фаза представляет формацию в самом чистом виде, перезрелая, сохраняя классический строй, отличается разными болезненными чертами, “империализмом” (эллинистическая колонизация, империя Рима; крестовые походы; собственно империализм), декадансом в культуре (но сомнения в основах феодализма и т. п. культуры Западной Европы XII-XIV века историками оцениваются, обычно, положительно). Для перезрелой фазы характерны два варианта: в интересах олигархии продолжение “свободного” развития зрелой фазы (Греция; Западная Германия и Польша; Англия) и в интересах аутсайдеров (люмпен-гражданство и рабовладельцы без гражданства; нищее дворянство и городская верхушка; разная неуспешная буржуазия) “эксплуататорский социализм”, перераспределение собственности и привилегий эксплуататоров сильным государством, вбирающим часть неперспективных верхов в качестве чиновников (принципат Ранней Римской империи; сословные монархии Франции и Англии, “абсолютизм” крепостнических Пруссии, Австрии, России; правительства радикалов начала XX века во Франции, в деформированном виде – фашистов в Италии).

          Очень важно, что не только поздний этап предыдущей формации сменяется ранним этапом формации последующей (т. е. происходит смена формаций) в ходе социальной революции в широком смысле (предлагаемый термин – социальная трансформация), но и внутри каждой формации ранний этап сменяется классическим и классический поздним в ходе малых социальных революций (предлагаемый термин – социальный переворот, первый и второй). Для трансформаций типичны появления многочисленных классов мелких собственников новой формации, для первых переворотов – аграрные перевороты с резким сокращением классов мелких собственников. ВСЕ трансформации и перевороты классового общества имеют однотипную историческую структуру. На примере капиталистической Англии… После победы в первой половине XVI века позднего феодализма, давшей простор развитию производительных сил, на базе т. н. промышленной революции происходит ГЕНЕЗИС (раннего) капитализма. На рубеже XVI-XVII века, сформировавшийся (ранний) капиталистический уклад, отчасти сформировавшиеся новые классы ЗАЯВЛЯЮТ о себе (перепалки Парламента и Монархии, оформление кальвинизма в революционную идеологию, элементы новой культуры – Гильберт, Гарвей и др. в науке, Бэкон и Чербери в философии, Иниго Джонс в архитектуре и пр.), а старый строй за исторического конкурента всерьез еще не берется (гибкая политика Елизоветы, отчасти вялая – Якова). В первой половине XVII века спохватившийся абсолютизм обретает характер РЕАКЦИОННОЙ диктатуры. Эта диктатура, а с ней весь старый строй, ломается РЕВОЛЮЦИЕЙ (в узком смысле). С ее победой новый строй ЗАКРЕПЛЯЕТСЯ жестким режимом Кромвеля. В победившем (раннем) капитализме на первый план выходят противоречия его классов и для пресечения революционных привычек эксплуатируемых (ранняя) буржуазия идет на опереточную РЕСТАВРАЦИЮ феодализма. С выполнением названной задачи (и для пресечения амбиций феодальных недобитков) Реставрация в 1688 году легко, “Славно” отбрасывается, наступает расцвет раннего капитализма, с тем бурный рост производительных сил. И дальше по той же схеме… На базе промышленного переворота – генезис классического капитализма. В 60е годы XVIII века первая активность классических пролетариата и буржуазии, в 80е годы – в интересах последней реформы “новых тори”. Но на рубеже веков торийский режим становится реакционным. После Наполеоновских войн классическая буржуазия прямо борется за власть, в 30е годы приходит к власти и за два десятилетия реформ закрепляет торжество классического капитализма. Реставрационные явления в середине XIX века – Молодая Англия, ранние прерафаэлиты и пр.. Дальше – “золотой век” капитализма Англии 50х-60-х годов. Второй капиталистический переворот… На базе технической революции рубежа XIX-XX века в рамках классического перезрелого капитализма – генезис капитализма позднего. Интересы поздней буржуазии уже учитывают правительства Ллойд-Джоржа и первые лейбористские. Затем начинается реакция профашистов-мюнхенцев. Консерватор Черчилль войной с нацистами и соответствующей внутренней политикой революционно расчистил дорогу победе лейбористов, после Войны закрепивших поздний капитализм. А консерватор, но не реакционер Черчилль возглавил реставрационную возню 50х годов. Предложенная схема для капиталистической трансформации вполне просматривается во Франции, России, США, Японии и пр.. Просматривается она в первом и втором капиталистических переворотах разных стран, в феодальных революциях на территориях Римской империи, Сасанидского Ирана середины первого тысячелетия, Китая примерно VI-VIII века, Киевской Руси и др., в первом и втором феодальных переворотах на территориях этих и не этих стран. В античных Греции и Риме царская власть последнего века ее существования явно закрепляла ранний рабовладельческий строй (особенно наглядно – Этруская династия в Риме). С выполнением задач эта царская власть пала. Реставрационно осуждали эту власть ИЛИАДА через осуждение самовластия Агамемнона (но тот же Гомер осудил позднее в ОДИССЕЕ реставрационный разгул без царя женихов Пенелопы) и римская легенда о Тарквинии Гордом. Практически полностью восстанавливается структура первых рабовладельческих переворотов Греции и Рима (в Греции колоритные закрепляющие режимы старших тираний, краткая, но показательная реставрация после падения Писистратидов в Афинах и пр.). В Римской империи нагляден генезис позднего строя в рамках перезрелой фазы начала н. э. (перевод рабов на пекулий, распространение колоната и пр.). Очагами новых отношений были латифундии, и Антонины II века уже учитывали интересы новых латифундистов. Но с Коммода началась реакция “солдатских императоров”. Лишь в результате гражданских войн середины III века н. э., в конце века к власти пришли поздние рабовладельцы. Доминат конца III – середины IV века закрепил господство позднего строя. После кратковременной реставрации Юлиана Отступника поздний строй Поздней Римской империи установился полностью – и начался генезис (раннего) феодализма. Стоит подчеркнуть падение сильных аппаратов закрепляющих режимов после революций (Меровинги и т. д.) и первых переворотов (Каролинги и пр.), но их сохранение после вторых переворотов (доминат, абсолютизм, сильное государство после Нового курса и т. п.) для опеки дряхлеющей формации. 

          {1 – Понятие формации, с вероятным его уточнением и расширением, применимо к доклассовому и послеклассовому строю. В первобытном обществе вероятно выделение последней его формации – родоплеменной (возможно, связанной только с Человеком Разумным). О ее исторической структуре сейчас судить рискованно, но явен поздний этап на базе производящей экономики (в его рамках – генезис классового строя) и вероятен этап классический (тогда по логике – и ранний) на базе высшей ступени экономики присваивающей времен эпипалеолита – мезолита – неолита без производящей экономики. В послеклассовом обществе можно смело предполагать одну, по крайней мере, формацию – коммунистическую. К слову, я не приемлю ажиотажа по вопросу – понимать под формациями капитализм, феодализм и т. д. или доклассовое, классовое и послеклассовое общество. О терминах не спорят – договариваются. Как бы не обозначали понятия Классики – заниматься сейчас переобозначениями укоренившейся после них терминологии, значит затруднять работу с обширной литературой целого века, создавать лишние проблемы марксистской науке в ее и так трудное время. 2 – Для Ближнего Востока трехэтапные феодализм и рабовладельческий строй устанавливаются без особых трудностей. С тем перед рабовладельческим строем выявляется четвертая (хронологически первая) классовая формация, которую, за неимением пока лучшего, резонно обозначить известным термином – “азиатская”. Для этой формации в Египте и Месопотамии исходная трансформация, три этапа и два переворота устанавливаются без затруднений. Просматриваются они даже для Эгейской цивилизации. 3 – Трехэтапный канон формаций нарушается внешними воздействиями вплоть до силового пресечения целых формаций. При этом важны очень распространенные двухэтапные варианты – с переходами сразу от ранних этапов к поздним (минуя классические) под мирным влиянием соседних трехэтапных канонов. Так переходили от раннего феодализма к позднему в XVII веке Швеция (под особенным влиянием соседних Дании и Пруссии), во времена Вильгельма Теля горные кантоны Швейцарии (под особенным влиянием Южной Германии), на рубеже XVII-XVIII века Черногория (под особенным влиянием соседней Сербии) и др.. Странноватые двухэтапные формации (без самых выразительных классических этапов, особенно перемалывающих пережитки предыдущих формаций, вплоть до родоплеменной) скрываются за совсем странными (с позиций производственного подхода) переходами в несколько тысячелетий от родоплеменного строя сразу к феодализму, принимаемыми в советской исторической науке. 4 – подробнее история классовых формаций излагается в статьях на моем сайте (mag-istorik.ru).}

                                                                                    * * *

             Можно предложить общую схему классовых структур формаций. Во-первых – основные классы эксплуататоров (рабовладельцы, феодалы и капиталисты) и эксплуатируемых (рабы, феодально-зависимые, пролетарии). Во-2 – неосновные классы эксплуатирующих несобственников (чиновники, разные управляющие) и эксплуатируемых собственников (мелкие свободные собственники разных формаций типа мелкой буржуазии капитализма). Видимо, формационно показательны особенно основные классы – чиновники и мелкие собственники формационно различны меньше. По-моему – схема исчерпывающая (остаются деклассированные элементы; и, разумеется, существуют переходные слои и совмещения классовых статусов – капиталисты на госслужбе и пр.) и свободная от отраслевых, сословных и прочих добавок. Но конечно – эти добавки важны. Главное – не путать класс феодалов и сословие дворян, не считать землевладельцев раннего капитализма полуфеодалами, а цеховых мастеров середины феодализма – буржуа. И т. д.. Реальные ситуации могут быть сложными. Например – в рабовладельческом Риме к “античному дворянству” – гражданству – принадлежали и рабовладельцы, в том числе очень крупные (тогда обычно – “титулованная знать”: “пэры”-сенаторы, всадники), и мелкие свободные собственники, и даже неимущие работники, часто эксплуатируемые фактически как рабы и нередко под началом привилегированного ”раба”, иногда имеющего своих рабов. Каждому этапу формации соответствуют свои модификации классов. И очень важно не смешивать внутриформационную борьбу классов одной формации и межформационную борьбу классов стыкующихся формаций (хотя в трансформациях переплетение возможно). Но с классовой борьбой не все так однозначно. Поперечная к ходу истории внутриформационная борьба эксплуатируемых имеет моментом попытки выхода за рамки формации и даже какие-то выходы. Бойцы Спартака, завоевав СЕБЕ свободу (выйдя к границам Римского государства), уже как свободные люди обрушились на рабовладельческий Рим. Несколько ранее на Сицилии рабы дважды свергали власть рабовладельцев на годы. Обращаясь к христианской ереси, рабы стремились хоть так выйти за рамки ненавистного строя. Табориты, Мюнстерская коммуна, казаки и пр. пытались как-то преодолеть феодализм. Не усвоившие марксизм парижские коммунары ломали капиталистический строй, а социал-демократы век назад были марксистами. Эти подвижки к выходу за пределы родной формации не имели перспективы (только в победоносных социальных трансформациях не все, несомненно, феодально-зависимые и т. п. были в рядах побежденных “вандейцев”). Спартаковцы (в массе – германцы, кельты и т. д.) обрушились на Рим как раньше их предки извне. Сицилийские государства рабов были разгромлены, но при фантастическом их выживании бывшие рабы имели бы судьбу в духе гелиополитов Аристоника в Малой Азии – стали бы гражданами особого полиса, как в любом полисе исключая рабство для себя, но не для иностранцев. Христианство из ереси рабов стало идеологией эксплуататоров трех формаций. Мюнстерская коммуна была разгромлена, но табориты “разгромились” сами – новые верхи выжили приверженцев первоначального Табора. Классово расслоились казаки, с тем ставшие опорой самодержавия. Парижская коммуна была подавлена – но социал-демократия просто сдалась буржуазии. Однако практика XX века показывает, что момент общей антиклассовости внутриформационной борьбы эксплуатируемых может вывести на путь социалистической ориентации, если угнетенные докапиталистических формаций получат буксир в виде социализма, мирового коммунистического движения. Практика вполне показала социалистические возожности мелкой буржуазии. С другой стороны – практика особенно XX века показывает, что пролетариат может, но не должен быть силой непременно нацеленной на свержение капитализма и установление коммунизма. С тем можно сделать общий вывод о социалистических потенциях всех эксплуатируемых классов истории. Все они имеют такую потенцию – и никто не является такой силой необходимо. Особенность основного эксплуатируемого класса последней классовой формации та, что он МОЖЕТ усвоить марксизм и стать искусственной прокоммунистической силой без опоры на другой класс или уже существующий социализм, коммунизм. Количество социалистической потенции эксплуатируемых переходит в пролетарское качество. Если этого не случается – значит объективно не срабатывает случайная ситуация многих факторов и (или) не на высоте оказываются марксисты. Тогда превалирует внутриформационная природа пролетариата – естественно тред-юнионистская, формационно буржуазная (ругательно – мелкобуржуазная). Важно отметить практику особенно стран народной демократии по втягиванию в социализм и мелких капиталистов, буржуазных чиновников. При очень сознательном подходе и случайностях многих факторов перманентное движение в коммунизм можно было бы сделать почти безболезненным для подавляющего большинства людей (и с тем без необходимости особого насилия над остальными). А если бы у буржуа в Великой Французской революции хватило сознательности – они могли бы не загонять феодально-зависмых Юга в еще чуждый им капиталистический рай, а организовать для них путь капиталистической ориентации, путь нефеодального развития.

                                                                                        * * *

          Сознательный фактор формально присущ обществу всегда. Но в первобытном обществе он фактически равен нулю (нет специальных органов управления, поднятых над обществом, нет профессиональных постоянных организаторов; и нет специального обществознания, отстраненного от субъективности людей в записями, профессионально осмысливаемого и т. д..), а в классовом второстепенен по сравнению с производством – сознательным преобразованием природы. Только послеклассовое общество – с его гигантскими производительными силами и сложнейшими общественными отношениями – без сознательного фактора существовать просто не сможет, а с появлением марксизма начинаются подвижки в пользу сознательного развития общества. Со всем сказанным можно предложить обобщение закона соответствия. Но прежде слишком философский термин “сознательный фактор” резонно заменить более социологическим – “преобразующие силы” (с полезной и понятийной спецификой). Итак – характер общественных отношений задается совокупностью уровней производительных сил (средств познания и преобразования природы) и сил преобразующих (средств познания и преобразования общества, на сегодняшний день – обществознание и политика, ее механизмы, политически организованные массы). Оба определяющих общественные отношения фактора получают обратное от производственных отношений влияние и влияют друг на друга через них (но и прямо тоже – политика индустриализации, модернизации техники, например; а уровень производительных сил особенно наглядно определяет мощь армии). Но в доклассовом обществе любые воздействие и ”обратная связь” преобразующих сил (нулевых) – нулевые, а в классовом – второстепенны по сравнению с производительными силами. 

                                                                                       * * *

          С позиций предложенных коррекций марксистской теории предлагается трактовка марксистской практики прошлого.

          В 40е годы XIX века даже в Англии только завершался переход к классическому капитализму (симптомами чего были начало экономических кризисов и чартизм), срединному в формации. А во Франции и Западной Германии Революция 1848 года была лишь первым значительным явлением такого перехода (первые значимые проявления и классической буржуазии, и классического пролетариата). Тогда (и позднее) примерно на уровне развития этих трех стран были Нидерланды, Бельгия, Люксембург, передовые кантоны Швейцарии, север США. ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ страны тогда отставали (потом некоторые догнали). Даже самые развитые страны от первого капиталистического переворота ЕСТЕСТВЕННО перейти к коммунизму НИКАК не могли – как Франция VIII-IX века или Россия XV-XVI не могли от первого феодального переворота (установление ленно-крепостной классики) естественно перейти к капитализму, а Греция VI века с. э. и Рим III – к феодализму. Не могли иметь место соответствующие ЕСТЕСТВЕННЫЕ переходы и от классических этапов формаций, даже, пожалуй, от середин поздних. Не были готовы производительные силы и соответствующие им производственные отношения, не было необходимых, формационно новых, общественных сил. Но в 40х годах XIX произошел знаменательный перелом в развитии общественной науки – возник марксизм, как объективный результат того развития и как основа особо сознательного фактора. Однако его неизбежная изначально недозрелость вылилась, прежде всего, в признании симптомов первого капиталистического переворота симптомами агонии капиталистической формации, в неверную оценку модальности исторической миссии пролетариата (пролетариат может, но не должен…). И все же объективные возможности пролетариата позволяли, в принципе, пойти ему к коммунизму искусственным путем, невиданно сознательно. Для этого нужен был хороший исходный сознательный фактор. А таким фактором был, при всех его еще недоработках, марксизм, не только самая глубокая общественная наука, но и актуально революционная практика. 

         Поскольку Классики считали, что назрел естественный переход к коммунизму в развитых странах и с тем перманентный в неразвитых, постольку они разрабатывали концепции грамотных форм обоих переходов. Но поскольку ОБЪЕКТИВНО естественного перехода ТОГДА не могло быть (даже позднее) и в самых развитых странах – Классики фактически разрабатывали два варианта перманентного перехода – на буксире более развитых стран и самих этих развитых стран. Но первым реализовался вариант хуже обоих – перманентная революция в отсталой стране без буксира развитых. С учетом практики XX века можно предложить общую концепцию перманентного перехода. В естественных трансформациях сначала происходит перерастание старых производственных отношений новыми производительными силами, с тем формирование нового уклада, новых общественных сил, которые берут власть и уничтожают старый строй, старые общественные силы. Но в КРИТИКЕ ГОТСКОЙ ПРОГРАММЫ Маркс четко намечает – даже в самых развитых тогда странах сначала, еще без наличия социалистического уклада, взятие власти пролетариатом, установление его диктатуры – и лишь затем превращение старого строя в новый. Тем не менее, общая схема трансформации сохраняется. Сначала происходит квази-ГЕНЕЗИС (далее всегда логичное при искусственной истории понятие “квази”, под тем или иным термином, используется не всегда) нового уклада – по-новому мыслящего “нового пролетариата”. Если достаточно сильный кризис (разного рода) классового строя задает потенциально революционную ситуацию – ТАКОЙ пролетариат (с большей или меньшей поддержкой других трудящихся) может РЕВОЛЮЦИОННО взять власть, ЗАКРЕПИТЬ ее диктатурой пролетариата – и с завершением квази-трансформации начать длительную социалистическую квази-формацию с квази-классами, квази-государством и т. д.. Перманентный переход, социализм завершается, когда производительные силы будут подняты до уровня коммунистических (или даже пораньше – если на базе еще несколько докоммунистических производительных сил будут искусственно созданы именно коммунистические производственные отношения и пр.). 

           В Западной Европе квази-генезис начался необязательным тогда соединением стихийно формирующегося классического пролетариата и естественно, но несколько случайно именно в 40е годы XIX века возникшего марксизма, а впервые квази-уклад (слабо) проявил себя в Революции 1848 года деятельностью Союза Коммунистов. Затем проявлениями были I Интернационал и первая марксистская партия в Германии. Новая социально-политическая реальность, подкрепленная смежной ей Парижской Коммуной, напугала буржуазию. В 70е годы в разных странах началась антисоциалистическая реакция, острием которой стали “исключительные законы” против социалистов в Германии. Реакция провалилась – возник II Интернационал, более мощный, чем I, и прилично марксистский (полумарксистская Готская программа была заменена на прилично марксистскую Эрфуртскую, ставшую образцом для программ разных партий, и пр.), “Законы” были отменены и т. п.. Ситуация стала вроде той, когда в во Франции умер Людовик XV – старый строй сохранялся, но дышал на ладан. И Энгельс итогово прогнозировал победу Революции на очень точном рубеже XIX-XX века. Но на этом рубеже социал-демократия, рассчитывающая на естественный уже выход к коммунизму, разложилась стихией объективно далекого от коммунизма общества. Разложение вполне показал крах II Интернационала 1914 года, а когда образцовая социал-демократия Германии в 1918 году, наконец, действительно пришла к власти – она эту власть употребила для спасения капитализма. Социалистическая квази-трансформация Западной Европы стихийно разложилась накануне своего революционного перелома. Вторая социалистическая квази-трансформация разворачивалась в Восточной Европе, в России (отчасти с Балканами). Здесь квази-генезис происходил как соединение раннего пролетариата с более разработанным, чем в середине XIX века, марксизмом. В России квази-уклад особенно проявился партией нового типа (с ленинскими противоядиями против капиталистической стихии), самостоятельным пролетарским движением в Революции 1905 года. Затем – реакция. А в 1917 году – быстрое перерастание вспомогательной буржуазной революции (типа “Славной” 1688 года) в социалистическую, которая даже в узком смысле не сводилась к политическому перевороту ночи 7 ноября в столице, а продолжалась до окончания Гражданской войны (такие войны типичны и в естественных революциях). Затем был закрепляющий режим НЭПа, в условиях отсутствия ожидаемой Революции на Западе, исключительной разрухи в отсталой стране обретший черты реставрации капитализма. Но именно квази-реставрацией (не обязательной в сознательной трансформации?) стало в 1925 году бухаринско-сталинское углубление НЭПа дальше ленинских пределов. Типично в реставрациях оживление “бывших”, типично “славно” пресекаемое. В СССР демонстрация мощи кулаком была в 1928 году тоже “славно” пресечена. Социалистическая квази-трансформация успешно (при разных недочетах) закончилась впервые в истории. Дальше – второе звено перманентного движения: длительная эволюция до коммунизма, против стихии действия капиталистических производительных сил и политики капиталистического окружения, БЕЗ ОЖИДАВШЕЙСЯ РАНЕЕ ПОДДЕРЖКИ ПОБЕДИВШЕГО ИМЕННО КОММУНИЗМА на Западе. Но производительные силы даже того Запада были далеки от коммунистических, а сознательного фактора (с Гением) хватило только на социалистическую трансформацию. После Ленина его наметки по движению к коммунизму в отсталой стране без поддержки уже коммунистических стран грамотного развития не получили. С тем социалистическая эволюция сорвалась в 30е годы (авто)разгромом марксистской партии, огосударствованием квази-государства – с негативной перестройкой квази-классов и пр.. В основе лежало приведение производственных отношений к далеко не самым развитым производительным силам, не преодолеваемое более сознательным фактором, резко ослабшим со смертью Ленина. По инерции социализм сохранялся, но уже как не прокоммунистический, а прокапиталистический, стихийно эволюционирующий к капитализму (в духе эволюции II Интернационала). С тем последующие социалистические революции на буксире СССР сразу деформировались (в СФРЮ – в антисталинистских формах). Некоторое исключение составляла Куба, социализм которой возникал при меньшем идеологическом буксире уже существующего социализма. В общем – вторая подвижка (включая путь социалистической ориентации) к коммунизму  тоже сорвалась, пока не полностью (неясны перспективы КНР и др.). Тщательное осмысление ее позитивного и негативного опыта, создание с его учетом новой концепции социализма будет полезно при любом варианте будущего перехода к коммунизму отсталых стран. А начать полезно с разделения понятий самой ранней фазы собственно коммунизма и любого социализма (по его практике в XX веке), с осознания различия социалистической революции (как звена длительного перехода к коммунизму), концепцию которой практически разрабатывали Классики, и грядущей собственно коммунистической революции. 

                                                                                 * * *

          Есть основания считать, что на рубеже тысячелетий капитализм пришел к своему необходимому, естественному финалу. При правильности такого предположения самой актуальной задачей марксистов становится создание концепции именно канонической коммунистической революции, Классиками почти не созданной. Важны и прикидки обновленного понимания коммунизма.

          С предложенных выше позиций… 1 – Канонический переход от формации к формации должен происходить как переход от позднего этапа предыдущей формации. 2 – На базе перерастания производительными силами производственных отношений позднего этапа возникают новые производственные отношения и социальные слои новой формации, с ними элементы новой духовной культуры. С некоего момента новое явно заявляет о себе. Старое общество первоначально реагирует на новую реальность более или менее лояльно, но затем начинается реакция. Вопреки реакции новое неуклонно усиливается, вступает в острую, революционную борьбу со старым – и одерживает победу. Искусственные социалистические трансформации особым образом сохраняют эту историческую структуру. 3 – Канонический переход от классового общества к послеклассовому должен чем-то отличаться и от трансформаций классовых формаций, и от социалистических трансформаций XX века. 

           1. Поздний капитализм существует уже несколько десятилетий. Он сформировался (господствует с 30х годов XX века в США и Швеции, после Войны в других развитых странах) на базе производительных сил, технологически базирующихся на технической революции широкого рубежа XIX-XX века (электротехника с радиотехникой, двигатель внутреннего сгорания и транспорт с ним, большая химия с новой металлургией и пр.). Рост производительных сил на базе технической революции второй половины XX века (космическая и ядерная техника, компьютеры и т. д.) выводит на новую ступень истории.

          2. “Новый курс” в США и послевоенные режимы в развитых странах Западной Европы утвердили поздний капитализм, с чем создали условия для быстрого развития производительных сил (НТР, “экономические чудеса” 50х-60х годов XX века). На этой базе возникло “общество потребления” – материальная база коммунизма. Осталось привести в соответствие с этой базой все стороны общества. Но для этого нужно преодолеть страшную инерцию не просто позднего капитализма или даже всей формации, но всего классового общества и даже всего общества докоммунистического (разного рода дикости людей, “зоологический индивидуализм” и пр., не говоря о въевшихся пристрастиях современных олигархов и действии политических механизмов, специально созданных для сохранения именно современного капитализма). Когда-то франки на севере Франции и лангобарды на севере Италии извне погасили инерцию рабовладельческого строя (сломали его политическую надстройку, разорвали прежние общественные связи и пр.) – с тем феодализм на обоих Северах установился века на два раньше, чем на Югах (хотя варвары даже несколько подорвали производительные силы, на севере Франции и так менее развитые, чем на ее юге). Сейчас на внешние факторы рассчитывать не приходится. Социализм XX века пережил крах (коммунистические перспективы Китая и др. неопределенны в разных отношениях), чем даже укрепил отмирающий строй. Приходится ориентироваться на каноническую схему трансформаций. В конце 60х годов XX века возник необычный феномен “новых левых”. Это движение охватило и страны не самые развитые (а на Юге США, видимо, было явлением перехода от классического капитализма к позднему), но его специфика особенно задавалась проблемами позднего капитализма. Эта специфика – акцент на новых проблемах, намерения создать совершенно новую, антикапиталистическую культуру и др.. С учетом сказанного выше – можно предполагать в “новых левых” первое проявление новых, ЕСТЕСТВЕННО послекапиталистических сил. А в начале 70х начался самый мощный после Великой депрессии 30х годов (поставившей экономический крест на классическом капитализме развитых стран) экономический кризис, видимо поставивший экономический крест на каноническом регулировании экономики позднего капитализма, на его “экономических чудесах” – на соответствии позднего капитализма выросшим производительным силам. По общей схеме всех трансформаций поздний капитализм ответил реакцией – “новыми правыми”, неоконсервативными режимами с 70х. По общей схеме дальше должна была быть агония позднего капитализма. Во Франции после смерти Людовика XV поздний феодализм господствовал еще полтора десятилетия – но реакция утратила напор, режим растерялся, заметался, начал маневрировать (подобное типично перед свержениями феодализма). Я думаю – нечто подобное намечалось после падения неоконсервативных режимов в 90е годы. Но победы коммунизма нет до сих пор нигде. Могут быть неверны мои позиции. Может быть неверной с этих позиций только интерпретация фактов. Возможно при верности того и другого вмешательство фактора (факторов), не совсем обычного, достаточно случайного – но совершенно не мистического. Я частично допускаю все три объяснения, но с акцентом на последнее. Прежде всего – время достаточно чистых по странам трансформаций прошло. Уже в XX веке внутренняя история многих стран развивалась не столько по естественной формационной логике, сколько под воздействием разных внешних факторов. Общество стало очень интернациональным, глобальным, интернациональные процессы подминают национальные формационные развития. Капитализм самых развитых стран очень тесно связан с капитализмом стран отсталых, неготовность к коммунизму последних поддерживает капитализм первых. Коммунистическая революция должна быть как-то мировой (с социалистическими звеньями в неразвитых странах). Но, может быть, еще важней другой фактор, опосредственно связанный с первым – социализм XX века и, особенно, его крах. Марксизм возник как результат развития науки самых передовых стран, но дал социалистический результат в странах не самых развитых (слабых звеньях капитализма). При еще слабом сознательном факторе, эффективном только при наличии гениев, социализм XX века не выстоял в борьбе с собственными производительными силами (требующими капитализма), другими пережитками и нажитками – и капиталистическим окружением, всегда более мощным, возглавлявшимся самыми развитыми странами. Социализм количественно рос постепенно, капитализм приспосабливался к его наличию относительно безболезненно, что-то брал из социализма и для себя, использовал критику коммунистами для уяснения своих проблем с целью их смягчения. И капитализм использовал пародию на идеал реального социализма для шельмования идеала (уже “новые левые”, в общем, не приняли объективно нужный им марксизм, ошельмованный буржуазной пропагандой, умело использовавшей его дискредитацию самими “реальными марксистами”; и коммунисты, в общем, проморгали “новых левых”). А рухнул социализм ведущих стран разом, напряженность борьбы с ним капитализма вывернулась для последнего укреплением. Капитализм особенно развитых стран за счет рухнувшего социализма, бывших стран социализма не только укрепил свои экономические позиции (в конце 80х буржуазные аналитики ожидали вторую Великую депрессию, которая, весьма вероятно, поставила бы экономический крест на позднем капитализме – но другие аналитики уже уверенно предрекали крах социализма; возможно – тогда это спасло капитализм). Может быть еще важней, что крах альтернативы капитализму укрепил этот строй идейно, подавил сомнения, деморализовал вызревающие антикапиталистические силы, помешал формированию ИХ коммунистического (хотя бы и под другим названием) сознания. История стихийно задержалась, вероятно, на десятилетия. Сознательно сократить задержку должно обновленное марксистское движение. 

          3. Когда-то появление прибавочного продукта (позволившего полностью удовлетворять тогдашние потребности части общества) повлекло за собой возникновение классового строя. Условием возникновения коммунизма является получение ДОСТАТОЧНОГО (для удовлетворения рациональных потребностей всех членов общества) ПРОДУКТА. По-моему – нужно констатировать, что в самых развитых странах достаточный продукт появился. С появлением достаточного продукта ослабевают прежние стимулы социальной мобильности (погоня за гарантирующими сытость статусами и т. д.), мотивация частной собственности как гаранта безбедного существования. С другой стороны – когда-то рост производительных сил сделал невыгодным рабство. Сейчас дальнейший рост производительных сил впервые делает необходимым и возможным массовый творческий труд высококвалифицированных работников, работающих из интереса. Принуждение, просто мелочный контроль и нудные указиловки все более становятся ненужными и даже вредными. Но для таких работников принуждение (даже в виде демагогии и т. п.) и вне работы становится тормозящим. Эти тормозы в классовом обществе в принципе не устранимы – значит надо устранять классовое общество. Явления последних десятилетий позволяют констатировать появление большого “класса” людей, которым капитализм не нужен и даже вреден. Новые классы прежних формаций формировались из представителей всех классов формаций предшествующих (в разной мере по конкретным ситуациям). У меня нет статистики, но, несомненно – названный ”класс” (фактически – историческое начало бесклассового человечества) формируется из представителей разных (в разной мере) классов (как “зеркально” из однородного массива людей первобытного строя формировались все первые классы). Одним из отличий канонической коммунистической трансформации нужно полагать ее менее политический и менее силовой характер (хотя бы потому, что гражданские войны с атомным и т. п. оружием может отсрочить переход к коммунизму на тысячи, если не миллионы лет). Это означает возрастание роли сознательного фактора. Но роль этого фактора возрастает и потому, что позднейший капитализм смягчает проблему материального неблагополучия масс, как важнейшего момента революционной активности. Напротив – возникает проблема ХИЩНЫХ ВЕЩЕЙ ВЕКА (переедания, с тем лишние веса, диабеты и т. п. широких масс трудящихся; их пресыщенность, с тем тяга к изощренным и извращенным удовольствиям; и прочие проблемы аристократий прошлого). Эту проблему можно преодолеть только осознанно. И должен быть гораздо больший, чем во всех предыдущих трансформациях, момент убеждения реакционеров – хотя бы для того, чтоб меньше был риск гражданской атомной войны и т. п.. Надо отметить и тот факт, что научное развитие коммунизма (его атрибутика) стало возможным только с компьютеризацией производства.