Про еще вызывающий антимарксизм

                                                                          МЕЛКОБУРЖУАЗНЫЙ СОЦИАЛИЗМ … неопровержимо                                                                                 доказал разрушительное действие машинного                                                                                           производства и разделения труда … Но по своему                                                                                     положительному содержанию этот социализм                                                                                           стремится или восстановить старые средства                                                                                           производства и обмена, а вместе с ними старые                                                                                       отношения собственности и старое общество, или –                                                                                 вновь насильственно втиснуть современные                                                                                             средства призводства и обмена в рамки старых                                                                                         отношений собственности …    

                                                                          … полуфилософы и любители красивой фразы жадно                                                                               ухватились за эту литературу …                                                                                                                                                                                                                                                                                                        

                                                                          Маркс и Энгельс. Коммунистический Mанифест.                                                                                         РЕАКЦИОННЫЙ СОЦИАЛИЗМ. (За десятки лет до                                                                                       творений Н. К. Михайловского, за сто с лишним до                                                                                     рождения А. В. Шубина)

        Александр Шубин начинает статью ДОЛГИЙ ПУТЬ К СОЦИАЛИЗМУ (Альтернативы, 2, 2008) безапелляционно… “В действительности (т. е. абсолютная истина? – А. М.) социалистическая теория шире (марксизма), и это придает ей большую устойчивость, возможность приобщиться к мудрости, высказанной людьми, не имевшими на челе штампа марксиста” Т. е. штампованные марксисты – лишь жалкая струйка в потоке действительно (не только по названному штампу, а по еще каким-то  критериям?) НАУКИ социализма. Два уточняющих вопроса … 1 – про марксистов не только по штампу; 2 – про научный характер коммунизма марксистов (которые не только по штампам) и мудрых людей без одиозных штампов, про практические успехи тех и других. – “Особенно это важно сейчас, когда марксистская традиция сталкивается с важными вызовами – неудача марксистского проекта в СССР … кризис индустриального общества и социального государства …” До “сейчас” вызовы были не особенными (как, например, несколько десятилетий до Кеплера расхождения расчетов согласно системе Коперника с реалиями)? А причем здесь кризис социального государства, создававшегося не марксистами (которые не только по штампам), но людьми, не имевшими “ужасных штампов”? – “Большинство марксистов сегодня пытаются решить эти проблемы “своим умом” или с помощью цитат основоположников, путем приложения привычной методологии к новым явлениям” Надо понимать, что Шубин плодотворно думает чужим умом, а анархисты и ньюнародники пользуются непривычной методолгией? В физике методология Ньютона была вполне оправдана два века, да и позднее антиньютоновской не сменилась. Законы Ньютона массово “цитируются” до сих пор в отношении и явлений, ранее не известных (расчеты параметров недавно открытых астероидов и пр.). А тысячелетняя мудрость многих людей, занимавшихся физикой, не имея на челе штампов ньютонианцев, особо не вспоминается и в неклассической физике.

                                                                        Про “Вызов Октября”

          “Старт ли это? Или – промежуточная станция? Или вообще событие из другого ряда?” Вопросы банальные после “краха социализма”. Важны ответы. – “Октябрь как этап в развитии Великой Российской революции не сводится к большевистскому перевороту” Неясно: принимает Шубин распространенный сейчас среди людей без марксистских штампов вздор (вроде сведения Великой Французской революции к взятию Бастилии) сведения Великой революции к взятию Зимнего? Пресекает претензии большевиков с их любым “переворотом” на всю Великую революцию? – “В этом событии переплелись разные социалистические тенденции, от анархистов до эсеров (да и большевики не представляли из себя в это время монолитное течение)” Во всех революциях переплетаются разные тенденции. А у власти стояли конкретно пресвитериане, потом индепенденты; или фельяне, потом жирондисты, потом якобинцы; и т. п. Но в буржуазных революциях типично – буржуазные революционеры, всегда не монолитные.  После Октября у власти встали большевики; анархисты всегда были маловлиятельны, правых эсеров подавили в числе всех контрреволюционеров, левые быстро примкнули к контре либо влились в ВКП(б). Когда в 30е годы Партия из демократически централизованной стала монолитной – она перестала быть большевистской. А цену той монолитности показала капстройка, когда КПСС наследовали как немногие марксисты, так и обширное “болото” и антикоммунисты (в том числе сейчас правящие) вплоть до бандеровцев и т. д. – “Октябрь открыл дорогу не только коммунистическому проекту, но и спонтанной самоорганизации масс” А целью коммунистического проекта не является спонтанная самоорганизация масс (в итоге – коммунистическое самоуправление)? Я не верю, что д. и. н., отчасти советской выучки, не знает истины, не знает соответствующих “цитат основоположников”. Тогда почему провокационное противопоставление? Или для Шубина основоположник, даже главный – Сталин?

          “Этот сложный октябрьский импульс породил противоречивое советское общество, где коммунистический режим вынужден согласовать модернизационный проект и коммунистическую идею с традицией страны, учитывая реакцию населения, проявляющуюся то в поддержке, то в саботаже, то в бунте”. Итоговой была ПОДДЕРЖКА, как во всех победоносных революциях. А можно в принципе наплевать на традиции страны, не учитывать реакцию населения, рассчитывать только на его поголовную поддержку? По-моему, никто никогда таких нелепостей не заявлял, а Ленин очень умело согласовывал марксизм с традицией, учитывал реакции населения. – “Это согласование могло быть (? – А. М.) гораздо более эффективным и безболезненным, если бы было институционализировано в устойчивой демократической системе советов и левом фронте большевиков, левых социал-демократов и анархистов, намечавшемся в 1917-1918, но неоднократно срывавшемся” А еще лучше было, если бы сразу установилось бы идеальное Прекрасное Далеко (раз уж предаваться утопиям). У большевиков, эсеров (включая правых?), левых меньшевиков (?; начально левые социал-демократы – большевики, правые – меньшевики) и анархистов просто не хватало ума Шубина (заслать бы его на машине времени – уже жили бы при коммунизме)? Или злые козни большевиков? Какую-то реализацию получил проект только большевиков – не эсеров, не меньшевиков, не анархистов (тем более не утопия согласования  большевиков и перечисленных Лебедя, Рака, и Щуки). Анархисты и крестьянские партии нигде социализма не установили, “эсеровский” режим  Стамболийского в Болгарии был кроваво свергнут с помощью русских белогвардейцев, как и эсеровско-меньшевистские учредиловки в нашей стране теми же белогвардейцами. Шубин не утверждает, что социальное государство капитализма – это коммунистический проект социал-демократов, а других долговременных соответствующих “реализаций” не было. Кстати, не большевики разорвали союз с левыми эсерами. А левые фронты в странах народной демократии были только при гегемонии коммунистов. – “Это было во многом закономерно, соответствовало задачам обороны и модернизации, но отклоняло коммунистический проект …” Т. е. закономерна дилемма – либо коммунистический проект, либо задачи его обороны и модернизации?

          “… Октябрь не привел к возникновению социалистического общества.  Социализм – это общество, где отсутствует элита …” Октябрь привел к возникновению общества, где отсутствовала элита. Элита возникла в ходе разложения ТОГО социализма, к 30м годам. Но и после них в СССР не было наглого социального неравенства, частной собственности и тотального рынка, была антибуржуазная идеология и пр. Этот некапиталистический строй имеет смысл как-то обозначить. С учетом НЕОЖИДАННОЙ ПРАКТИКИ XX века, считаю целесообразным строй СССР и т. д. обозначить термином (реальный) социализм; а грядущий строй без элиты и на базе производительных сил более высоких, чем при любом капитализме и реальном социализме – коммунизмом (включая его раннюю фазу). И социализм до 30х годов (без элиты) обозначить как прокоммунистический, а с 30х (с элитой) – как прокапиталистический. С формационной же сутью строя XX века, не предвиденного Классиками, надо разбираться. – “Это – не повод к проклятиям в адрес советского общества, своими средствами оно решало задачи индустриальной модернизации, сформировало социальное государство, встав вровень с другими индустриальными странами. Это достижение, но это – еще далеко не социализм. А вот Октябрь прицеливался выше …” И как же назвать не социализм, решивший задачи капитализма? А начался “прицел выше” задолго до Октября в Германии и др. И как по Шубину: буржуазия-то должна заниматься проклятиями в адрес индустриализированного не социализма? А по-моему: марксисты должны объективно разобраться с судьбами коммунистического проекта. Был ли реальный социализм, в общем, для трудящихся лучше капитализма при тех же производительных силах и с учетом болезненного для трудящихся краха социализма? Почему плохо реализовалась цель Октября? Каково значение реального социализма для судеб человечества? И при ответах на вопросы лучше не путать понятия. Традиционно: социальное государство – это при капитализме; в СССР – государство социалистическое. Шубин сам призвал учитывать традиции.

          “За рывок в светлое будущее нужно (? – А. М.) было платить (! – А. М.) отказом от социалистических принципов …”, т. е. капитализмом? – “Но отказ на практике не означал (? – А. М.) отказа в принципе (! – А. М.), в идее, в культуре” Социализм не в реальности, данной нам в ощущениях, но он в идее! – “Образ Октября остался гарантом изначальных принципов советской цивилизации” Уже легче! Социализм без социалистических принципов, но зато они как-то гарантированы! Без соответствующей гарантии коммунистическая формация не наступит никогда, как бы не росли производительные силы? Впрочем, поминание цивилизации (а ранее традиций) показывает, что подход у Шубина не формационный, а цивилизационный, при котором несокрушимая цивилизацинная суть как раз и гарантируется, в том числе, специфическими цивилизационными идеями.

          “Беда левой (осмотрительно, не марксистской? – А. М.) мысли XX века – попытка найти в советской истории некую точку грехопадения, после которой процесс, запущенный в Октябре, пошел “не туда”. Но, может быть, дело не в ошибке (злодействе) Сталина или Хрущева, а в какой-то изначальной “родовой травме”? Может быть, следует на себя оборотиться (чем кумушек считать трудиться, т. е. – А. М.) и посмотреть, что такого в марксизме, что позволило Бакунину, почитав работы Маркса, предсказать появление нового класса и деспотитеческих режимов XX века под красным флагом.” Т. е. послушал бы Маркс совета Мишеньки (в отличие от игнорирования совета Мишеньки Мартышкой), не было бы  образа, увиденного в зеркале XX века! Да только послушавшие Михаила Бакунина никакого значимого образа в зеркало XX века не представили вообще.

                                                                             *     *     *

           Атеист Маркс – не бог, всего лишь гений. Гениям свойственно (всем) ошибаться. “Ничто человеческое мне не чуждо (т. е. и ошибки – А. М.)” – девиз Маркса. Последователи поправляли гениальных Аристотеля, Коперника, Ньютона, Эйнштейна и т. д. Но из этого не следует, что Бакунин и прочие “Мишеньки”, полтора века поправлявшие Маркса, были, в общем (не в каких-то деталях), более правы, чем он. Я считаю, что марксистская наука XX века подтвердила САМЫЕ ОСНОВЫ марксизма, что антикапиталистическая практика этого века как-то преломила особенно именно марксизм – не анархизм Бакунина и творения прочих, чьими авторитетами Шубин бросает вызов марксизму.

           Диалектический материализм занимается всеми формами материи, их общим. Марксистская политэкономия изучает только базисы общества, притом акцентируя базисы капитализма и реального социализма. Научный коммунизм – прикладные разработки марксистской теории. Ядром марксизма является ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВА. Ее основные положения… 1 – конкретные производственные отношения (главные отношения, суть конкретного  общества) задаются конкретными уровнями развития производительных сил (плюс в классовом обществе надстройка базисом). 2 – история общества есть история формаций (единств конкретных в некоторых пределах производительных сил и производственных отношений,  ряда способов производства во времени). 3 – общая частность классового строя: классовая борьба как основная движущая сила развития общества. Это исходный марксизм (до КАПИТАЛА и пр.), с его позиций уже в Манифесте задавались общие принципы научного коммунизма. Эти ОСНОВЫ теоретически конкретизировались и практически проверялись и Первыми классиками, и после них. Мое твердое мнение – теоретические ОСНОВЫ марксизма выдержали, в общем, проверку практикой и уточнения. Но изначально неизбежные неточности ОСНОВ (исходная “родовая травма” любой науки) сказались неожиданностями практики (обычное дело в технике и др.) XX  века (реальный социализм и постиндустриальный  капитализм вместо ожидавшегося хотя бы раннего коммунизма). Маркс и Энгельс не установили количественную форму закона соответствия, не могли определить, при каких именно производительных силах капитализм должен кончиться. Маркс и Энгельс не знали общей структуры докапиталистических формаций, не могли по общей формационной модели правильно интерпретировать явления, внутриформационное место современного им капитализма. Они (не зная генезиса послекапиталистических сил в объективном финале капитализме) в противоречии с законом соответствия, по которому новый строй устанавливают новые социальные силы, формирующиеся в конце старой формации на базе ее перерастания производительными силами, посчитали, что социальная революция происходит, когда многовековая борьба старых эксплуатируемых завершается их победой над старыми эксплуататорами. Этому противоречит и логика производственного подхода, и практика установления первой классовой формации (широкие массы первобытных общинников не свергали кого-то), лучше других изученные буржуазные революции. В Великой Французской революции главную массу реакционеров составили феодально-зависимые отсталых областей, возглавляемые старыми эксплуататорами. А главную массу революционеров составили крестьяне областей передовых, к революции стихийно уже превращающиеся в мелкую буржуазию и батраков капитализма – во главе с новыми эксплуататорами. Остается констатировать материальные факты: что коммунизм даже в самых развитых странах не установился через век после Классиков; что пролетариат именно в этих странах никогда особо не старался свершить коммунистическую революцию, а сейчас претерпел трансформацию, пугающую многих марксистов; что подвижки к реализации коммунистического проекта, почему-то в не самых развитых странах, потерпели крах, а сейчас в КНР, СРВ, КНДР и на особый манер на Кубе сомнительны. Все это не очень по планам всех Классиков, марксизму (Классиков).

          Детская болезнь левизны, коммунистическое нетерпение – при только наметках марксистской науки – молодых Маркса и Энгельса побудила их признать первые экономические кризисы симптомами перерастания производительными силами капитализма, некорректно признать органический класс капитализма его необходимым могильщиком, надеяться на Революцию 1848 года как на начало перманентного перехода к коммунизму. В дальнейшем Первые Классики существенно скорректировали свои представления молодости, хотя не в должной мере. Но и ранний марксизм приблизился к очень верному пониманию общества. Капитализм XIX века не непосредственный канун коммунизма, но капиталистическая формация – последняя перед ним; от середины капитализма до коммунизма все же не так далеко, как бабувистам, диггерам и их предшественникам. Пролетариат особенно близок труженикам коммунизма не только по времени, потому он не должен, но может свергнуть капитализм без опоры на любой другой класс или коммунизм. А практика XX века показала социалистические потенции и мелкой буржуазии капитализма, монгольских аратов и прочих трудящихся докапитализма (путь социалистической ориентации). Намереваясь развивать  научный коммунизм задолго до объективно назревшего перехода к коммунизму, Классики практически разрабатывали научный социализм – концепцию досрочного перехода к коммунизму от не финала капитализма. Эти разработки – и перманентной революции, и периода превращения капитализма в коммунизм при диктатуре капиталистического по происхождению класса, и необходимости ВНЕСЕНИЯ ИЗВНЕ социалистической идеологии в этот класс, и подключения к делу социализма непролетарских масс через грамотные решения вопросов аграрных и национальных движений; и пр. При всех своих недостатках (исторически неизбежных в НАЧАЛЕ создания вполне научного обществоведения), марксизм с самого НАЧАЛА превосходил любое другое обществоведение, впервые позволил реально менять естественное развитие общества. Но первые опыты такого изменения необходимо не могли быть слишком удачны. Был создан мощный и, в общем, марксистский II Интернационал, а немецкие социал-демократы справились с “исключительными законами” самого Железного канцлера. Казалось (и Энгельсу в конце жизни) – скоро (году, скажем, в 1918) немецкие социал-демократы придут к власти, начав Мировую революцию. Получилось не так, хотя похоже. Социал-демократы Германии действительно пришли к власти в результате революции 1918 года – а еще до этого в огромной России свершился Великий Октябрь, начавший Мировой революционный подъем.

            Ленин, в общем, разделял мнение Первых классиков об исчерпанности капитализма XIX века в развитых странах (подкорректировав его концепцией о перезрелом капитализме в начале XX века), о назревшей Мировой революции на рубеже веков. Но, в отличие, от социал-мещан, он не надеялся на “автоматизм” Революций даже в развитых странах, тем более на то, что отсталые страны (в которых коммунизм не назрел по представлениям и марксистов век назад) “автоматически” ухватятся за буксир коммунизма (скорее надо бы ждать их “автоматическое” вандейство в Мировой революции). С позиций тогдашнего марксизма можно было рассчитывать на естественный приход коммунизма в развитых странах – перманентное движение к коммунизму даже на их буксире в отсталых странах надо было искусственно готовить. Сейчас ясно, что хоть как-то “автоматической” победы коммунизма даже в самых развитых странах век назад быть не могло (капитализм тогда себя не исчерпал нигде) – могли быть тоже только опережающие социалистические революции даже в них. Но на такие революции не были готовы социал-мещане типа Каутского. Грамотно подготовленный, с опорой на марксизм и опыт Запада, Октябрь реализовался даже в отсталой стране – “автоматическую” Революцию на Западе стойко поджидали мещане-социалисты, “не автоматическую” сорвали все социалисты, революционные импульсы подавляли социалисты подлые. По-марксистски реализация слабых потенций отсталой страны, при мещански не реализованных потенциях стран развитых, создала ситуацию исторической ловушки. А социал-мещане, ранее обнадежившие  марксистов России болтовней о предстоящем социализме на Западе, попрекали большевиков за не марксизм, особенно после того, как сами сорвали обнадеживающий революционный подъем на Западе, после того, как жестокая Гражданская война сделала возврат “бывших” невозможным. По-марксистски свергнувшей капитализм отсталой, отдельно взятой стране предстояло выживать в спровоцированной социал-прохвостами, неожиданной, не просчитанной заранее ситуации, без любого буксира в борьбе с действием производительных сил, только установивших ранний капитализм. Я, после того, как пришел к выводу о формационном тождестве изживания крепостничества в XV во Франции и Англии с антикрепостническими реформами 60х годов XIX века в России, формационной аналогичности Революций Английской, Великой Французской и 5 года, режимов Кромвеля, Наполеона и Столыпина, канонических Реставраций и распутинщины, Революций 1688, 1830 и Февральской, акцентирую не негативы реального социализма, его крах, а то, что он вообще оказался реален десятки лет, имея и не малые позитивы даже относительно более развитых стран, тем более относительно капиталистических стран на базе таких же производительных сил. При возможной неверности конкретных предложенных мною аналогий, формационная отсталость России начала XX века от даже тогдашних США и пр. – эмпирический факт.

           Объективно очень слабые социалистические потенции отсталой, отдельно взятой страны при слабом марксизме были реализованы с Гением. Энтузиазм социалистической революции, горькая мудрость НЭПа и пр. задали сильный социалистический импульс, который десятилетия как-то препятствовал естественному приведению производственных отношений к капиталистическим, всегда не самым развитым, производительным силам. Но после Ленина, с которым сознательный фактор развития общества перевешивал над естеством его стихии, это естество (действие отсталых производительных сил, других пережитков капитализма; а также все более его нажитков), начало приводить в соответствие с собой производственные отношения – как это было в конце первобытного строя, в эгалитарных сектах, в колониях утопистов и пр.

                                                                                 *     *     *

          Изначальный марксизм был, естественно, очень несовершенен. Но напрасно сравнивать даже несовершенную науку с донаучной основой анархизма, цивилизационщиной и пр. Представители любых идейно-политических направлений могут выискивать какие-то ошибки в науке марксизма, смаковать общую неудачу попытки марксистов реализовать коммунистический проект в XX веке – но у ВСЕХ немарксистских течений никаких значимых результатов вне капитализма не было вообще.

           Итак, “… что позволило Бакунину, почитав работы Маркса, предсказать появление нового класса и деспотических режимов под красным флагом”? – Бакунин УГАДАЛ, поскольку и в XX веке приозводительные силы были капиталистическими, а уровень науки марксизма (без редчайших гениев) не позволил развить общество не по действию производительных сил. И Маркс, И БАКУНИН ставили вопрос об актуальном коммунизме. Но Бакунин не угадал, что проект анархического коммунизма не будет иметь даже тех результатов, которые имеет реальный социализм, начатый марксистами. Маркс, научно поставив вопрос об объективной степени назрелости коммунизма, неправильно ответил на него. Бакунин не мог даже правильно поставить вопрос (о дозрелости до коммунизма производительных сил и пр.). Маркс апеллировал к пролетариату самых развитых стран, объективно более близких к коммунизму. Бакунин имел успех больше среди полупролетариев не  самых развитых стран, от коммунизма более далеких. Маркс, осознавая, что современный ему строй все же не вполне дозрел до коммунизма, поставил вопрос о периоде целенаправленного превращения капитализма в коммунизм, грамотно понимая, что это должна быть только диктатура, государство. И Маркс понимал, что диктатура, устанавливающая коммунизм, не может быть диктатурой, государством прежнего типа, должна быть ПРОКОММУНИСТИЧЕСКОЙ диктатурой большинства, трудящихся, что прежнее государство должно быть сломано, заменено не совсем государством (типа Коммуны). Даже в очень отсталой нашей стране начала XX века Революция шла, в общем, по Марксу (не Бакунину), с необходимыми коррекциями, уточнениями Ленина. Малозначимые анархисты отчасти помогали марксистам, отчасти мешали, пытаясь реализовать свои утопии в духе Бакунина (идейные анархисты, а не всякий сброд, кому фантазии Бакунина служили удобным прикрытием для уголовщины или кулацких поползновений), ослабляя Советскую власть, объективно помогая белогвардейцам (которые с победой истребили бы и анархистов, идейных, во всяком случае). Марксистский проект в нашей огромной стране продержался не одно десятилетие, его имитация не с одними негативами – еще полвека. “Реализации” бакуниского проекта никогда не выходили за месяцы, годы в отдельно взятом Гуляй-Поле и т. п., часто являя образцы, от которых отшатнулся бы сам Бакунин. – “Позднее Маркс учел бакунинскую критику, но ее не учли последователи Маркса” Хотелось бы подробней про учет. Маркс не “своим умом” конкретизировал самый общий план Манифеста не через осмысление, прежде всего, опыта Коммуны, а с умом Бакунина приняв необходимость отбросить прежнее государство и заменить его совсем не государством либо хотя бы компромиссной  КОММУНОЙ (Советами)? Компромисс, т. с., между революционно переориентированным захваченным государством в самом раннем марксизме и совсем не государством анархистов? Ленин вполне учел небакунинские уточнения Маркса. А практика народных демократий показала, что можно, все же, как-то использовать захваченное прежнее государство, сменив качественно (т. е. фактически уничтожив) его содержание при сохранении (не полностью) его формы, в духе Манифеста.  Народная демократия погибла не лучше и не хуже советской, коммунной. Серьезных образцов совсем не государства не было (только при первобытном строе) – не считать же иллюстрациями мечтаний Бакунина махновщину с ее машиной террора и т. п.

           “Бакунин вскрывает недемократичность любого государства …” Объективно современное Бакунину общество (да и веком позже) до коммунизма с его самоуправлением не дозрело. К счастью для блужданий Бакунина он этого не понимал. А то пришлось бы ему в духе Плеханова и Каутского причитать о неготовности коммунизма (анархистам – о преждевременности Октября с его “прицелом выше” тогдашнего состояния). Либо по-ленински ставить вопрос об искусственном построении социализма через политику не совсем государства, сопутствовать марксистам, как часть анархистов; и тогда в могиле сносить проклятия шельмователей реального социализма.

           “За предложенной Марксом моделью общества Бакунин видит сверхмонополистические капиталистические интересы будущей элиты”, т. с. государственный капитализм идеологов XX века. Люди, жившие при реальном социализме и отринувшие его в 90х, хлебнув реального капитализма, сейчас ностальгируют по социализму – в том числе ньюверующие; впервые приобретшие автомашины, участки земли; съездившие за границу; и т. д. А какую реализацию пристрастий Бакунина, какую массовую ностальгию по той реализации знает Шубин? – “Оправдавшись, несмотря на некоторые корректировки взглядов Маркса и его последователей, прогноз Бакунина стал серьезным предупреждением теории “государственного социализма”” Мнение, почему марксистский проект в полной мере не реализовался в XX веке, я высказал выше. А Шубин нигде не пишет, как хоть в какой-то мере реализовался именно позитивный прогноз (не антимарксистская критика) Бакунина. Критиковать всегда проще.

          “Критика со стороны Прудона, Бакунина, Михайловского была отчасти учтена марксизмом (в НИЩИТЕ ФИЛОСОФИИ, например? – А. М.), начался идеологический синтез в социалистическом учении” – т. е. помесь из марксистской науки и донаучных анархизма и либерального народничества? Шубин не пишет, чем конкретно оплодотворили домарксисты марксизм, оспаривать нечего, кроме общих деклараций. Марксизм формировался, критически перерабатывая разные домарксистские учения. Маркс, работая уже над КАПИТАЛОМ, Энгельс, создавая ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА и т. д., пользовались материалами немарксистов – как часто и Ленин, и советские ученые. В отсутствии тянущего буксира Западной революции большевики отказались от слишком прямого пути к коммунизму, вынужденно по внешним обстоятельствам взяли аграрную программу эсеров (Ленин и раньше обращал внимание на аграрный вопрос в доиндустриальной стране гораздо большее, чем типично прежний марксизм не только в индустриальных странах), пошли на похабные Брестский мир и НЭП. Но и при объективных условиях для коммунизма худших, чем ранее рассчитывали Маркс и Бакунин, что-то значимое делали марксисты, а не анархисты и наследники народников. – “Коммунистический проект, устремленный к предельным вершинам человеческой истории, был в то же время ребенком своего времени – индустриального и авторитарного” В переводе поэзии Шубина на прозу марксизма: коммунистический проект начал реализоваться не при исчерпанности капиталистической формации, как рассчитывал Маркс (и на своем уровне понимания Бакунин), а раньше. Индустриальным временем Шубин обозначает классический капитализм (соответственно постиндустриальным – поздний?), а авторитарным, надо понимать, буржуазную демократию.

          “Большинству левых (не марксистов, а смеси марксистов, анархистов, ньюнародников, социал-демократов и еще кого? - А. М.) еще предстоит научиться различать временный тоталитарный каркас, на котором развивалась советская культура, и ее гуманистические достижения” Значит, не элитный строй без социалистических принципов и с ЕГО культурой, а надстроечный каркас первого и гуманистические достижения последней? Марксисты, отчасти другие левые, десятилетия отделяют позитивы реального социализма от его негативов. А после того, как новая буржуазия полностью установила свое господство, буржуазное общество не только шельмует социалистическое прошлое, но ТОЖЕ проводит определенного рода РЕСТАВРАЦИЮ (массовая ностальгия по социализму, гламуризация сталинщины, критика бандеровцев за ТОЖЕ сносы памятников Ленину, послабления КПРФ и даже коммунистам – и пр.), разумеется, столь же опереточную, буржуазную, как Реставрации после окончательных побед над феодализмом.

            “Все это снова ставит вопрос о тщательном пересмотре багажа социалистической теории (нужно согласиться – А. М.), об особом внимании к левым оппонентам марксизма (оппонентам слева от него? – А. М.), к опыту синтеза разных социалистических течений (новых меньшевиков, эсеров, анархистов? – А. М.)” Когда не было естественного назревания коммунизма, возможности какой-то вероятности движения к нему давало только сознательное преодоление естества стихии общества – только через высшие достижения социальной науки, марксизм. При отдельных позитивах, в целом анархисты, эсеры, меньшевики (иногда в качестве пристяжных Лебедя, Рака, и Щуки) больше мешали, а на умелое использование критики, оппозиции названных, высланных философов и т. д. у отдельно взятой, очень отсталой, измордованной страны, ее марксистов не хватало сил. Когда коммунизм назреет в самых развитых странах, части прежних идейных направлений, особенно социалистических, естественно начнут разворот в сторону коммунизма. Может быть и любимые Шубиным в какой-то перспективе. Но пока в этом вопросе нет ясности, марксистам не стоит расслабляться внешними симпатиями, больше консолидироваться в себе; пересматривать багаж социалистической теории, больше опираясь на марксистскую традицию и критику всяких ее “улучшений” разнообразными не марксистами.

           “Наиболее уязвимой стороной марксистского проекта с точки зрения задач социализма был его экономический централизм и индустриализационный прогрессизм” Согласно марксистскому проекту, коммунизм должен был победить в странах, более развитых, чем любые капиталистические, уже без всякого буржуазного централизма (при научном общем самоуправлении) – или на буксире коммунизма (толкающем или тянущем) в странах отсталых. Неожиданное отклонение от проекта в отсталой, отдельно взятой стране сверх предполагаемых недель или месяцев, максимум лет, вынуждали к прохождению быстрой индустриализации, невозможной без экономического централизма. Задачей марксистов было, чтоб эти индустриализация и централизм максимально в прокоммунистическом духе отличались от буржуазных. Недостаточное то отличие определялось слабостью марксизма на этапе индустриальной модернизации без буксира коммунизма. – “Сегодня, когда заметны признаки индустриальной эпохи, особенно важно вскрыть различие социалистических и индустриально-модернизационных задач” Мне непонятно про признаки индустриальной эпохи. Шубин вычурно говорит, что РФ – страна полуиндустриальная, перед которой стоят задачи доиндустриализации? И в любом случае разрыв создания (пред)коммунистических производственных отношений и создания (пред)коммунистических производительных сил – нелеп.

                                                                                       *     *     *

          Подводя итог рассмотрению “Вызова Октября” марксистской традиции, подчеркну свое мнение, что Октябрь бросил вызов не марксизму, но традиции опошления марксизма педантами-оппортунистами типа Каутского, а также вызов анархическим и прочим проектам ненаучного коммунизма. Но этот вызов преломлял неосознаваемый вызов далеко докоммунистической незрелости даже в самых развитых странах, несовершенству самого марксизма.

                                                              Про “Народнический вызов”

           “На это различие (социалистических и индустриально-модернизационных задач) еще в XIX веке указывали народники” Еще за тысячи лет до народников даже мудрецы не понимали, что естественным образом общественные  отношения и косвенно все их порождения определяются, прежде всего, производительными силами. Не поняв этого открытия Маркса, народники приобщились к мудрости социальных шаманов и знахарей, тысячи лет безуспешно колдующих над улучшением общества. – “И эти идеи сегодня становятся особенно актуальны …” После “краха социализма”, с тем отката коммунистического движения, неизбежной сумятицы в марксизме всякая домарксистская, немарксистская, антимарксистская всячина стала особенно актуальной: сознание прохвостов, просто обывателей определяет ближайшее бытие. – “… тем более, что представляют еще один проект социалистической футурологии, на столетия опередившей авторов постиндустриальных теорий второй половины XX века” Народники второй половины XIX века арифметически, т. с., не могли опередить на несколько столетий никого и никак из второй половины века XX. Но вызов марксизму немарксистских авторов, как угодно опережающих других немарксистских авторов,  заслуживает некоторого внимания.

          “Наиболее радикальный ответ на вызов индустриальной модернизации дал Н. К. Михайловский”, кажется Шубину. “Он дал определение прогресса, прямо противостоящего наблюдаемым технико-экономическим процессам” Эко дело – напридумывать сущностей, противостоящих наблюдаемым процессам (объективной реальности, данной нам в ощущениях). Бритвой Оккама по таким сущностям! Скучно через века после критики схоластических определений мыслителями c Возрождения заниматься тем же. Но надо. Сначала слово Михайловскому … “Возможно полное и многостороннее разделение труда между органами человека и возможно меньше разделение труда между людьми, таков предлагаемый нами принцип, такова цель, которую мы указываем, как наилучшую …” Мне не понятно про максимальное разделение труда между органами человека. Одни профессии ногам, другие рукам, третьи (затрудняюсь назвать орган) – так надо понимать? На все профессии не хватит щупальцев осьминога, даже ножек сороконожки. А чтоб было меньшее разделение труда между людьми – пусть Историк станет хорошим физиком, врачом и ветеринаром, спецназовцем, слесарем на все руки и другие органы и т. д. (и поделится в СМИ успехами). Ведь так указал вероучитель! Правда, сам он свою лучшую цель не реализовал, был достаточно узким специалистом и разным своим органам разные профессии не присвоил. А его указиловку перечеркнули наблюдаемые технико-экономические процессы. Минимальным было разделение труда в первобытном строе – больше половозрастное. Но уже на исходе этого строя выделялись целые кварталы гончаров, кузнечное дело, постоянные вожди, жрецы и пр. Дальше – больше. Современному человеку не то, что освоить хотя бы значимую часть всех профессий – даже запомнить все их названия сложно (и ведь каждой профессии надо долго учиться). А дальше будет еще хуже. Попытки энтузиастов в некоторых утопических колониях поочередного исполнения всех работ кончались слезами и скандалами, бегством нестойких – итоговым разбеганием самых стойких или перерождением колоний в нечто более банальное. – “Прогресс есть постоянное приближение к целостности неделимых …” и к содержанию предыдущей цитаты – дает ньюсхоласт, оторванный от наблюдаемых явлений, определение своей универсалии.  Если Шубину нравится именно это, из многих, определение прогресса – кто запретит ему тешиться этой игрушкой, для людей не опасной. Михайловский затуманено мечтал о феодализме без феодалов (реальные прообразы – в Греции, Сербии, Черногории после ликвидации турецких феодалов, отчасти в Скандинавии XVIII  века и пр.). Реально его неделимые целостности – современные ему крестьяне, почти все производящие в рамках своего села. – “Безнравственно, несправедливо, вредно, неразумно все, что задерживает это движение. Нравственно, справедливо, полезно и разумно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов” Не споря с Михайловским о нравственности, справедливости, полезности и особенно разумности первобытной дикости – “первобытного коммунизма” – с ее убогой разнородностью отдельных членов, апеллирую к Историку, чтоб подтвердил: реально движение прежней истории как раз против обозначенного вектора, а попытки задержать реальное движение пока проваливались. Даже благодатная русская община расслаивалась – неразумно и т. д. А о грядущем пока спорим. Идеал марксистов – общество социального равенства, но крайне разнородное, разнообразных людей, разносторонних, но не имеющих глупость желания овладеть хотя бы малой частью огромного числа профессий. При Михайловском подобное было неоправданным, но достижимым хотя бы в рамках деревни; и вряд ли возможным тогда даже в городах доиндустриальной России.

           Далее слово опять Шубину … “Впервые гуманизм прямо бросил вызов индустриализму” Не совсем так. Например, луддиты до Михайловского хотели хорошего без машин. – “Впервые был выдвинут критерий прогресса, который не отдавал человека на съедение индустриализации Молоха с его специализацией” До индустриализации реальны феодализм и рабовладельческий строй (Молох – из него), первобытная дикость с людоедством – без всякой индустриализации и с малой специализацией. В Манифесте уже (Михайловский тогда под стол пешком ходил) критикуются направления реакционного социализма, с гуманным апломбом зовущие назад, к доиндустриализации и убогой специализации. Шубин до разбора соответствующей критики не снизошел. – “При этом, в отличие от преодоления отчуждения у марксистов, Михайловский говорил не об идеальном финале (конечная цель – ничто? – А. М.)”, за которым государство превращается в не-государство, труд исчезает и прежняя история прекращает течение свое. У Михайловского речь об отношении к реальному экономическому процессу. В том числе и процессу эпохи капитализма. Он предлагает не идеал, а вектор развития” (движение – все; по вектору “социализма” Михайловского внутри феодализма, как “социализма” Бернштейна внутри капитализма? – А. М.)” Михайловский изучил реальный феодализм (и труды Михайловского также значимы для специалистов по феодализму, как КАПИТАЛ – для специалистов по капитализму?) России и посчитал его базой социализма? Реальный процесс развития России исключал наступление капитализма, который Михайловский тоже изучил лучше всех? И доказал, что вектор развития от феодализма к капитализму – не реальный вектор; а реальный – социалистический вектор развития внутри феодализма?  На деле это Маркс создал КАПИТАЛ про реальные экономические процессы эпохи капитализма – не Михайловский. И это КАПИТАЛ значим для марксистов и многих не марксистов – не творения Михайловского. А Великий Октябрь в  России – Революция при гегемонии ПРОЛЕТАРИАТА, свершившаяся ПОСЛЕ победы КАПИТАЛИЗМА (доиндустриального). Если вектор развития согласно  Марксу имел хоть какую-то значимую реализацию, то вектор развития Михайловского остался идеалом (среди многих) в мире идей.

          “Для либеральных (не народников – А. М.) и марксистских теоретиков мысль Михайловского была абсурдна и ретроградна …” Какое горе, что марксисты, мечтавшие о совершенном обществе на базе высочайших производительных сил, потому выступали против более отсталой, чем капитализм, формации, вместе с классом, более прогрессивным, чем все феодальные; чтоб потом заняться этим классом. – “Не случайно, марксисты ополчились против этого отношения к прогрессу – ведь за ним стояла критика происходящего в России перехода к капитализму” Шубин безмятежно пишет о переходе к капитализму как объективной реальности и порицает марксистов за критику ими пустой болтовни идеалиста Михайловского против материального процесса! Луддиты хоть что-то ДЕЛАЛИ реальное. – “Г. Плеханов упрекнул Михайловского в том, что он “изгоняет законосообразность во имя “желательного”” Есть сообразности согласно объективным законам, а есть не сообразные желания хрустального неба над головой, Шамбалы, всяких надуманных утопий. Михайловский еще не самый большой желатель невозможного по объективным законам. – “Вслед за немецкими учителями Плеханов был готов принести “желательное” (т. е. гуманистические ценности социалистического проекта) в жертву экономическому фатуму” Шубин теряет чувство реального. Плеханов мешал Михайловскому реализовывать его фантазии? Это Плеханов натравил на несчастного гуманиста экономический фатум? – “На стороне Плеханова были наблюдаемые явления индустриального прогресса (наука! – А. М.), а историческая (научная? –  А. М.) близорукость не позволяла ему даже понять мысль Михайловского” Кто не с нами, тот априори исторически близорук; можно не доказывать с опорой на  наблюдаемые явления. К сожалению для Шубина, послесхоластическая наука апеллирует к именно наблюдаемым явлениям, а не к схоластическим упражнениям Учителей церкви, народников и т. д. Их мысли обязаны понимать только соответствующие верующие, исторически близорукие. – “Наблюдаемые (объективные – А. М.) экономические процессы не всегда прогрессивны, развитие общества сложнее, чем просто движение из пункта “А” в пункт “Б”” Экономическое развитие в целом прогрессивно (иначе Шубин без любой фамилии жил бы в пещере и не пропагандировал бы дичь через (сверх)индустриальные СМИ, а на дичь охотился бы с дубиной). Экономические процессы объективны, для пользы дела их наблюдаемые явления нужно не хулить, а изучать. Общество всегда движется из одного состояния в другое, очень значимо из формации в формацию, из феодализма (пункта Ф) в капитализм (пункт К), например (никогда из неоткуда в никуда). Как развитие природы,  развитие общества разнообразно и задача любой науки понять за разнообразием некоторое единство (формационное, например). А разнообразить объективное разнообразие разнообразными фантазиями – чем люди не тешились, лишь бы не плакали. Хотя фантазии в фантастических формах, часто все же отражают объективные явления. Например, цепляние Михайловского за идеализированный феодализм против наблюдаемых процессов реального капитализма, необходимой ступеньки к коммунизму. – “Чтоб найти путь к желаемому будущему, иногда следует бросить вызов современной тенденции” Чтоб создать искусственное, нужно бросить вызов естественному, но грамотно, изучив естественное. Чтоб найти путь лучше естественного к желанному будущему, нужно изучить объективные современные тенденции, найти действительные механизмы воздействия на понятую реальность, а не предаваться волюнтаризму с гарантиями успеха не большими, чем у Михайловского.

            Мысль Плеханова развивает Бердяев: “Михайловский призывает личность бороться с историческим прогрессом во имя своего идеала, но он нигде не говорит о том, может ли личность рассчитывать на победу” С историческим прогрессом боролись, например, во имя своих идеалов феодалы в Великой французской революции; к счастью, эти личности не могли рассчитывать на победу. И Михайловский туда же: вандейский социалист. – “Действительно, Михайловский мало писал о “конечной цели” (выражаясь словами Э. Бернштейна) …” Шубин проговаривает бесцельность стараний Михайловского, подтвержденную практикой. “… он не внес вклад в разработку модели социализма, признавая достижения Прудона, Герцена и Лаврова в этой области” Это какие же значимые и наблюдаемые достижения у названных? “Но его вера в победу “борьбы за индивидуальность” ничуть не меньше, чем вера марксистов в экономическое развитие” Борьба за индивидуальность любой ценой – вера либералов. Народники, защищавшие идеализированный феодализм в понятиях идеологии уже капитализма, в той мере (т. е. меньшей), в какой не были утопистами, отстаивали капитализм, борьбу за индивидуализм в том числе. Эсеры стали прямо партией (мелкой) буржуазии капитализма. Вера марксистов – вера (в плане верю, а не верую) в науку, в понимание наблюдаемых явлений, в объективные закономерности, в прогресс, вера в то, что хорошо познанное объективное развитие общество индивидуальности могут сознательно изменять, как давно сознательно преобразуют изученную природу. Например, с опорой на достижения (марксизм, прежде всего) уже где-то реализовавшегося капитализма, где-то обойти его социализмом (а докапитализм – развитием социалистической ориентации). – “Михайловский, в отличие от Маркса, не дает гарантий победы” Какие могут быть гарантии, если плевать на объективные закономерности наблюдаемой реальности? Но самый научный прогноз – не обещание реализации (планов тоже) на 100%. Практика марксистов XX века подтвердила начавшийся переход к коммунизму, скорректировав сроки и формы перехода. А если Михайловский, начиная бой, рассчитывал не на победу, а на русское АВОСЬ  (Михайловского не читал, сужу, в том, числе, по цитированиям Шубина) – он авантюрист, цинично (не ошибочно) рискующий судьбами адептов в сомнительном деле. – “Бердяев бросает неосторожную фразу: социология Михайловского “практически бесплодна”, так как не может дать “радостного прогноза”. Люди действуют ради реализации радостного прогноза – поесть или напечатать статью в АЛЬТЕРНАТИВАХ, например. – “Это позволяет Михайловскому подвергнуть уничтожающей критике самодовольный оптимизм современных ему марксистов. Эта критика относится не только к ревизионистам Бердяеву и Струве, которым Михайловский отвечал в данный момент” – Шубин некорректен. Он не подтверждает цитатами, что “критика уничтожающая” не только по мнению Шубина. Ссылаясь на оптимизм легальных “марксистов”, как и Шубин выхвативших из марксизма только им удобное, Шубин голословно уверяет, что Михайловский критически уничтожил оптимизм не только будущих ярых антимарксистов. Наконец, Шубин помалкивает, что радостный прогноз не только Бердяева осуществился:  капитализм в России начала XX века утвердился, уничтожив значимость критики Михайловского. Что касается урезания оптимизма Бердяева в эмиграции, то сделали это не последователи Михайловского, а марксисты (в том числе  не легальные при жизни Михайловского). – “Марксисткая философия истории основана на “радостном прогнозе”, в соответствии с которым победа марксистского социального проекта обеспечена самим экономическим прогрессом. Но, по мнению Михайловского, прогноз должен быть не радостным, а объективным, “соответствовать реальности, радостной или печальной”” Субъективист поучает объективности! Приходится согласиться, что судьба прогноза Михайловским “социализма” феодального крестьянства печальна. А выражение “радостный прогноз” принадлежит ренегату, что вероятно говорит о его сомнительном марксизме до ренегатства. Это не значит, что оно негодно (если Далеко видится Прекрасным, то оно рождает оптимизм; если оно прогнозируется научно, то оптимизм обоснован), но попрекать любым эпитетом именно от ренегата действительных марксистов несколько странно. Марксистская философия истории основана на законе соответствия, согласно которому с ростом производительных сил (разделением труда, индустриализацией, в том числе) изменяются общественные отношения. Главная форма изменений – смена формаций более совершенными. Кто признает эту основу марксизма – должен признать, что капитализм сменится более совершенной формацией, нравится это каким-то реакционным социалистам или нет, плюют они на наблюдаемые явления или нет. Сроки и формы смен зависят (в несравнимых степенях) от каждого из людей, спектр субъективных активностей которых жестко определяется объективным состоянием общества. Михайловский и цитирующий его (выше) Шубин путают … “Михайловский призывает личность бороться с историческим процессом во имя своего идеала…”, с процессом объективным, которому, как реальности, должен соответствовать прогноз. И он же шпыняет личность Бердяева, за его идеал (радостный прогноз), попрекая его за необъективность. Надо понимать, что высшая объективность – не в наблюдаемых явлениях, их закономерностях, а декларированная якобы историческая не слепота только самого выдающегося субъекта: Михайловского, т. е. – “Во всякой эпохе есть немало вариантов развития, которые могут вызвать совершенно разную оценку” Если это варианты формационной истории – мне возразить нечего. А совершенно разные оценки имеют разной степени объективность, научность. – “Михайловский никак не может согласиться с однолинейной философией истории, в соответствии с которой, по выражению Энгельса, “без античного рабства не было бы современного социализма”” – Трудно по вырванной фразе вполне судить о конкретной мысли Энгельса. Но факт, что современный социализм возник в результате действительного исторического развития, которое включало античное рабство, а не в результате варианта истории, которого не было. – “Михайловский возражает: “причем здесь объективность? На безмерно огромном поле истории совершенно произвольно намечены две точки: античное рабство и современный социализм – и соединены прямой линией”” Когда-то было огромное поле не понимаемых природных явлений. И что? Я не знаком с сочинениями Михайловского, про субъективизм его социологии только читал у других. Спасибо Шубину, что он цитатами подтвердил мною читанное. Первые три слова процитированного – великолепны. Объективные закономерности огромного поля истории обосновывали не только Классики, другие марксисты XIX века, но особенно советские историки (пока многие из них не поменяли ориентацию со сменой строя). Меня они убедили (моя позиция изложена на сайте mag-istorik.ru; особенно в статье “Формационный подход к истории”). Немарксистские социалисты и прямые идеологи буржуазии соответствующих обоснований не признают – но и ниспровергающей критики не дали. Кого может переубедить последняя цитата? Из чего следует, что явления –  рабовладельческий строй и современное общество – не соединены причинно (опосредственно, потому не очевидно, как обычно и причинность природы)? Формационной причинности не понимали античные историки, либеральный народник Михайловский, не признают многие историки современные, Шубин, например. Но последний, пока не обосновал неверность формационного подхода (или хотя бы не сослался на какое-то значимое обоснование, кроме имеющего не гносеологические, а классовые корни, массового ренегатства историков), куцей цитатой из Михайловского ничего не докажет. “Но прогресс – это улучшение, а не все, что было в истории” Шубин успел застать студентом курс диалектического  материализма, но отбросил или забыл его. От каменного века до полетов в космос и уровня жизни масс особенно в развитых странах – общий прогресс или общий регресс даже без моментов прогресса? Марксисты не считают все явления истории прогрессивными, мы только не разрываем две объективные стороны реальности. А прогресс по Михайловскому-Шубину – односторонняя выдумка, отношения к реальности не имеющая или, точнее, имеющая отношение не реальное, а надуманное.

           “В соответствие с марксистской философией истории вслед за феодализмом наступает капитализм, а за ним социализм (коммунизм). Михайловский видит, что за разными вариантами доиндустриального общества приходят разные варианты современности” Историк хочет уверить, что только марксисты  знают про смены феодализма капитализмом, про Великую Французскую революцию и т. д.? Или считает, что из временных срывов подвижек к капитализму в Северной Италии и Южных Нидерландах середины второго тысячелетия следует, что формации друг друга не сменяют? Михайловский не мог увидеть, что индустриализация сейчас вытеснила или теснит доиндустриальное общество не только в Западной Европе, Северной Америке, в Японии и Австралии, но практически во всей Азии, Латинской Америке и подбирается ко всей Африке. И индустриализована страна, в которой Михайловский мечтал спрятаться от прогресса. Михайловскому простительно, но Шубин-то все это видит. А он играется терминами: разные варианты доиндустрильного общество сменяются, видите ли, разными вариантами современности, в плане индустриальности никак не обозначенными.  Надо говорить либо о смене или не смене доиндустриального общества индустриальным, либо о смене или не смене  разноформационного досовременного общества современным, по другому тоже разноформационным. – “Они (варианты современности) могут породить социализм, а могут …” другие варианты современности? Итогом вариантов современности, порожденными вариантами современности Шубин называет ”… три классические дороги государственно-монополистического индустрильного общества – советскую, фашистскую и западную”? Оригинальная мешанина из реального социализма и каких-то явлений капитализма от фашизма на западе до Японии на востоке (типа – копаем от забора до двух). Потеряв нить Ариадны формационного подхода, историк путается в классических фашистских режимах капитализма на Западе и невнятном капитализме в разных странах Земного шара. Мое мнение: социализм – коммунистическая попытка, ошибочно опережающая из-за минусов реального марксизма, но отчасти успешная из-за его невиданных прежде плюсов, позволяющих уже как-то менять естественное развитие общества. Классический фашизм, особенно нацизм – реакционные режимы капитализма, обозначенного Лениным как перезрелый, пытающиеся сохранить этот перезрелый капитализм (момент реакции в общем прогрессе). Недостаток марксизма сказался в не предвидении современного позднего (постиндустриального, послеперезрелого) капитализма (утвердившегося в результате разгрома фашистской реакции), хотя он точный формационный аналог поздним (послеклассическим) этапам докапиталистических формаций – Поздней Римской империи рабовладения, послекрепостническому в Западной Европе и России феодализму, тоже последняя ступенька перед революцией, устанавливающей новую формацию.

           “Задача активной личности – не наблюдать автоматическое, неизбежное пришествие идеала, а бороться за тут (видимо, ТОТ – А. М.) путь в будущее, который ближе к идеалу. Иначе реализуется совсем иной вариант  возможного будущего”, более печальный. Почти великолепное изложение марксистской позиции, особенно ленинской, критика “экономического материализма” – если добавить: бороться, достаточно познав объективные закономерности объективных процессов, изучив наблюдаемые явления, осознав вариант реально возможный, который ближе к идеалу (см. последний ТЕЗИС О ФЕЙЕРБАХЕ Маркса). Иначе – неперспективные волюнтаризм, субъективизм, идеализм, богато представленные тысячи лет до Маркса и больше века после него.  Когда внутри феодализма “автоматически” вызревали капиталистические общественные отношения (новый уклад), они “автоматически” формировали соответствующие понимания носителей нового уклада, их представления, интересы, цели, волю и т. д. (очень наглядно – Просвещение перед Великой Французской революцией, своеобразно “легальный марксизм”; но также кальвинистская идеология перед революциями буржуазными ранними). И когда новое сознание новых людей “автоматически” формировалось в достаточной мере – начиналась неизбежно осознанная и активная борьба за идеалы нового строя, которая через какое-то время приводила к слому строя строго. А Маркс и Энгельс еще в 40е годы не ждали “автоматической” (в духе выше сказанного) победы коммунизма сначала в Англии, затем во Франции, Германии, США и т. д. Опираясь на начальный марксизм, с тем считая победу коммунизма в развитых странах “автоматически” неизбежной в недалеком будущем, они активно боролись за грамотное ускорение наступления этого будущего даже в не самых развитых Франции и Германии, на тянущем или ТОЛКАЮЩЕМ буксире Англии. Позднее они признали свои ошибки 40х годов – как следствие ошибочной оценки тогда объективной близости коммунизма. Назрелость коммунизма в развитых странах они отнесли к какому-то рубежу XIX-XX века, готовя социал-демократию к Революции – чтоб Революция произошла возможно быстрее, без “автоматических” метаний, с меньшим числом “автоматических” ошибок и т. д. Первые классики всегда признавали возможность желательной перманентной революции в отсталых странах на буксире стран, к коммунизму готовых – буксире опережающем или толкающем. О последнем они писали в предисловии к второму русскому изданию Манифеста, косвенно в письме Маркса в Вере Засулич. Ленин, как никто, принял суть воззрений Первых классиков. ТОЖЕ рассчитывая на ближайшую Западную революцию и опираясь на буксир марксистского движения КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО Запада, он сумел активно, как все настоящие марксисты и революционные народники (не либеральные народники, не “либеральные марксисты”) и, в, то же время, научно, по-марксистки (не по Михайловскому) организовать перманентное звено ожидавшейся Мировой революции настолько успешно, что это звено в отсталой, отдельно взятой стране, без назрелости коммунизма в мире, только и реализовалось. Реализовалось без буксира развитых стран, но все-таки при капитализме после 1905 года и Февраля, при гегемонии пролетариата и под руководством марксистской партии – как таковой грамотно учитывающей специфику отсталой страны, формально в чем-то уступив народнической традиции. Но думать, что вынужденное  взятие аграрной программы эсеров  большевиками – это их слияние с народнической традицией, так же нелепо, как думать (в духе “левых коммунистов”), что Брестский мир – слияние с империализмом, а НЭП – слияние с капитализмом вообще (так думали несуразно левые большевики и сменовеховская эмиграция). Все названные вынужденные уступки – чтоб несуразно лево не сорвался альтернативный естественному прогресс в направлении коммунизма в неожиданной ситуации. Для завершения искусственного процесса не хватило “только” потенциала марксистской науки, пока реализовался совсем другой (естественный, стихийно более вероятный, печальный) вариант возможного настоящего.  Уроки надо осмыслить, науку углубить; а не угробить раздуванием народничества и прочего немарксизма и антимарксизма.

           “Социализм отличается не тем, что он индустриален (это могло быть так, и не так), а соединеним работника и условий его деятельности” – мимоходом навязывает свое субъективное мнение Шубин. Вполне соединение работника и условий его деятельности без малейшей индустриализации – первобытный строй, “первобытный коммунизм”. В классовом обществе до капитализма общины, как-то отдаленные от прямой рабовладельческой или феодальной эксплуатации, что-то сохраняли от “первобытного коммунизма”. Некоторые кооперативы, прямые колонии утопистов до сих пор пытаются без особой индустриализации соединить работника и условия его деятельности – всегда безуспешно на перспективу. Если и являются предвестниками будущего, то, может быть, “общины” со сверхиндустриальной техникой, не отрезанные от постиндустриального общества. А путь социалистической ориентации возможен только на буксире индустриального социализма, а лучше бы коммунизма. Социализм XX века показал трудности даже научного “волюнтаризма”. Социалистичность Китая и Вьетнама сомнительна; но, во всяком случае они индустриализируются. А перспективы отдельно взятых, мало индустриальных Кубы и социал-монархической КНДР очень неясны. “Значит (иначе говоря: СЛЕДОВАТЕЛЬНО! – А. М.), социалист должен способствовать этому соединению и препятствовать отчуждению работников от орудий труда” Следовательно, по логике Шубина – НАЗАД к луддизму и дальше; лучше – к первобытному строю (жаль, нельзя – к позднему феодализму времен Михайловского, конечно не в помещичьих регионах России, а на карело-русском севере Европы или в Сибири). И начинать надо с самого Шубина и его сторонников – если таковые найдутся. Пусть покинут индустрилизованные города и свои безобразия, что не они сами обеспечивают себя электричеством и продуктами питания, что не они сами чистят свою забитую канализацию  и т. д. А Шубину флаг в руки – и ждем вестей из диких степей, глухой тайги и болотистой тундры без индустриализации.  

          “При всех успехах капитализма, его преимущества над разрушаемым традиционным обществом (феодализмом, что ли? – А. М.) очень относительны …” Шубин ходит вокруг да около, никак не решаясь призвать к возрождению в больших масштабах луддитского разрушения машин, сейчас электросетей и транспортной системы, заводов и космической техники, средств передачи и переработки информации. Но уж решиться самому уехать в сельву Амазонки, где еще сохраняются  анклавы “первобытного коммунизма”, доиндустриализму которого позавидовал бы Михайловский, Шубин мог бы. Или хотя бы в самые глухие места РФ, где нет электричества, автомобили не проедут и т. д. – т. е. где преимущества традиционного общества над индустриальным впечатляют. – “На основе …  традиционного опыта можно выстроить новую систему общественной солидарности” Инициатива наказуема. Жду от Шубина реальных результатов.

          “Михайловский, много сделавший для развития социалистической науки, для закономерностей общественного развития (его подвиг значительней от того, что он игнорировал наблюдаемые явления – А. М.), был в то же время категорическим противником фатализма и детерминизма” Если много сделанное для развития социалистической науки перечислено раньше Шубиным, то для науки не сделано ничего. Нападки на наблюдаемые явления и пустое отрицание не нравящегося объективного прогресса – антинаучны. Маркс научно полагал, что познав объективный детерминизм мира, можно не подчиняться фатуму стихийного развития. Это начально подтвердила попытка социализма XX века. Это подтверждает вся практика преобразования человеком природы, очень наглядно – возможность вести судно против ветра, используя силу этого ветра. Но у Шубина без обучения и на не судне нужной оснастки (за которыми стоит знание объективной реальности) не получится, сколько бы он волюнтаристски не жалал желанного. Придется ему подчиниться фатальной стихии ветра. – “Он выступал против характерного для нигилистов и некоторых марксистов отожествления нравственного и необходимого …” Энгельс отметил, что в каждой революции совершается немало глупостей, только с которыми можно ОТОЖЕСТВИТЬ (а не допустимо как-то увязать) “эти две различные категории”, в том числе незрелыми марксистами. Но просто отрицать именно необходимое (не обойти) – глупо, а сбивать людей пропагандой глупостей – безнравственно (не по морали прохвостов, конечно). И Михайловский с Шубиным упрощают. Нравственность Михайловского – не единственная и не какая-то особенная – есть и другие, других мечтателей о будущем. Михайловский их нравственность не терпит, нужной (но не неизбежной?) считает именно свою утопию. Не божественные люди имеют разные представления о будущем, со СВОИХ нравственных и прочих позиций оценивают его. Некоторые феодалы в буржуазных революциях поняли неизбежность победы капитализма, чуждого ИХ и нравственности – от того серчали еще больше. Михайловский тоже? Высочайшая наука может просчитывать объективно возможные варианты будущего – и с позиций какой-то нравственности, в том числе, обеспечивать реализацию желанных. Первый значимый опыт в плане общества – какая-то реализация марксистами социалистической альтернативы стихийно еще гораздо более вероятному капитализму в XX  веке. – “Нравственно действие, гуманизирующее исторический поток” Договориться бы всем о нравственности и гуманности, понимаемых очень разно, реакционерами и революционерами в том числе. Или Михайловскому бог выдал мандат? – “Содействие предопределенным целям, неизбежной тенденции – вненравственно и во многом бессмысленно. Зачем действовать, когда все само получится в соответствии с железными законами общественного развития” Человечество не может не действовать для создания средств существования. С тем оно “автоматически” повышает производительные силы и потому “автоматически” вступает в новые производственные отношения, разные люди по разному в зависимости от конкретики многообразной жизни. Одни в новые отношения вступают больше, быстрее, у них сильнее новые интересы, цели, нравственные ценности. Другие – наоборот. С устойчивым ростом производительных сил, как его опосредственное следствие, люди с новыми интерсами, новой моралью, целенаправленно свергают реакционеров, меняющихся слишком медленно, слишком цепляющихся за прощле (прежнюю мораль, в том числе). В зависимости от статистики конкретных индивидуальностей общественные перемены происходят быстрей или медленней, с большим или меньшим “белым и красным террором” и т. д. Пока законы “автоматизма” общественных перемен их субъектами осознаны недостаточно – любые умы и активности любых индивидуальностей (даже самых амбиционных знахарей) не слишком модифицируют стихию статистики многих. Когда появятся социальная наука и техника управления высочайшего уровня (при коммунизме), а достаточный для всех продукт (благодаря высочайшим производительным силам при коммунизме) снимет проблемы общества с продуктом прибавочным, раздрай общества по принципу “человек человеку – волк” – тогда научное самоуправление согласованных людей будет выбирать варианты будущего объективно возможные, но стихийно не обязательно самые вероятные, а осознанно самые желанные из возможных. В XX  веке в должной мере ЕЩЕ не получилось. Но лиха беда начало.

         “Михайловский благосклонно (неужели? – А. М.) отнесся к “Капиталу” Маркса, поддержав критику Марксом капиталистического разделения труда (вон, чем дело; пример выхватывания из наследия Маркса по вкусу! – А. М.). Но из “Капитала” Михайловский делает свои выводы (и имя “своим интерпретациям” марксизма: легион – А. М.). Нужно сделать все для “предотвращения неправильности европейской цивилизации”” К пониманию Марксом разделения труда Михайловский подошел убого, односторонне, как не диалектик. А объявив объективную реальность неправильной – как моралист-идеалист. И как идеалист-метафизик он ничего не сделал реально для предотвращения капитализма в России. Для предотвращения всей капиталистической формации в России и не только много сделали марксисты, особенно Ленин. Он не выборочно принял КАПИТАЛ, сделал из него марксистские выводы, тщательно изучил многие наработки европейской цивилизации (борьбы пролетариата и т. д.), адаптировал их к специфике России. И с тем сделал все, чтоб отсталая Россия стала не вандейской в ожидавшейся Мировой революции, а, может быть,  даже ее пионером. У Гения (не его преемников) получилось намного лучше, чем у грамотных марксистов всех стран, в некотором смысле даже слишком хорошо. У Михайловского не получилось ничего.       

         “Михайловский … подвергся … просто ругани со стороны Г. Плеханова, П. Струве и В. Ульянова” Разве можно не верить голословному заявлению Шубина, его беспристрастности? –  “Позднее П. Струве вынужден будет перейти на позиции Михайловского …” Я не в курсе, а Шубин почти (ниже цитированного только про ревизионизм Струве) голословен. Но что “легальные марксисты” стали кадетами, а на преемственность с Михайловским претендовали (правые) эсеры – коллеги кадетов по буржуазной временной власти, я знаю.  “Но со временем и для Ленина Михайловский станет непризнанным учителем (учитель, которого НЕ ПРИЗНАЛИ? – А. М.), фактически наметив программу эволюции левого крыла марксизма” Полная победа Михайловского над марксистами – и над правыми “легальными”, и над левыми ленинцами! Откуда же берется марксистская зараза уже век в нашей стране? А Михайловский – учитель, почему-то не признанный почти всеми! – “Поэтому не случайно, что Ленин поставил его имя на обелиске в Александровском саду” А Шубин забыл сказать, что Ленин дезавуировал Маркса и Энгельса за их критику лассальянства, “поставив” на Обелиске имя  Лассаля, дезавуировал критику марксистами утопистов Мора и других, тоже “поставив” их имена? Но Шубин делает комплемент. Раз Ильич, как последний деспот, единолично “ставил”, кого хотел – мог “поставить” и себя. А не стал!

          “По мнению Михайловского национальный, психологический, семейный, властный факторы играют не меньшую роль, чем  экономические тенденции … марксизм откликался на вызов все более внимательным отношением и к психологическим, и этно-национальным, и к семейным, и к иным факторам социального развития” Марксизм бросил вызов предыдущей и последующей каше многофакторного обществознания (цивилизационного, в том числе), выгодного социальным шаманам. Когда-то Лаплас “свел” все многообразие мира к корпускулам в пространстве и времени, их параметрам и законам Ньютона. Последующая физика расширила “сведение”, но сохранила его пафос, стрежневой для любой науки (отчасти и для донаучных натурфилософии и даже всего многообразия социалфилософии). Марксизм и сейчас ядром общества понимает производственные отношения, базис. Многоаспектная семья важнейшей стороной имеет базисную функцию производства и воспроизводства рабочей силы. Надстройка с ее властными факторами в решающей степени задается базисом, но диалектически, с обратной связью (индустриализацию можно сделать политикой и т. д.). Бытие определяет предмет психологии. Например, генезис капитализма в России вызвал распространение марксизма, как “легального”, так и действительного; и народнические воззрения феодализма корректировались  эсеровскими капитализма; а со сменой строя почти поголовный марксизм в нашей стране сменился буржуазным плюрализмом. Национальное – момент социального, его необязательная конкретика. Например … Обязательный в обществе язык может быть русским, английским, китайским и каким угодно. Я читал, что шумерский язык был не очень удобен и потому вытеснен семитским. Если в этом что-то есть, то сути необязательности конкретики языка не меняет. Движение может быть правосторонним и левосторонним, хотя преобладающая праворукость делает одну из систем чуть-чуть предпочтительней. Расовые различия не принципиальны, но в регионах формирования рас они больше соответствуют природным условиям, комфорту человека – все меньше с развитием средств микроклимата, динамики миграций и смешения рас. Марксизм пока не придал основам своей социологии “музыкальности” (Эйнштейн) четырех законов Ньютона или четырех уравнений Максвелла и т. д., но и физика не сразу строилась. А предмет социологии – самая сложная форма материи (потому социальная философия держится дольше, чем натуральная). И, наконец, марксисты долго в силу малой численности и пр. просто не имели возможностей плотно заняться исследованием всех аспектов общества.
         

           “Маркс оказался мудрее своих учеников (и “легальных”, и ленинцев?; см. на один абзац выше – А. М.) и согласился с Михайловским, в том, что нельзя превращать предложенный в “Капитале” “исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы (! – А. М.) не были исторические условия, в которых они оказываются, – для того, чтобы прийти в конечном счете к той экономической формации, которая обеспечивает с величайшим расцветом производительных сил общественного труда и наиболее полное развитие человека” Шубин указал, где посмотреть приведенную цитату из Маркса, но сокрыл, где посмотреть прямое покаяние Маркса перед Михайловским. Жаль. А то пришлось бы напомнить Марксу, что тысячи лет страны, по формационной логике вырвавшиеся вперед, в таких исторических условиях “брали на буксир” (нарушая, т. с., формационную логику) народы, страны, приотставшие (Шумер семитов и пр., Рим кельтов и т. д., крестоносцы прибалтов и др., страны Европы Америку, Австралию, Сибирь и еще кое-что). И что величайший расцвет производительных сил уже при Марксе – индустриальный. Примеры ускоренной индустриализации отсталых стран с опорой на уже индустриальные, тоже были “на буксире” стран, ставшими индустриальными по формационной логике общего пути человечества. Наконец – не искренне покаяние Маркса, если он поминает формацию. А если без иронии … Ленин согласился с Марксом и Энгельсом (их концепция Мировой революции стран разного формационного уровня с перманентным проскакиванием на буксире – тянущем и даже толкающем –  некоторых формационных ступеней, их практическая деятельность в 40е годы по выходу на коммунизм не в передовой Англии, а в Германии и Франции, уже тогда, когда Михайловский был малышом) и сумел организовать начало перманентного перехода к коммунизму в отсталой стране даже без ожидавшегося буксира. Был у Михайловского или его почитателей хотя бы такой успех? И некорректно приписывать Марксу мнение об абсолютном тождестве формационной истории всех стран (без искажения такой истории более развитыми странами  и пр.), чтоб, когда Маркс предостерег от подобных нелепостей – подать это его Каноссой к Михайловскому.

          “При этом Маркс отрицал, что первоначально высказывал претензию на универсальность своей схемы” ПРИ ЭТОМ – т. е. при содержании цитаты, рассмотренной в предыдущем абзаце? К ней бы еще цитату про заявленное отрицание – была бы возможность рассмотреть и ее. ВМЕСТО этого Шубин приводит (мазохистски?) цитату других авторов: “Михайловский не нашел в марксовом изложении ни одного места, говорящего хоть о каких-либо исключениях из закона естественно-исторической смены формаций” И от себя подкрепляет ее содержание: “”Маркс не внес поправок в “Капитал”, которые разъяснили этот вопрос, не упомянул о нем в предисловии к “Капиталу” (а чего ради? – А. М.). Это так (неприятное наблюдаемое явление? – А. М.) Но, во-первых, фраза Маркса вовсе не свидетельствует об отказе от формационной теории как таковой …” Я-то старался доказать Шубину, что Маркс с Михайловским не соглашался,  а Шубин взял, и сыграл в поддавки! “… – формации тоже (? – А. М.) могут быть разными” Шубин, как распоследний марксист, поясняет банальности формационной концепции (формации –  капиталистическая и др..; каждая формация по регионам и эпохам имеет специфики)? Нет, Шубин несколько запутался, но далее по теме выпутался, опять путаясь только с общих позиций . – “Во-вторых, в рукописях, не доступных читателям того времени, Маркс все-таки начал рассматривать возможности существования параллельных, а не последовательных способов производства, из чего вытекает теория об “азиатском способе производства”, параллельных путях развития цивилизации (единой человеческой? –А. М.)” Т. е. свою миропотрясающую ревизию  своей же формационной концепции Маркс просто скрыл? Шубин искажает. До Маркса фактически господствовала “теория” как-то, но не общей логикой развития производства, связанных разнообразных цивилизаций. Маркс и Энгельс разработали концепцию формаций человеческой цивилизации, связанных логикой развития производства. Разрабатывали они ее, естественно, на материале, прежде всего, лучше изученной Европы. Для Европы была давно понята триада – Античность, Средние века, Новое время, качественно различные. Первые Классики придали старой схеме производственную логику формаций. История других частей света была известна гораздо хуже, чем Европы. Предметно приложить к ним производственный подход было тогда немыслимо. Маркс в ЧЕРНОВЫХ рукописях (не в печати) пытался решить задачу, но фактически лишь констатировал, что вне Европы история имеет не европейские особенности (для европейцев плохо различимые, как китайцы), которые он только пытался нащупать. Во времена Маркса и Энгельса раскопки Щлимана еще не были осмыслены, Эванса даже не начались. Тем более еще не было расшифровано линейное письмо B. Уже после Ленина стало вполне ясно, что Эгейское общество – еще одно классовое общество Европы, предшествующее Античности и качественно отличное даже от нее. Остается принять его еще одной формацией, за неимением лучшего термина (и при особой близости к Азии), можно сказать “азиатской”. Советские историки как-то аргументировали в разных частях света рабовладельческую формацию, сменяемую феодализмом, констатировали наступление капитализма. Расшифровка эгейских табличек вполне показала, что эгейское общество близко напоминало общества Египта и Месопотамии третьего-второго тысячилетий с. э. (с тем и Хараппы, классовое доколумбовой Америки и др.)., и раньше больше или меньше отделяемых от более позднего в  регионе явного рабовладельческого строя. В общем, уверенно можно говорить о четырех классовых формациях мира: “азиатской”, рабовладельческой,  феодальной и капиталистической (с их спецификами по регионам и эпохам). Лучше других изучены переходы от первобытного строя к “азиатскому” (особенно на материалах Египта и Шумера) и от феодализма к капитализму. Хуже – от рабовладения к феодализму (прилично на материале Европы) и еще практически никак – от “азиатского” к рабовладению. Пока по странам мира много не решенных или слабо решенных проблем, на этом усиленно спекулируют цивилизационщики, делающие из не вполне познанной формационной истории единой цивилизации Земли набор непознаваемых с единых позиций цивилизаций. А Маркс и в черновиках не отказывался от закона, согласно которому равным производительным силам везде соответствуют одинаковые производственные отношения. Т. е. для всех стран – общая формационная логика развития, только размываемая в какой-то мере воздействием других стран и множества второстепенных  законов – как действие закона тяготения в случае падающего пушечного ядра действием законов Архимеда, аэродинамики, термодинамики и пр.

         “Размышления на тему разных путей прогресса привели Маркса и Энгельса к более широкой концепции взаимодействия революций в развитых капиталистических странах и обществах, только вступивших на путь капиталистической модернизации” Размышляя над концепцией формационной истории, Маркс и Энгельс не могли не констатировать всегда разные ступени этой истории по странам, следовательно – о взаимодействии разных ступеней развития разных стран. А что более развитые страны чаще сильнее воздействуют на более отсталые, чем наоборот – банальность. Задачи марксистов – найти грамотные формы воздействия в интересах трудящихся. И концепция Мировой революции в странах разного формационного статуса, ее перманентных звеньев в странах отсталых в марксизме изначальна – “Революция может начаться не на Западе, а, как и предсказывал Бакунин, именно “на Востоке … ““, заявляет Шубин, подкрепляясь цитатой (без поминания Бакунина) не Бакунина, а Классиков.  Не знаю, когда на уровне доформационных понятий к этой идее пришел Бакунин – Маркс и Энгельс пытались развернуть перманентный переход к коммунизму к (юго-)ВОСТОКУ от передовой Англии, в отсталой Германии, еще в 40е годы. – “Здесь Маркс соглашается не только с народническим ожиданием революции в России, но и прогнозирует более широкое явление, которое позднее получит у Ленина наименование “Пробуждение Азии”” Без народников Маркс никогда не додумался бы до революционной смены феодализма капитализмом в России, во всей Азии, никогда бы не подумал о повторении своей с Энгельсом попытке молодости развернуть буржуазную революцию в перманентную? Первый большой труд Ленина за несколько лет  до 1905 года – РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ, с эзоповским намеком на буржуазную революцию. Но Ленин уже тогда выходил на разработку революции перманентной в России, позднее занявшись ее вопросами и для зарубежной Азии. – Шубин цитирует знаменательное предисловие Классиков ко второму русскому изданию Манифеста и заключает: “Эта формула стала полем компромисса, который устроил бы и Бакунина” Марксистский вывод из формационной концепции устроил отчасти анархистов и левых эсеров – позднее часть их ПРИМКНУЛА К МАРКСИСТАМ, другая начала против них вооруженную борьбу. Насколько могу судить, воззрения Бакунина на историю были более здравыми, чем Михайловского, первый мог, наверное, пойти по пути левых эсеров. Но именно последний – классик народничества, не Бакунин. А разбираемая глава посвящена апологии народничества. – “Она (формула) соответствовала взглядам эсеров и после некоторых колебаний, была принята Лениным” Так и тянет назвать крепким словом намек Шубина, что правые эсеры приняли формулу хотя бы отчасти, а левые поголовно. Ленин не колебался (как левые эсеры) – он десятилетия разрабатывал концепцию перманентной революции для отсталой страны, где пролетариат малочисленен и мелкая буржуазия заслуживает особенного внимания. Ленин неизбежно сначала больше оглядывался на разработки Маркса и Энгельса для развитых стран; хороших марксистских разработок для России вообще не хватало. Ленин особенно и создавал их, постепенно адаптируя общий марксизм к конкретике отсталой страны. Понимание проблем движения мелкой буржуазии в социализм углублялось; а в 17 году рассчитывать на немедленный тянущий буксир Запада уже не приходилось – стало понятно, что с мелкой буржуазией надо действовать более тонко, чем думалось ранее, формально в немалой степени в русле эсеровских воззрений (общая среда задала внешнее сходство рыб и дельфинов, например). Еще бы эсеры, хотя бы все левые, пришли к мысли о необходимости компромисса с марксистами (а не только изначально заимствуя что-то из марксизма)! – “Однако колебания российских последователей Маркса были не случайны”, гнет свое Шубин. Это ведь большевики раскололись на союзников эсеров, и тех, кто воевал против соответствующего союза с оружием в руках – делает научное открытие историк? – “Общинный социализм  расходился с марксизмом не столько в отношении к капиталистическому прогрессу (в конце концов оба течения относятся к нему в той или иной степени критически), сколько в конструктивной программе” В самую точку. Марксисты с формационных позиций критически относятся к капиталистическому прогрессу ради послекапиталистического, общинный социализм наоборот – скорее, в пользу регресса в направлении “первобытного коммунизма”. Но народники цеплялись за общину еще феодализма, а эсеры – за сохранение мелкой буржуазии уже капитализма от экспроприации при индустриализации, в разной степени колеблясь между буржуазией, готовой к той экспроприации,  и марксистами не по штампу, которые в принципе против экспроприации трудящихся.

         “Россия не смогла уклониться от пути капитализма и от экспроприации крестьянства. Значит ли это, что … Михайловский был не прав?” Просто остановить естественный переход от феодализма к капитализму – совсем не просто, не получилось даже у самодержца Николая Кровавого с его самодержавием, у всех феодальных реакционеров. Михайловский был не прав, думая сделать это заклинаниями. – “Во-первых, Михайловский ставил задачу, а народники начала XX века – эсеры, боролись за ее воплощение в жизнь” Особенно правые эсеры в буржуазных Временном правительстве и белогвардейском движении? Игнорируя формационный подход даже в тех мерах и формах, в каких его признают многие буржуазные историки, Шубин не понял, что с переходом от феодализма к капитализму пытающиеся выражать интересы крестьянства феодальной формации народники (пережив с 80х годов агонию, в том числе либерализм Михайловского и выделение марксистов) СМЕНИЛИСЬ эсерами (что-то взявшими из марксизма), выражающими интересы тоже крестьянства, но формации капиталистической (левые эсеры – полупролетариата деревни). –  “Они проиграли” Народники – смене формаций, правые эсеры – антикапитализму большевиков, левые – своей промежуточности в классовом раскладе. – “Но ведь и экспроприация крестьянства была проведена не буржуазным режимом. Получается, что дело – не в капитализме, а в индустриализации” Получается, что Шубин передергивает. Что индустриализация в СССР была в решающей степени проведена за счет крестьянства – конечно факт. Но той экспроприации, какая типична при аграрном перевороте времен переворота промышленного в капиталистической формации, в СССР не было. Крестьян не отрывали от средств производства, а привязывали к ним особым образом. Другие антимарксисты называют это закрепощением, как при феодализме, утопический вариант которого отстаивал Михайловский. Шубин мимоходом касается вопроса о социальном строе СССР, но не разбирает его хоть как-то. Мое мнение – этот строй никогда не был даже ранней фазой коммунизма (у отсталой, отдельно взятой страны после Ленина перейти к коммунизму против действия капиталистических производительных сил не получилось). Но он не был и капитализмом (без частной собственности и развитого рынка, без классов капитализма, при антикапиталистической идеологии и пр.). С учетом практики XX века резонно результат попытки марксистов обозначить как социализм (реальный, т. с.) – некапиталистический строй на базе капиталистических производительных сил (коммунизм даже ранний – послекапиталистический строй на базе коммунистических производительных сил), первый в истории строй, сделанный искусственно (к сожалению – не искусно). Без умелого подчинения естественных общественных процессов грамотной политике (как при Ленине) такой строй долго существовать не может. Уже в 30е годы прокоммунистический вектор развития был сломан. В 90е годы капиталистические производительные силы привели в соответствие с собой общественные отношения полностью. Вот тогда-то и началась настоящая капиталистическая экспроприация колхозников. – “Народники выступали за то, чтоб индустриальный сектор не разрушал в традиционном обществе, что продолжает служить людям, чтоб преимущества от технологического прогресса получала не узкая каста собственников, а все население” Шубину стоит перечитать собственную статью, цитаты из Михайловского. Пафос их обоих – просто против индустриализации вообще. То, что теперь приписывает Шубин народникам – скорее намерения идейных марксистов (разгромленных в 30е годы). Если Михайловский мечтал о чем-то подобном – значит, Шубин спрятал это.

           “Путь России в индустриальное будущее оказался совсем не таким, как на западе” Понимал ли это Шубин, когда выступал вообще против индустриализации? – “Марксисты были правы в том, что нельзя миновать фазу индустриализации общества, которую они связывали с капитализмом”, а Михайловский был неправ. Нельзя естественно взлететь объекту гораздо тяжелее воздуха, обосновала факт с позиций физических законов наука. Но та же наука обеспечила взлет самолета искусственно – с позиций тех же физических законов. Естественно первая индустриализация может быть только капиталистической. В искусственном СССР индустриализацию начали марксисты – не народники или эсеры. Хотя на буксире уже капиталистических стран возможна индустриализация и в докапиталистических без особой науки, от прагматичного понимания необходимости и через простое заимствование (лучше, конечно, грамотное). – “Народники оказались правы в том, что можно миновать общество, в котором преобладают капиталистические отношения (и индустриализация? – А. М)” Это социализм без социалистических принципов? Народники не доказали, что можно миновать капитализм – это сделали обусловлено (в каких-то странах при давно капитализме в других) марксисты, наука которых настолько же выше социалфилософии народников, насколько выше уже хоть какие-то сейчас возможности искусственной трансмутации элементов, чем  поползновения алхимиков превращать ртуть, серу и т. д. золото. У алхимиков не было даже современного понятия элементов и понимания, что (ал)химическими реакциями элементы в и их понимании не трансмутировать. – Последнее предложение абзаца иллюстрирует теоретическую эклектику (вплоть до мессианского вызова) Шубина.

           “Каждое общество проходит универсальные фазы развития …”, поддакнул марксизму Шубин. –  “… (впрочем, отличающиеся от указанных Марксом и Энгельсом)” спохватился Шубин, не сказав, в чем отличие. – Дальше он излагает (без фаз развития) перлы цивилизационного подхода и апеллирует к “своей традиции, которую народники учитывали гораздо внимательнее, чем марксисты” Народники цеплялись за традиции феодализма, мечтая о социализме на его базе. Потому у народников кроме зряшного террора и пустой болтовни – никаких реальных результатов. А у большевиков, с марксистских позиций хорошо учитывавших традиции отсталой страны – начальный СССР; и в результате потом десятилетия смазанной, но глобальной альтернативы капитализму.

          “Подошел к концу XX век. Пролетариат власти не взял” Историк не знает про Октябрь и социалистические революции 40х годов? Или он имеет в виду, что пролетариат не у власти в конце XX века? Это так. Но народники не имели успехов даже пролетарских революций, а правые эсеры участвовали во власти антипролетарской. – “Индустриальное общество прошло пик своего развития. Человечество ищет новые формы своего существования” Индустриальное общество прошло пик развития не для того, чтоб вернуться к доиндустиальной архаике времен Михайловского, а чтоб стать сверхиндустриальным. Человечество опирается на историческую ступень индустриальности, а не скатывается на предыдущие ступени. –  “А вот предсказанный Михайловским и желательный процесс диверсификации, снижения специализации, проходит все заметнее” не до индустриализации по Михайловскому, а после нее. Профессий становится меньше или любой историк сейчас запросто сделает компьютер, вырастит хлеб, синтезирует вещество с заданными свойствами, проведет генетический анализ и свершит многое другое? Шубин подменяет проблему замены примитивной специализации прошлого (множество однообразных операций у конвейера как разительный пример) более совершенной специализацией в обществе, возникающем на технической базе обязательно после индустриализационной. Михайловский и помыслить не мог о такой специализации, апеллировал к примитивной доиндустриальной (см. выше цитирования Шубиным). Я не упрекаю Шубина в странном передергивании. Наоборот, я восхищаюсь его скромностью. Михайловский в конце XIX не был историком. Кругозор историка в начале века XXI должен быть шире. Шубин мог бы возмущаться не исторически узкой индустриализацией и даже не проповедовать перепрыгивание только через нее сразу к сверхиндустриализации. Он мог бы поднять тему избегания столь не гуманного классового общества  вообще (человеческие жертвоприношения и даже людоедство на его ранних фазах, рабовладение, феодализм, геноцид индейцев и других аборигенов, лагеря смерти, Хиросима – и т. д.). Прогресс за всю классовую историю неприятный, не только за индустриальную эпоху. Вот бы “первобытные коммунисты” взяли, и перешли бы сразу в коммунизм грядущего, сразу придумав постиндустриальные технику и разделение труда (хотя лучше бы обойти и “первобытный коммунизм” с его людоедством, неустроенностью быта и пр; лучше всего – сразу от обезьяны к самому светлому Прекрасному Далеко, без мучительного его становления)! Правда, Шубин проговорился о каких-то универсальных стадиях развития, но по скромности затер их. Его выбор. Завершение абзаца – ИЗУМИТЕЛЬНОЕ притягивание Шубиным доиндустриальных утопий Михайловского к реалиям послеиндустриального общества, о котором последний и понятия не имел – вроде “первобытного коммунизма” к КОММУНИЗМУ.

                                                                                   *     *     *

           Народники и их немногие преемники вели и ведут себя в отношении марксизма вызывающе, но никакого серьезного вызова марксизму они бросить не могли и не могут. Чтоб имитировать вызов, Историк вынужден искажать исторические факты, передергивать, привязывать доиндустриальные утопии к постиндустриализму, феодализм к социализму и т. д. Он мудрит в плане практической проверки народничества и притягиваемого к нему иноформационного эсерства, особенно откровенно буржуазного, правого, в приписывании причинам  успехов марксистов их плагиата у народников и эсеров (сами которые значимых успехов почему-то не имели).

                                                              Про “Вызов XXI века”

          “Если современная система глобализма рухнет, путь вперед, к чему-то принципиально новому может предложить только социализм” В переводе с околоцивилизационного на формационный язык это значит, что с крахом (БЕЗ ЕСЛИ) капитализма (позднего, постинустриального, глобального) его ДОЛЖЕН сменить коммунизм (сначала ранняя фаза; уже на базе производительных сил более высоких, чем капитализма и реального социализма, индустриальных в том числе). – “Но и социалистический проект не может быть сегодня “социализмом старого образца”, рассчитанным на образцы индустриальной модернизации … Такой проект в XXI веке обречен на поражение” В переводе на формационный язык это значит, что реальный социализм (не до конца удавшаяся попытка обойти капитализм на базе капиталистических производительных сил) не может быть идеалом в проекте коммунизма, который на базе производительных сил сверхиндустриальных. Тем более не могут быть идеалами нелепые утопии Михайловского о социализме на базе производительных сил феодализма или коммунизма на базе производительных сил первобытного строя, самого доиндустриального и с наименьшим разделением труда. Упорные попытки реализации последних двух проектов, в случае их каких-то “успехов”, обернулись бы ужасами, перед которыми издержки “Венесуэльского эксперимента” и даже, может быть, Великая депрессия и мировые войны показались бы детскими шалостями. Но как Шубин в принципе предложил бы перейти доиндустриальным странам к приемлемому для него постиндустрилизму, не проходя предварительную ступень индустриальную (в идеале менее болезненную, чем в былой истории, на буксире самых развитых стран, старую индустриализацию неизбежно прошедших, к счастью для постиндустриализации и далее)?

            “В этом значение социалистической мысли для современного мира” В положении с изначального марксизма о смене капитализма более совершенной формацией? В понимании скорректированным практикой XX века марксизмом слабой прокоммунистичности реального социализма? Или в утопии реабилитации постиндустриализмом нелепого “доиндустриального социализма” Михайловского? – “В этом “должок” левых перед обществом, накопившийся за 90 лет”; статья напечатана в 2008 году. Может левые (мелкие) буржуа и пр. что-то задолжали обществу – марксисты, напротив, не вполне грамотно, но уже реально попытались сделать то возможное, что становится необходимым примерно через век после Октября.

           После чернового описания революционной ситуации в современном капиталистическом мире, Шубин венчает абзац: “… необходима модель пост-капиталистического мира, и здесь никак не обойтись без наследия социалистической мысли”. Наследники марксистской мысли поиском названной модели занимаются: с осмыслением социалистической практики XX века и не придавая значения непрактическим мечтаниям утопистов, беря у них лишь отдельные моменты.

            “Индустриальные формы господства (запутывает понимание Шубин – А. М.) подрываются современными культурно-технологическими тенденциями” Ну, естественно: индустрия – это ни какая не материальная культура производства, не технологии (хотя этот термин и технологи появились в индустрии), один мистический Молох античности. – “Индустриальное общество прошло пик своего развития” ломится в открытые двери Шубин, но победно выводя: “Предсказанный Михайловским процесс диверсификации, снижения специализации, развития многофункциональности человека проявляется все заметнее” Ни Михайловский больше века назад (простительно), ни Шубин сейчас (странно) не поняли, что индустриализация ломала замкнутый мир деревни с ее узкой специализацией, где крестьяне из века век имели узкий набор традиционных профессий (на их бы место обоих мыслителей). Крестьяне, пережив все ужасы ломки привычного уклада, становились рабочими с большим кругозором, с типичной сменой работ, сложных профессий в более широком мире. А сейчас специализация масштабная, как никогда в мире, только гибкая, не такая, как в деревне при Михайловском. И главное – нелепо затирание Шубиным факта, что от нахваливаемого Михайловским феодализма (улучшенного ликвидацией помещичьего землевладения, как в некоторых Балканских странах и т. д.), к нахваливаемому Шубиным постиндустриализму можно было перейти только через индустриализацию, в необходимо более грубых, жестоких формах неизбежно в первых странах, с возможностью более цивилизованно в остальных на буксире первых.

            “Идеологическая доктрина правящей в странах Запада элиты утверждает, что произошел качественный сдвиг от индустриального к постиндустриальному обществу … Подмена возможности свершившимся фактом …” Если бы не было сдвига и общество оставалось индустриальным, Шубин не мог бы придумать, что Михайловский в своем идеализированном феодализме предугадал постиндустриализм. Производящая экономика произвела сдвиг от первобытного строя к классовому, но первый существовал, предклассово сдвинутым, еще тысячелетия последней ступенькой перед классовым обществом. Строй Поздней Римской империи на века был сдвинутым от классики рабовладения к феодализму. А поздний феодализм (и России конца XIX века) был сдвинутым к капитализму (вопреки барахтаньям народников; эсеры “ренегатски” уже были партией мелкой буржуазии РАННЕГО капитализма). И современный капитализм стал поздним, последней ступенькой перед коммунизмом (не идеализированным феодализмом Михайловского). – “Либеральные марксисты вносят свой посильный вклад в доказательства этого тезиса” Как? Стараясь “… обосновать ненужность социальных перемен …”? В отношении марксистов это ложь (хотя Шубин, может быть, считает марксистской КПРФ; но ее классики Христос и Аллах). Или, как Шубин, констатируя “… возможности …”, но в отличие от него не привязывая возможности послеидустиального общества к доиндустриальности, феодализму? Невнятное лягание неологизмом марксистов, без разделения идейных марксистов и ревизионистов разных степеней – демагогия.

           Дальше Шубин несколько абзацев посвящает критике позднего капитализма, отмечает некоторые позитивы на перспективу, излагает здравые мысли – в духе современного марксизма и благоразумно не поминая феодальный социализм Михайловского. Но есть и нелепости с точки зрения марксизма. Например – индустриальная формация. Капиталистическая формация в Англии ясно проходит три этапа: между Революцией (не одного десятка лет) 1640 года (по названию) и промышленным переворотом с его последствиями – ранний, доиндустриальый капитализм XVIII века; между названным переворотом и переворотом первой половины XX века (начиная с переворота в производительных силах в начале века) – классический, индустриальный капитализм (свободной конкуренции 50х-60х годов XIX века; перезрелый, империализм в плане международном, затем); с середины XX века – поздний, постинустриальный; идет новый рост производительных сил и генезис коммунизма. Щубин что-то говорит об этом генезисе “социалистического сектора”. Но его антимарксизм не позволяет ему ясно поставить вопрос о вызревании тех новых социальных сил, которые установят (ранний) коммунизм, как “новые дворяне” в Англии и “новые крестьяне” во Франции установили (ранний) капитализм. А главное – причем здесь реакционная утопия Михайловского, “социализм” которого походит на послекапиталистическую формацию примерно как “первобытный коммунизм” на послеклассовый строй. А Шубин увидел что-то от коммунизма в реальном социализме (см. в начале статьи про его культуру, гуманизм).

                                                                                *     *     *

            XXI век бросил вызов всему предыдущему. Особенно отмирающему капитализму с его плюрализмом социальной философии. Марксизму он бросил вызов, как любая практика периодически бросает вызов любой науке, требуя ее коррекции, развития. Немногочисленным наследникам Михайловского он бросил вызов, уведя общество еще дальше от феодализма, который тот хотел сохранить, фантастическим образом придав ему облик “социализма”. Шубину он бросил вызов, вынуждая хитрым образом состыковать общество послеиндустриальное и мутно представляемое доиндустриальное.

                                                                      Приложение.

         Я марксист, приверженец формационного подхода. Ниже я предлагаю скорректированную  трехэтапную модель феодализма советских историков применительно к трем странам. – Сильная власть первых Меровингов во Франции середины первого тысячелетия сломила поздний рабовладельческий строй и утвердила ранний феодализм (аллодный). В Англии рабовладение было слабым, ломать было почти нечего, потому веком позже феодализм утверждали слабые королевства. На Руси рабовладение было еще меньше, но сильнее были другие архаизмы. Потому ломала дофеодализм сильная власть Рюриковичей рубежа первого – второго тысячелетий. В Англии и на Руси, с их меньшим, чем во Франции, античным прошлым, ранний феодализм был общинно-боклендным. Сильная власть Каролингов сломила ранний феодализм и утвердила классический (ленно-крепостнический). Власть Уэссекской династии урезали внешние факторы, но и она утвердила классический строй веком позднее. В Русском государстве то же сделала сильная власть Московских властителей середины второго тысячелетия. Подъем городов и сопутствующие явления в начале второго тысячелетия во Франции и Англии трансформировали канонический классический феодализм (зрелый) в менее канонический (перезрелый), с централизацией сословными монархиями. В России подобные явления (в середине XVII века городские восстания, вывод посада из-под власти феодалов, сопутствующие процессы) привели к таким же переменам. Но влияние передовой Западной Европы (аналога ему не было в веке XIII) придало, в результате петровских преобразований, централизации абсолютистские формы, обусловили послеренессансную культуру  и своего рода реформацию православной церкви; но строй остался ленно-крепостническим, лишь модифицированным. В XV веке во Франции и Англии, “вокруг” 1861 года в России классический строй сменился поздним, с абсолютизмом (в России феодалы самодержцев перестали свергать опереточными переворотами, затачивать и убивать). Революции 1640, 1789, и (своеобразно в новой эпохе) 1905 года свергли (поздний) феодализм, установили (ранний, доиндустриальный) капитализм. Режимы Кромвеля, Наполеона и Столыпина утвердили победу капитализма. После опереточных Реставраций (в России – распутинщины) “добавочные” революции 1688, 1830 и Февральская закрепили победу капитализма. Это предопределило капиталистические промышленные перевороты (в переплетении с аграрными, экспроприацией крестьянства) – только в Англии и Франции. Успех перманентной революции в России придал ее развитию социалистический разворот. Недостаточный уровень марксизма (и смерть Ленина), изматывающая борьба с гораздо более сильным капитализмом обусловили неграмотные, надрывные формы индустриализации и коллективизации, общую сбивку прокоммунистического развития, отчасти приведение общества к все еще капиталистическим производительным силам, перерождение верхов и закрепление всех негативов террором 30х годов. С этого времени – скрытое сползание к капитализму, закончившееся социальной контрреволюцией 90х. Ей сопутствовали кризис и без того застойного марксизма, бурный рост всяких антимарксистских направлений (ньюнародничества, в том числе), ренегатство многих советских обществоведов и крепчание антисоветских.

          В позднем феодализме Англии гуманист Мор предложил социалистическую  Утопию, осудил жестокое развитие общества. В близкой к Англии по формационному статусу Западной Германии “революционные народники” развернули Великую крестьянскую войну; знаменательная фигура – Мюнцер. Во Франции – Мабли, Морелли, Мелье и другие социалистические идеологи; тогда же крестьянские восстания. Поздний феодализм России конца XIX века задавал похожее, но в преломлении новаций синхронного капитализма и с регионально-национальной спецификой. Народники – не исключение. Они долго пытались выражать чаяния феодально-зависимых, вандейски привязанных к феодализму, но желающих феодализма хорошего (за порядка десятилетия до 1789 года крестьянскими восстаниями особенно отметились будущие вандейские регионы). Хороший феодализм – прежде всего без феодалов (хотя бы с как-то обузданными феодалами). Это не совсем утопия. Такими были многие области России без традиций помещичьего землевладения. Утопия в том, что хотя может быть феодализм при малом числе феодалов, но он все равно неизбежно жесткий, с феодальными чиновниками, монархами и пр. – как в послетурецких Греции, Сербии, Черногории. Иному естественно НЕТ МЕСТА. А народники хотели большего – каким-то образом феодального социализма, докапиталистического, доиндустриального. Крупнейшим идеологом такого “социализма” был Михайловский, на свой лад перепевающий разные течения реакционного социализма, раскритикованные в Манифесте. Никогда нигде ничего значимого, долговременного ни у каких реакционных социалистов не получалось (разве, что у национал-социалистов). Единственный значимый социалистический успех в истории – реальный социализм XX века (индустриальный), начатый идейными марксистами. Он не дал окончательного позитивного результата, но его позитивы (и негативы) требуют тщательного осмысления, как первой практической проверки марксистской науки для ее совершенствования. Любая критика полезна, если она научна, если не захлестывает демагогией, эмоциями, провокациями и т. д. Вызов марксизму Шубина я полезным не считаю. В нем много предвзятости, необъективности, мало науки. Это я старался обосновать выше.