Ситуации революций - сознательно и без субъективизма

          Уже довольно давно у нас с Иосифом Григорьевичем Абрамсоном идут невыраженные дискуссии по разным вопросам марксизма, в том числе – по т. н. субъективному фактору. Статья оппонента СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР В РЕВОЛЮЦИОННОЙ СИТУАЦИИ (КЛ 90 и 91) может вывести наши дискуссии за рамки личных споров.

                                                        * * *

          И. Г. начинает с цитирования ленинского определения революционной ситуации. Маркс и Энгельс, создав теоретические ОСНОВЫ марксизма, подобного определения, насколько я знаю, не предложили, эту ЗНАЧИМУЮ частность из самых ОСНОВ не выводили. А все неосновное в науке должно, в идеале, выводиться из соответствующих ОСНОВ (собственно из них и из эмпирии с их позиций), возможно с предлагаемой какой-то коррекцией ОСНОВ, но в любом случае в каком-то соотношении с ними. Ньютон или Эйнштейн не просто заявляли к предшествующим классикам частные дополнительные истины. Они такие истины либо дополнительно выводили из предшествующей классики (объяснение Эйнштейном броуновского движения с позиций классической физики и др.), либо обосновывали старые истины на базе расширенной теории (вывод законов Кеплера Ньютоном из своей грави-механики и пр.), либо предлагали новые частные истины в русле именно своей общей коррекции предшествующей классики в целом (формула Эйнштейна, связывающая массу и энергию, например). Или строили только гипотезы, еще требующие обоснования (в частности – гипотеза Ньютона о корпускулярной природе света). Я думаю, что достаточно известный вывод ленинского определения из Основ я бы знал. А мнение, без прямой увязки с ОСНОВАМИ, даже Классика, для марксиста не должно быть непреложным. Но мнение Классика марксистом не может быть не аргументировано проигнорировано, походя отброшено.

          Определения субъективного фактора И. Г. не приводит никакого. Это знаменательно… В БСЭ нет статьи ОБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР или эквивалента ей по сути – но статья СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР есть (для сравнения – есть и СОЗНАТЕЛЬНОСТЬ, и СТИХИЙНОСТЬ, хотя в одной статье). Статья своеобразная – не содержит ни одной цитаты из Классиков, где употреблялся бы термин, озаглавивший статью. Правда, имеется ссылка на Ленина (ПСС, т. 11, с . 367), в которой нет термина СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР, но содержание которой МОЖНО использовать как аргумент за него – как любое “содержание” по ФАКТОРУ СОЗНАТЕЛЬНОМУ. Другая ссылка на Ленина (т. 29, с. 169) содержит подходящий ТЕРМИН, но говорит против ФАКТОРА, как СУБЪЕКТИТВНОГО: “… ЭТО ПОЗНАНИЕ скорее СУБЪЕКТИВНО, Т. Е. СЛУЧАЙНО …”. {Здесь отмечено очень важное пересечение в “субъективности” сознательности и СЛУЧАЙНОСТИ, которые объективно увязываются, но объективно же разные – хотя в “субъективности” часто субъективистски спутываются}. А в самом конце статьи автор некорректно съезжает со своих рассуждений по субъективному и объективному факторам на рассуждения Маркса и Энгельса по сознательности и стихийности. По-моему – маловато, чтоб ссылаясь на Классиков, обосновать задачу автора статьи. И показательно, что в приложенном к статье списке литературы нет работ Классиков (наверно – единственная такая статья в БСЭ на темы марксизма). Но зато список открывается работой автора – Чагина Б. А.. БСЭ о нем молчит. В интернете нашел даты жизни и ссылку, в том числе, на работу 1948 года. С учетом специфики сталинизма и при разных характеристиках субъективного фактора в литературе обязательном включении (по памяти – так; а если память меня подводит, уверен – почти так) в них ВОЛИ – меня взяли сомнения. И не знаю – придавать ли значение факту, что в томе БСЭ за 76 год Чагин, умерший в 87 году (или не он?), приводит литературу только за 65 – 68 годы. Я обратился к Классикам. В моем девятитомнике Маркса и Энгельса предметный указатель термина СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР не содержит. В Советское время я основательно знакомился с ПСС Первых классиков – и не помню, чтоб означенный термин встречал. В ПСС Ленина предметный указатель “предметы” ОБЪЕКТИВНЫЙ и СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОРЫ объединяет одним “указанием”. Указанные места много содержат про ОБЪЕКТИВНЫЙ фактор. “Указаны” борьба Ленина с СУБЪЕКТИВИЗМОМ народников, с СУБЪЕКТИВИСТАМИ; особенно в ЧТО ДЕЛАТЬ? – разбор сознательности и стихийности. Подбор составителями (в те же 60е годы или чуть позднее?) ПСС материалов для освещения темы именно субъективного фактора своеобразен. Но все же два места с ТЕРМИНОМ в 55 томах я нашел: том 11, с. 16 и т. 26, с 219. В первом случае говорится об УСЛОВИЯХ объективном и СУБЪЕКТИВНОМ (которое расшифровывается как организованность широких масс пролетариата и сознательность – надо понимать, объективные состояния; и без акцентирования воли). Второй случай – в абзаце, вслед за тем, который содержит ленинское определение революционной ситуации: “… не из всякой революционной ситуации возникает революция, а лишь из такой ситуации, когда к перечисленным выше объективным переменам присоединяется субъективная, именно: присоединяется способность революционного КЛАССА на революционные массовые действия, достаточно СИЛЬНЫЕ … старое правительство … никогда, даже в эпоху кризисов, не “упадет”, если его не “уронят”.” Сказано четко. Но если ориентироваться не на термины, а на понятия, то сказано – по-моему – про объективную способность объективного субъекта революции. И в любом случае этого (думаю – если я что-то и упустил, но немного) маловато, чтоб ссылками на Классиков объяснить загадочные изгибы сакраментального СУБЪЕКТИВНОГО ФАКТОРА, “уронившего” (НЕОБХОДИМО?) очень отсталый даже в начале XX века капитализм в России, но на сегодняшний день не способного (СЛУЧАЙНО?) “уронить” формационно гораздо более близкий коммунизму капитализм самых развитых стран – как и современной РФ, гораздо более развитой, чем итоговая Российская Империя.

           Согласно ОСНОВАМ и моим историческим исканиям с позиций ОСНОВ (статьи в яндексе – mag-istorik.ru; готов к критике и моего понимания ОСНОВ, и моих исканий)… Неровное, но устойчивое развитие производительных сил в рамках производственных отношений старой формации неизбежно приводит к перерастанию этими силами тех отношений, генезису новых производственных отношений новой формации, генезису в рамках старого строя нового уклада (не только экономического), зарождению новых классов, вообще новых субъектов с их новыми сознанием, волей, организациями, (т. е. к формированию НОВОГО субъектного фактора) и пр.. Возникает ситуация сосуществования и борьбы двух общественно-экономических систем. Эта ситуация по сути – революционная, требующая разрешения через ликвидацию отжившего строя. Эта ситуация в САМОМ широком смысле – от начала генезиса нового уклада в рамках старого строя до дегенерации старого уклада в рамках строя нового. {Эту ситуацию – ВСЮ межформационную эпоху перехода от старого строя к новому – нужно понимать и как революцию тоже в САМОМ широком смысле; предлагаемый термин – трансформация.} Но в более конкретном, узком смысле (принятом далее) – эта ситуация, НЕПОСРЕДСТВЕННО чреватая свержением господства старого строя, т. е. ЧРЕВАТАЯ революцией (именно ликвидацией отжившего строя) в узком, дальше основном, смысле (главная борьба за власть старых и новых сил с участием масс, раскол страны на революционные и “вандейские” территории, гражданские войны, “белый и красный” террор и пр.). Революционная ситуация в таком значении – обычно одна в обычно одной межформационной трансформации, один раз разрешаясь революцией. Если в Южных Нидерландах (Бельгии) революционная ситуация середины XVI века не разрешилась победой капитализма и эта победа должна была пройти еще и через революционную ситуацию XVIII века (в увязке с революционной ситуацией во Франции), то это сторона провала (из-за внешних причин) всей межформационной трансформации в Бельгии середины второго тысячелетия и ее победоносной повторности в полном объеме два века спустя. Разумеется – в рамках продолжительной революционной ситуации такого понимания есть периоды относительно спокойные, актуально безопасные для реакционного строя, а есть периоды обострения противоречий, борьбы, революционного натиска новых сил. В зависимости от разных внешних факторов, второстепенностей, случайностей на революцию могут вывести или нет более ранние или более поздние соответствующие натиски. Революционными ситуациями в УЗКОМ смысле (РСУ) резонно назвать неоднократные моменты именно особой обостренности в рамках всей эпохи сосуществования и борьбы господствующего реакционного строя и придавленного им нового уклада. А всю единственную (в конкретной трансформации) названную эпоху есть смысл обозначить термином революционная ситуация в ОБЩЕМ смысле (РСО).

           История общества идет по объективным законам. Но общество состоит из субъектов – личностей и их разных объединений; субъектный фактор – неотъемлемая сторона любого общества. Т. е. объективную историю делают объективные субъекты (объективный фактор, который сомнительно называть субъективным). Однако тысячи лет субъекты (осознающие объекты) плохо осознавали себя, свои отношения друг с другом, не осознавали законов движения и развития собственных больших сообществ – человечества в целом. Потому тысячи лет слабо осознающие субъекты (не вполне субъекты) историю делали больше несубъектно – почти неосознанно, нечаянно, являясь, т. с., игрушками отчужденных от всех и каждого результатов неосознанных соединений осознанных собственных усилий, действий всех и каждого. Эти усилия, действия, их следствия – объективная реальность – неизбежно преломляемая в каких-то объективных законах (как любая объективная реальность) общества.

          Канонический образец трансформации феодализма в капитализм – Англии. После режима реставрации классического феодализма при Марии кровавой (1553-58 годы) – расцвет феодализма позднего, его производственных отношений, с тем быстрое развитие производительных сил (т. н. малая промышленная революция) и на его базе – генезис новых, капиталистических производственных отношений, новых субъектов, главное – классов. Феодализм еще не распознает формационного врага, абсолютизм еще опекает его генезис. На рубеже XVI – XVII века капиталистический уклад уже сформировался, усилилось формирование буржуазной культуры (физик Гильберт, биолог Гарвей, архитектор Джонс и пр.; особое место – нового материализма Бэкона; и др.), а культура позднего феодализма переживает кризис (кризис культуры Возрождения; в том числе творчество позднего Шекспира). Новое и старое осознают свой формационный антагонизм, начинают борьбу (обострение перепалок парламента с монархией и пр.), новые субъекты обращаются к новой, революционной идеологии – адаптированному кальвинизму. Но политика абсолютизма до смерти Елизаветы (1603) – еще достаточно гибкая. В первой половине XVII века антагонизм старого и нового обретает выраженный вид, новые силы, новые субъекты активизируются, а спохватившийся абсолютизм обретает характер реакционной диктатуры, пытающейся остановить перемены – возникает РСО. В ее исторических рамках фиксируются неоднократные РСУ, которые при разных случайностях могли бы развернуться в революцию. Конкретика исторических случайностей (диалектически не оторванных от исторической необходимости) развернула в революцию конкретно РСУ конца 30х годов. Подобная историческая структура капиталистической трансформации вполне прослеживается во Франции, России и пр.. Можно аргументировать подобную структуру для феодальных трансформаций по странам Европы, при переходе от первобытного строя к классовому. Эта общая структура демонстрирует четкую и достаточно жесткую увязку роста нового субъектного фактора с объективным ростом нового строя в целом, очень относительную автономию первого (фактор случайности). И, несомненно – при всех размывах случайностями закономерностей, общая закономерность такая: чем позднее РСУ, тем более вероятно ее разрешение революцией – пока такое разрешение (если не состоялось раньше) не станет неизбежным при любых случайностях. В том числе неравномерно, но устойчиво нарастает “субъективная сторона”, все более “достаточно СИЛЬНАЯ”. Показательны РСУ в РСО капиталистической трансформации Испании. Опека просвещенного абсолютизма второй половины XVIII века способствовала завершению генезиса капиталистического уклада, соответствующих субъектов, формированию буржуазной культуры и идеологии. С тем в конце XVIII века сложилась РСО. На несколько десятилетий установился режим реакционного абсолютизма, прерываемый попытками свержения феодализма. Особенность главных РСУ в Испании – важная роль внешних факторов, особенно – Франции. При наполеоновской оккупации страны в начале XIX века старые господствующие классы, естественно, не могли “сохранить в неизменном виде свое господство”, просто жить по-старому. Национальный гнет ужесточил состояние “нужды и бедствий угнетенных классов”, оккупационный режим вызвал “Значительное повышение … активности масс”. В общем – национальные верхи “не могли”, низы “не хотели”, а интервенты как-то и “не могли”, и “не хотели”. С тем РСУ приняла вид неудавшейся (в силу еще слабости буржуазного субъекта Испании, лишь воспользовавшегося ослаблением субъекта феодального внешними силами) Революции 1808 (низы захотели смочь). Эта РСУ в победоносную революцию не развернулась, после ее подавления сохранялась РСО, но феодализм “революцией” был дополнительно подорван. Потому уже в 1820 году началась, видимо, собственно буржуазная революция, назревшая по внутреннему состоянию страны. Но интервенция теперь уже реставрационной Франции (по решению реакционного Священного союза) помешала нормальному развитию событий, восстановила господство уже более слабого по внутренним меркам феодализма, свернула революцию в особого рода РСУ. Только Революция 1834 года окончательно разрешила противоречия старого и нового строя, утвердила давно назревшее преобладание нового над старым, установила господство (раннего) капитализма. Последующие “революции” XIX века – свержения реставрационных БУРЖУАЗНЫХ режимов, неоднократных в особо неоднородной стране.

            Россия с запаздыванием повторяла историю Франции и Англии. На века позднее установился феодализм, на века позднее он стал классическим, ленно-крепостническим. Поздний феодализм (с изживанием крепостничества и пр.) утвердился во Франции и в Англии в веке XV, в (основных районах) России – ко второй половине XIX века. Во всех случаях победа поздних феодальных отношений открыла простор развитию производительных сил (особенно в России на буксире капиталистических Англии, Франции и др.) – базе генезиса капитализма. Т. н. революционная ситуация рубежа 70х-80х годов XIX века в России – первая заявка сформировавшегося капиталистического уклада (с влиянием капиталистического Запада и региональной спецификой России имевшей важные отличия от, например, формационно аналогичной ПАРЛАМЕНТСКОЙ Фронды во Франции середины XVII века). С тем возникла ситуация противостояния растущего капиталистического уклада и господствующего феодализма, самодержавие обрело характер реакционной диктатуры (Контрреформы и пр.). Поскольку возникла РСО – постольку любой значимый кризис обретал потенции РСУ. Но поскольку для необходимого слома строго строя новый уклад ДОЛЖЕН стать “достаточно СИЛЬНЫМ” – Революцией (5 года) разрешилась только РСУ первых лет XX века. А поскольку Россия всегда подвергалась деформирующему формационное развитие влиянию более развитого Запада – постольку ее формационно аналогичные явления обретали ярко выраженную специфику. С тем Маркс и Энгельс в предисловии ко второму русскому изданию Манифеста поставили вопрос о возможности начала Мировой революции в России рубежа XIX-XX века. Уроки классовой борьбы капиталистического Запада изначально задали антагонизм антифеодальных сил России. С тем ее пролетарское движение – гораздо более зрелое, чем во Франции конца XVIII века (в том числе: вместо заговорщеского бабувизма – большевизм, опирающийся на массы). С другой стороны – пуганная чужим опытом и необычайно самостоятельным российским пролетариатом российская буржуазия не рискнула “надеть сапоги 1793 года” якобинцев, ограничилась минимальной победой капитализма (в духе пресвитериан и фельянов), антифеодальным топтанием Столыпина вместо энергии Кромвеля и Наполеона (энергичны были все трое против эксплуатируемых; против диггеров, бабувистов, большевиков соответственно). БУРЖУАЗНЫЙ режим “феодальной” Реставрации (распутинщина) имел особо патологический вид. Но нежелание буржуазии сокрушить феодализм максимально, с учетом интересов трудящихся, обернулся “якобинским” характером “славной” Февральской революции (красная символика, изначально Советы, пресечение попыток буржуазии ТОЖЕ перейти от монархии Реставрации к монархии типа вигской или Июльской и пр.). А в общем российская специфика перехода от феодализма к капитализму и моменты случайности обернулись Октябрем. За определением революционной ситуации Ленин пишет: “Такая ситуация была … в 60-х годах прошлого века в Германии, в 1859-1861 года, в 1879-80 годах в России, хотя революций в этих случаях не было”. Что канонической коммунистической революции в Германии нет до сих пор – и это практически исключает ее любую возможность на полтора века ранее – остается только констатировать. А капитализм победил в Западной Германии рубежа XVIII- XIX века на буксире Великой Французской революции, в Восточной – в результате Революции 1848 года (по активности пролетариата и робости буржуазии уже предвосхитившей Революцию 5 года). Немецкие события 60х годов XIX века были формационно внутрикапиталистическими. Их можно было, в принципе, развернуть в РСУ перманентной революции типа Октября – не сработали моменты внутренних случайностей такой опережающей революции, ТОЖЕ отсутствие коммунистического буксира более развитых стран, а главное – детальная марксистская концепция перманентной (обязательно сознательной, не стихийной) революции была разработана только Лениным. Далее… В середине XIX века наконец-то и в России свершился социальный переворот – переход от (ленно-)крепостного феодализма к позднему. Во второй половине 50х годов имел место натиск прогрессивных сил – в 60е годы не свергнутые, но обновившиеся власти провели антикрепостнические реформы. До буржуазной революции феодальной России еще надо было дорасти; собственного перманентного перехода к социализму в ФЕОДАЛЬНОЙ России быть не могло; а для возможности пути социалистической ориентации нужен был зарубежный социализм. Уже первая заявка о себе капиталистического уклада на рубеже 70х-80 годов могла, наверно, стать исходным моментом Мировой революции и начала социалистического пути России. Но трудности такого пути для этой страны и на более высокой ступени развития говорят определенно – Россия в конце XIX века могла бы идти по пути социализма только при поддержке социалистического или коммунистического Запада. “Такая ситуация была в 1905 году в России …”. “Такая ситуация” советской наукой понималась как РЕВОЛЮЦИЯ (с моих позиций – разрешившая РСУ начала века). Придать этой революции якобинский характер буржуазия не захотела, удовлетворившись минимальной, пресвитеранско-фельяновской победой капитализма, а пролетариат (старания большевиков и пр.) не смог. С последним Революция 5 года имела потенции на перспективу РСУ перманентной революции, но тогда эти потенции не реализовались (да и не могли в реальной истории: были еще очень слабы – и без Революции на Западе). Однако без опыта той революции не было бы “новоякобинского” Февраля, по-сути – РСУ Октября.

          Открыв глубинные законы общества, Маркс и Энгельс открыли возможности глубокого понимания естественного развития общества, прогнозов будущего. Но знание достаточно глубинных законов любой формы материи позволяет достаточно искусственно менять ее естество, планировать и создавать будущее с заданными свойствами конкретно развивающихся таких форм. В начале XXI века остается только констатировать в веке XX сосуществование естественного капитализма на естественной базе естественно капиталистических производительных сил даже в самых развитых странах и искусственного социализма на той же базе (также сосуществование естественного докапиталистического классового строя и альтернативного ему искусственного пути социалистической ориентации). Главная причина возможности искусственной альтернативы общественному естеству – возникновение марксизма, задавшего, даже при начальном несовершенстве, особую значимость субъектному фактору, способному обеспечить впервые в истории какой-то переход от стихийной истории к сознательной. Теперь какие-то субъекты оказались способны придавать объективной (в любом случае) истории “субъективное” своеобразие. Т. е. возник новый фактор развития общества (или обрел новое значение некий прежний). Как его называть и как соотнести новое течение истории с прежним, объективные законы развития которого установили Маркс и Энгельс? Остро наметила проблему концепция перманентной революции Маркса и Энгельса, поставивших вопрос об особом переходе к коммунизму стран, производительные силы которых еще не требовали коммунистических производственных отношений. Первые классики исходили из возможности такого искусственного перехода на буксире перехода естественного к коммунизму достаточно развитых стран. Отчасти похожие переходы в истории известны давно (переход архаической Америки сразу к феодализму “на буксире” Европы и пр.). Отличие, в том числе, перманентной революции от подобных переходов – при минимуме внешнего насилия (без геноцида аборигенов с простым экспортом на зачищенные территории нового общества и т. п.) и при максимуме активного, СОЗНАТЕЛЬНОГО участия трудящихся отсталых стран. Уже в середине XIX века Маркс и Энгельс допускали, что Мировую революцию НАЧНУТ не передовая Англия, а более отсталые Франция и Германия. Т. е. буксир Англии предполагался не тянущим за собой, а перед собой толкающим. В предисловии ко второму русскому изданию Манифеста, Первые классики ИТОГОВО предполагали толкающий буксир Западной Европы в отношении отсталой России. Но в обоих случаях принималось, что отсталые пионеры Мировой революции ее перманентные звенья только начнут – до скорого все же тянущего за собой буксира уже коммунистических стран. Такого взгляда ВПОЛНЕ придерживался и Ленин до 20х годов в отношении пионерской России. Т. е. до названных годов ход истории понимался, все же, почти по-прежнему, больше естественным. Сознательное вмешательство в естество исторического развития принималось минимальным, с тем очень углубленного теоретического рассмотрения не требовавшим. Но реально возникла ситуация, когда пионерская страна, с производительными силами, только переставшими задавать феодализм, оказалась без хотя бы опосредственной подпорки производительных сил коммунистических стран. Такой вариант все три Классика плотно не просчитали и по естественным законам общества даже считали невозможным (особенно неоднократные заявления Ленина, что без Западной Революции Революция Наша погибнет). Реальность не очень по прежним расчетам требовала либо капитуляции перед буржуазией – либо радикально новых расчетов. Такие расчеты – и их частичную реализацию – начал Ленин в начале 20х годов. Но успел он мало, а начало 20х годов еще позволяло надеяться на все же скорую Западную революцию, до которой предполагалось продержаться дополнительные годы – не десятилетия. Т. е. задача представлялась все же легче объективной. Полнее (и все же недостаточно) задача осозналась после начала Стабилизации капитализма середины 20х годов, совпавшего со смертью Ленина. Задачу пришлось решать без Гения. Возможно, задача была бы УСПЕШНО решена при дружной работе большевиков, их лидеров. Но уровень этих лидеров (без Гения) оказался объективно ниже – в том числе в плане дружной работы – необходимого. ДОСТАТОЧНО правильно задача решена не была. В практике это обернулось крахом социализма; в теории – придумыванием, в том числе, субъективного фактора, равнозначного (или даже более важного) закону соответствия производственных отношений уровню производительных сил. По-сути это было возвращение (на, т. с., новом витке спирали) к субъективизму, субъективному идеализму в общественных вопросах, волюнтаризму домарксового коммунизма бабувистской традиции (разумеется – с приспособленными ссылками на Классиков). А формационно Россия начала XX века была близка Франции столетием раньше, когда домарксистские коммунисты собирались устанавливать коммунизм, опираясь на свою решимость, волю, организацию и т. д.. У тех предшественников марксизма тогда не получилось практически ничего (позднейший их максимум – полунечаянная Парижская коммуна 1871 года); немалые успехи марксистов XX века в (формационно близкой Франции начала XIX века) России требуют объяснения не полубланкистского сталинистской традиции

             В общепринятом противопоставлении объективности и субъективизма термин СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР – неудачный, сбивающий, маскирующий субъективизм, волюнтаризм и т.п.. Так назван особый ОБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР, связанный с деятельностью особых объектов – сознательных, сознающих – субъектов. Суть этой субъектной деятельности – не в неизбежно каком-то (случайном) субъективизме любых субъектов, а в объективном ее содержании сквозь все случайные субъективизмы. Делить факторы объективного развития на объективные и субъективные – нелепо. Все они объективные. Но одни связаны со объективностью стихийной реализацией объективных законов, а другие – с объективностью сознательной (более или менее). Полностью стихийным является развитие природы без человека, до возникновения человечества. Как-то сознательным является развитие природы Человеком. Но и это развитие, и развитие Человеком человеческих отношений долгое время было мало сознательным, мало субъектным, с тем много стихийным. Начала производящей экономики и политики (с соответствующими знаниями, даже как-то научными) дела принципиально не меняли. Капитализм положил начало очень сознательному (изучению и) преобразованию природы. И в рамках капитализма общественная наука дозрела до марксизма, что обеспечило первые варианты (почти неизбежно – “первые блины”) альтернативы естественному обществу XX века. Целесообразно разделять (понятийно и терминологически) не объективные и субъективные факторы, а объективные факторы стихийного и сознательного (естественного и искусственного) существования, развития объективной реальности. Это не противоречит подходу Классиков. Целесообразно выделить ступени сознательного развития. Незрелые субъекты первобытного общества “развивали” его почти не сознательно (относительно сознательными были отдельные действия, связывающиеся в общие результаты стихийно). Понятийную специфику соответствующего субъектного, слегка сознательного фактора можно оттенить термином АРХАИЧЕСКИЙ (сознательный) фактор. Сознательный фактор классового строя можно обозначить как ПОЛИТИЧЕСКИЙ. А сознательный фактор с выходом из классового общества – как именно, просто (недостаточно, но очень) СОЗНАТЕЛЬНЫЙ. {Есть резоны против таких терминов – терминология черновая. Трудно одному вырабатывать хорошую терминологию даже для выработанных понятий.}

         Ленин всегда боролся с субъективизмом в политике, упорно поднимал сознательность большевиков против их стихийных оппортунистических ошибок, пролетариата против его естественного тред-юнионизма, разрабатывал концепцию искусственного (даже при Революции на Западе) перехода отсталой России к социализму. Его редчайшие обозначения примерно сознательного фактора субъективным – в принципе допустимы (о терминах не спорят – договариваются; неделимые по обозначению атомы расщепляются, исследуется структура элементарных частиц и пр.). Но опасность акцентирования субъективности и т. п. без Гения вполне проявилась в “теоретически оправданном” субъективизме, волюнтаризме Сталина, Хрущева и пр., особенно в оправдывании террористических форм подчинения объективности субъективистским, малосознательным эмпиризмом. И обычно нечетко определяемый (в определениях типичны: “и пр.”, “и др.”, “ и т. д.”). СУБЪЕКТИВНЫЙ фактор стал палочкой-выручалочкой облегченного объяснения движения к коммунизму страны, едва вышедшей из феодализма – и без прямой поддержки коммунистических стран Запада, НЕОБХОДИМОЙ согласно ВСЕМ Классикам. Ситуация соответствующего движения без той поддержки при Ленине только обозначилась, Лениным только начала ОБЪЕКТИВНО разрешаться. Без Ленина получились сталинщина, негативы реального социализма и его крах – сознательно не преодоленное стихийное приведение (не смотря на субъективистские метания лидеров – благодаря им) производственных отношений к производительным силам, объективно уступающим капиталистическим США и др..

          По естеству развития капитализма эта формация должна кончиться, когда производительные силы перерастут ее производственные отношения. Начало соответствующей кончины капитализма – революционная ситуация в общем смысле – сосуществование и борьба еще господствующего капитализма и нарастающего коммунистического уклада (экономического, культурного и пр.), его крепнущего субъектного фактора. В рамках этой РСО (нынешний рубеж тысячелетий?) могут возникать неоднократные революционные ситуации в узком смысле. С конкретикой второстепенных, случайных факторов канонической коммунистической революцией может разрешиться более ранняя или более поздняя конкретная РСУ. Дорастание сознательного фактора до научного уровня еще в раннем капитализме (материальный факт) меняет естественную картину перехода к коммунизму. Сразу (еще при вполне капиталистических производительных силах) возникает возможность сознательного опережения естественного процесса, возможность перехода к новому строю через победу не формационно новых сил, а через победу сознательно переросших формационно буржуазное естество (естественный тред-юнионизм пролетариата в первую очередь) каких-то сил старых. Сознательный фактор дорос до достаточно научного уровня при производительных силах, относительно близких коммунистическим, но дал первые результаты при производительных силах менее развитых – в более успешной сознательной борьбе против более слабой стихии естества отсталых стран. С появлением задолго до возникновения коммунистических производительных сил ТАКИХ “старых” факторов (таких политического уклада, субъекта) складывается (в реальной истории с XIX века) необычная РСО. В ее длительных хронологических рамках в странах разного уровня развития не могут не возникать неоднократные прокоммунистические РСУ (естественные кризисы капитализма при уже наличии мощного марксистского движения), которые МОГУТ (с разной вероятностью в зависимости от конкретики случайностей) быть сознательно развернуты (чрезвычайно важен уровень сознательности, очень опосредственно и по конкретностям случайно связанный с уровнем производительных сил конкретной страны) в неестественные – опережающие, перманентные – революции даже без буксира победивших канонических революций. Ленин, АКТУАЛЬНО, ОСОБО занимавшийся проблемами именно перманентной революции в отсталой стране, писал особо именно о РСУ последнего типа, о разных острых ситуациях (не всегда правильно трактуемых наукой и позднее) в плане таких РСУ. Очень сознательный фактор возникнув – получает определенные возможности саморазвития независимо от развития производительных сил, определенной автономии от них, от их уровня развития – но полностью быть независимым от них быть не может.

          Наши с И. Г. взгляды по теме не противоположны. Я лишь считаю важным четко акцентировать в истории субъектности общественного развития возникновение марксизма, потенциально меняющего ВСЕ прежнее течение истории (объясненное марксизмом), ВПЕРВЫЕ позволяющего ВОЗМОЖНОСТИ перехода от субъектности более стихийной к сравнительно (для начала) очень сознательной. Только с марксизмом постоянные как-то естественная сознательность масс, их какая-то стихийная организованность и пр. (существовавшие уже тысячи лет, но не менявшие стихийного, естественного хода истории) становятся альтернативно значимым историческим фактором. Субъект – (о)сознающий, сознательный объект. С тем формально “сознательная” и “субъективистская” терминология пересекаются (соответствующие понятия – тоже). И все же считаю целесообразным объективный фактор не называть субъективным: как-то “акцентированный ” в контексте живого языка ТЕРМИН не может как-то не сбивать ПОНЯТИЯ многих марксистов, не может не поддерживать, не оправдывать их не изжитого стихийного субъективизма, волюнтаризма.

          Теперь, с предложенных позиций, рассмотрение статьи СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР В РЕВОЛЮЦИОННОЙ СИТАЦИИ по абзацам.

                                                                  * * *

            В отсталой России более молодой и более страдающий (примерно как в Германии времен Союза коммунистов) пролетариат начала XX века СТИХИЙНО был более боевитым, более жадным до марксизма, т. е. объективно до СОЗНАТЕЛЬНОСТИ, чем уже что-то завоевавший в капитализме пролетариат, например, Германии. Но (в отличие от похожего пролетариата Германии середины XIX века) пролетариат России начала XX века МОГ уже и опираться на опыт марксистского движения других стран, коей возможности не было у марксистов во времена создания МАНИФЕСТА, с тем был более сознательным, чем революционный пролетариат Германии десятилетиями раньше. И очень важной в сознательном факторе была роль гения – Ленина (редкие гении при начальных ступенях научного фактора просто необходимы для успешного применения еще не слишком совершенной науки).

             Ноябрьская революция 1918 года в Германии естественно – не момент сорвавшегося естественного перехода к коммунизму. Но эта кризисное явление классового строя задавало потенциальную РСУ сознательного перехода к нему – при РСО благодаря существованию марксизма. Чтоб эта РСУ развернулась в победоносную Революцию, не хватило достаточно сильного сознательного фактора – достаточно, по своеобразию текущего момента – сильного марксистского движения. Социал-демократия уже скисла, размытая, в конечном счете, капиталистическими производительными силами при своем изначальном слабом понимании и, потому, преодолении стихии ситуации – неожидаемо, не вполне осознаваемо, ”автоматически”; а коммунистическое движение только формировалось.

           “Далеко немаловажную роль в качестве субъективного фактора в революционной ситуации играют люди прогрессивного фланга культуры …” – У меня возражение только против наименования этого объективного факта субъективным фактором (лучше субъектным). Люди культуры в немалой степени определяют общий объективный уровень общества, в том числе косвенно – и производительных сил, не только касательно науки: читающие Лу Синя, братьев Маннов и т. д. пролетарии, в целом, обладают большей общей квалификацией, способны делать более сложную работу. Трудно быстро построить железные дороги, заводы и пр.. Тем более важную роль в деле повышения производительных сил играет автономная от развития узко производительных сил сознательно направляемая культурная революция – в том числе и ознакомление масс с Брехтом, Арагоном, др.. Но духовный рост масс не только повышает уровень производительных сил – он повышает уровень масс как сознательного субъекта истории. Культурный пролетарий скорее станет грамотным марксистом (а “безграмотный марксист” может быть стойким сторонником Советской власти и т. д., но не может быть настоящим марксистом, достаточно сознательно действующим субъектом – больше слепо верует вождям и пр..). Очень отсталая в плане производительных сил Россия начала XX века была на уровне высших образцов духовной культуры самых развитых стран. Без этого объективного, но с формационных позиций несколько случайного, факта не было бы Октября.

                                                                      * * *

             “Революционным марксистам XXI века значительно труднее в своей правоте убедить людей наемного труда, нежели большевикам сто лет назад.” – Если бы Октябрь необходимо назрел по естеству развития общества, то процитированный тезис был бы странным. Производительные силы за век выросли многократно, по такому базисному критерию все страны стали естественно ближе к высотам коммунизма – а “люди немного труда”, почему-то, дальше от субъективного желания свергать капитализм, вроде бы объективно изживший себя век назад даже в отсталой России. Это так же странно, как если бы буржуазия Франции в конце XVIII века осознанно желала капитализма меньше, чем веком раньше, когда соответствующее осознание только зарождающейся буржуазии только намечалось. Но Октябрь – не каноническая коммунистическая революция, необходимо заданная производительными силами самого высокого в истории капитализма уровня. Октябрь – перманентная, (полу)сознательно опередившая естество, революция. Объективная исходная (полу)сознательность оказалась достаточной для опережающей революции, но недостаточной, чтоб успешно развернуться сама и развернуть дальше перманентное движение к коммунизму. Фатальную (полу)несознательность нашей истории надо детально осознать, чтоб грядущие Революции – канонического и, особенно, перманентного вариантов – провести достаточно сознательно. Сделано немало. Но жаркие споры продолжаются. А использование термина “люди наемного труда” вместо “пролетариат” показывает, что с пролетариатом и, соответственно, его исторической миссией не все ясно. Даже хуже – есть, т. с., мнение, что пролетариат в странах, по производительным силам наиболее близких коммунизму, вообще дышит на ладан; хотя в этих странах признается и капитализм, и лица наемного труда, живущие продажей рабочей силы. С тем, естественно, проблема: ориентироваться на историческую миссию пролетариата (учитывая позитивный и негативный опыт XX века), апеллируя только к бесспорно классическому пролетариату отсталых стран, формационно более далеких от коммунизма – или снисходить и к “людям наемного труда” стран, формационно к коммунизму более близких? И вопросы … Почему (согласно “итоговому (! – А, М.) выводу”), с ПОЗИЦИЙ ОСНОВ “возобладали бюрократические тенденции”? Получится ли “заранее определить средства, с помощью которых после взятия власти современным пролетариатом (отсталых стран; или включая “лиц наемного труд” самых развитых? – А. М.) будет обеспечен бесповоротный переходный период к глобальному бесклассовому обществу”, чтоб хотя бы со второго раза достичь цели, своего соответствия которой с первого раза добилась буржуазия Англии, Франции и пр.? Сейчас это “далеко от выполнения”. – Действительно: сейчас состояние в марксистском движении напоминает склоки в Партии 20х годов после Ленина, с которых началась деградация Партии и весь дальнейший негатив. И. Г. предлагает решения проблем той эпохи… Он ЗАЩИЩАЕТ ЦЕНТРАЛИЗМ “сплоченного боевого отряда единомышленников … в подготовке и совершении революционного свержения господства капитала”, но считает, что в рядах сплоченного боевого отряда единомышленников необходимо было сместить акценты после того свержения в сторону ДЕМОКРАТИИ. Замены более жестких режимов установлений новых строев на более “либеральные” после установлений – естество переходов от строя к строю (падения царской власти в античных Греции и Риме после победы раннего рабовладельческого строя, падение старших тираний в Греции после победы строя классического; во Франции ослабление власти Меровингов после победы раннего феодализма и власти Каролингов после победы классического; падения режимов Кромвеля и Наполеона, последующих Реставраций после полной победы (раннего) капитализма; и пр.). Обычная проблема доброжелательных критиков Ленина – недостаточное понимание, что выход на коммунизм в очень отсталой стране не мог быть естественным, очень добродетельным (естество производительных сил естественно требовало капитализма – не самого развитого), что аналоги с переходами на базе соответствующих переходам производительных сил некорректны; что вообще движения не по стихии естества – движение на паруснике не по направлению ветра и пр. – требуют дополнительных усилий, требует некоторого насилия над естеством, движение против стихии общества – определенного НАСИЛИЯ над НЕСОЗНАТЕЛЬНЫМИ массами. Какое-то насилие над командой при движении судна против ветра оправдывается и ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ осознанным желанием команды идти по пути, не совпадающим с направлением ветра. И это насилие не должно быть диким, зверским, ЭКСПЛУАТАТОРСКИМ, должно быть насилием дисциплины, понимаемой командой, которой УБЕДИТЕЛЬНО объясняют, которая потому СОЗНАТЕЛЬНАЯ. Не могло быть никаких вершин коммунизма в стране, едва вышедшей из феодализма и естественно должной быть только капиталистической, даже ранней капиталистической (проблема остро поставлена в черновике Ленина О НАШЕЙ РЕВОЛЮЦИИ). Нельзя оправдывать, тем более принимать на перспективу, всего ошибочного, что делалось в исторически первых подвижках к коммунизму. Но нужно понимать, что идеальными эти подвижки не могли быть НИ В КАКОМ РЕАЛЬНО ВОЗМОЖНОМ варианте, что начальный режим движения к коммунизму в очень отсталой стране неожиданно без буксира коммунизма развитых (что меняло ВСЕ прежние конкретные расчеты даже Классиков) – это длительный революционный, СИЛОВОЙ режим установления нового строя, скорее в духе якобинцев и даже Наполеона, нежели демократии устоявшегося капитализма. Были в истории Страны Советов ошибки, даже преступные, которых можно было избежать только при более ясном понимании ситуации (при опоре на чужой опыт и т. д.). Можно было избежать любой конкретной ошибки – но не делать много ошибок в реалиях нашей страны начала XX века было невозможно. Тем более не нужно приписывать большевикам лишних ошибок. А непростительной ошибкой многих моих современников я считаю настрой третировать действия большевиков с позиций века спустя. Нужен конкретный и спокойный исторический, ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ анализ, без апологетики и обличений.

              “… X съезд принимает решение о запрете фракций в партии. Это было роковой ошибкой. Данное решение усилило бюрократическую тенденцию в РКП(б)-ВКП(б). В условиях давления мелкобуржуазной среды, при игнорировании партией рекомендаций В. И. Ленина … эта тенденция превратилась в ”сталинизм …”. – Запрет фракций был принят по рекомендации Ленина – ее нужно было игнорировать? И. Г. не оспаривает ОБОСНОВАНИЕ запрета ЛЕНИНЫМ (молчание – знак согласия?). Меня же это обоснование (партия не могла позволить себе в ТЕХ условиях РОСКОШИ тратить силы и время на фракционные выяснения) вполне убеждает. Наша стран была в САМОЙ ОТЧАЯННОЙ с Октября ситуации… Была самая сильная за отмеченное время экономическая разруха – и уже не было сплачивающей (в том числе рабочих и крестьян) Гражданской войны. Отсутствие коммунистической революции на Западе ломало все прежние расчеты. Промедление времени с сосредоточением сил на практических делах было бы СМЕРТИ подобно, если бы Партия, решала объективно важную задачу – “какой стог есть лучше” – на манер Буриданова осла. При малейшей затяжке с рациональным выбором – “любой стог”. Хотя бы как-то “насытиться” – а лишь потом “доедать начатый стог” или подумать об альтернативе ему (тем более – почти наверняка лучший, а, в крайнем случае, не худший (”стогов” было не два) без дискуссий выбрал бы Ленин). По поводу принятия II съездом 1 пункта Устава Ленин говорил (цитирую по памяти): “От плохого пункта мы не погибнем”. С Лениным – не погибли, на III съезде негодный пункт исправили. При Ленине Партия не погибла и от запрета фракций. И даже если X съезд допустил ошибку – что мешало здоровой Партии исправить ее на XI или позднее? Мое мнение – ПОХАБНЫЙ запрет фракций был вынужден в ТО время (как похабные НЭП и мирное сосуществование с империализмом, как ранее похабный Брестский мир). Но с преодолением отчаянной ситуации начала 20х годов запрет должен был быть отменен (в странах народной демократии даже под присмотром Сталина был даже партийный плюрализм). И. Г. высказывает замечательную мысль: “Важнейшая задача партии … - быть ассоциацией-примером”. Эта задача решалась с самого начала Партии, ее надо было настойчиво и УМНО РЕШАТЬ до самой победы коммунизма – даже как-то в условиях чрезвычайного и ВРЕМЕННОГО режима запрета фракций. К сожалению, Партия не СМОГЛА решить задачу без Ленина, становилась нездоровой. Но погибла она не от одного решения одного съезда. И дело даже не столько именно в мелкобуржуазной среде – в общей отсталости страны (даже пролетариата), едва вышедшей из феодализма и не поддержанной ожидавшимся коммунизмом развитых стран. И еще дело в УХОДЕ Ленина (при котором, я уверен, запрет фракций, необходимая временная мера по ситуации, был бы отменен). Еще при умирающем Ленине начались фракционные склоки, в которых фактические фракции большинства использовали формальный запрет фракций. Но ведь можно было ИСПОЛЬЗОВАТЬ и демократический принцип – меньшинство обязано подчиняться большинству (большинство же можно организовать интригами), а неподчинение должно пресекаться. И можно было ведь принять запрет фракций (или еще что в этом духе) даже без Ленина – как принималось многое после Ленина и без освящения его авторитетом. ГОРАЗДО более общие причины, чем любое конкретное (больше или меньше случайное) решение любого съезда, превратили негативные тенденции, ошибки, вынужденные временные меры в “сталинизм”; любое одно конкретное решение любого съезда (правильное или нет) само по себе в сущности ничего не меняло.

             “… после взятия власти и подавления сопротивление сторонников свергнутого буржуазного строя … должна кардинально быть усилена демократическая сторона внутрипартийной жизни …” и т. д.. – После, но КАРДИНАЛЬНО наверняка не на другой день после свержения Временного правительства или даже победы в Гражданской войне. В Английской революции XVII века, Великой Французской революции и т. д., когда было подавлено – с опорой на демократическую активность широких масс – самое отчаянное сопротивление сторонников свергнутого феодального строя, быстро установливались закрепляющие жесткие режимы Кромвеля, Наполеона и т. п.. Канонические коммунистические трансформации в самых развитых за историю капиталистических странах предполагаемо пойдут иначе – как, в идеале, и перманентные в отсталых странах на буксире коммунистических. Но в нашей отсталой стране начала XX века ситуация была качественно хуже. Никакого коммунистического буксира. И можно не соглашаться с моим формационным сопоставлениям Февральской революции конкретно со Славной революцией 1688 года в Англии – но крайнюю формационную отсталость России начала XX века – особенно сейчас, когда Западной революции нет в странах, гораздо более развитых, чем страны, уже век назад гораздо более развитее тогдашней Россия – отрицать невозможно. И нелепо с общих позиций марксизма полагать, что в самом начале капиталистической формации можно ждать готовых предпосылок хотя бы раннего коммунизма – разных демократических сторон всех составляющих жизни, например. С общих марксистских позиций Россия начала XX века, более отсталая, чем тогдашние развитые страны, естественно была готова к самому плохонькому совершенству строя, которого нет в самых развитых странах современности, не более, чем Франция Меровингов к самому плохонькому капитализму. Естественно Россия была готова только к раннему капитализму (формационно типа Англии года 1700). Социал-демократы были неправы не в том, что указывали на ту естественную САМОСТОЯТЕЛЬНУЮ неготовность России к послекапиталистической формации (это признавали и Ленин, Партия до сталинистской фальсификации марксизма) – их предательская неправота в том, что они (представляясь социалистами, долго марксистами, долго агитировав за Мировую революцию рубежа XIX-XX века, с тем обнадеживая отсталые страны) отвергали возможность перманентного движения к той формации; что они, придираясь к обозначившейся завышенности прогнозов Маркса и Энгельса в плане КАНОНИЧЕСКОЙ революции, прячась за ту завышенность, отказались и МЕШАЛИ совершать ОПЕРЕЖАЮЩИЕ (перманентные по Марксу и Энгельсу) революции в развитых странах, подставив добросовестных марксистов отсталой России, где такая революция ПОБЕДИЛА. Издержки усиления демократических сторон партийной жизни В ТЕХ УСЛОВИЯХ вполне показала выматывающая “дискуссия фракций о профсоюзах” – в условиях, когда нужно было немедленно хоть что-то делать практически. Враг в виде разрухи и т. д. угрожает НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ УНИЧТОЖЕНИЕМ – а “Армия” тратит время на поиск именно ИДЕАЛЬНОГО варианта разгрома врага? На год, на два, на три – нужно было усиление не ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ сторон демократического централизма, а его ЦЕНТРАЛИЗОВАННОСТИ, нужен был режим чрезвычайной ситуации (но без ситуации дурака, которого заставили богу молиться – как-то демократизировать нужно всегда; да при Ленине так и было). Сталинистский режим никогда не был демократическим – но во время Войны “сталинский централизм”, как наименьшее зло, признали разные “фракции”, даже репрессированные, даже часть эмиграции. При всем сказанном – любая конкретная централизация не могла быть самой идеальной из возможных (идеальность вырабатывается с опытом, с учебой на ошибках, с их теоретическим осмыслением), рассматривать возможные ТОГДА альтернативы СЕЙЧАС нужно. В этом плане конкретные предложения И. Г. интересны – но не как попреки предшественникам, а как возможные рекомендации НАМ на перспективу.

                                                                                  * * *

             В 3 разделе статьи И. Г. рассматривает современность в слабой привязке к главной теме. Здесь у нас с ним расхождения не по этой теме, а по исторической сути современности. Мой общий взгляд… В самых развитых странах еще и начала XX века существовал классический этап капиталистической формации – аналог классике рабовладения Античности и ленно-крепостного строя Средневековья. Тогда речь могла идти только о перманентном, ОПЕРЕЖАЮЩЕМ переходе к коммунизму в любых капиталистических странах, который – с учетом практики XX века – резонно обозначить социализмом, не в смысле первой фазой коммунизма, а в смысле перманентного пути к нему (и о перманентном пути социалистической ориентации в странах докапиталистических). Со второй половине XX века в самых развитых странах господствует поздний капитализм, аналог позднему рабовладельческому строю – почти без классического рабства и пр. (Поздняя Римская империя IV – VI века н. э.) – и позднему феодализму – почти без ленно-крепостнических отношений и т. д. (в Англии, Франции, России и др. – после изживания названных отношений и до буржуазных революций). Для поздних этапов характерно не ухудшение положения эксплуатируемых, но наоборот (рабы на пекулиях; отмена крепостничества; а поздних пролетариев за пролетариев не признает даже часть марксистов). Тем не менее (а как раз и поэтому) именно поздние этапы формаций являются теми ступеньками, между которыми, и ступеньками, называемыми следующими формациями, нет других ступенек – только соответствующие трансформации (со своими РСО и РСУ и пр.). И. Г. интерпретирует современность с (не абсолютно) иных, относительно моих, позиций, но эта другая тема для дискуссии, мало связанная с названием разбираемой статьи.